— Садитесь, ребята.
А парень ушел.
Не сказать, что очень такой симпатичный тип. И откуда они с Алькой знают друг друга? А может, показалось? Ничего не было? Нет, все-таки было, потому что и Тошка заметила.
— Кто это?
И опять Алька не слукавил. Ведь мог сказать: «Не знаю». А сказал:
— Рядом с нами живет.
— Хороший человек?
Алька усмехнулся:
— Не очень. — И сразу о другом. — Ты подбирать на пианино умеешь?
— Умею. А что?
— Можем ансамбль устроить: рояль, баян…
— И… деревянные ложки! — подхватил Володя.
Всем троим показалось это очень смешным.
Потом Тоня опять Альке:
— А ты на баяне подбирать можешь?
— Я, Тош, все могу. Хочешь, узнаю, как вон того парня зовут?
— Какого?
— Вон того, в рубашке цветочками.
— Ну, узнай.
— Виктор.
— Витя! — крикнула Тошка и спряталась за Володину спину.
Парень сразу оглянулся, пошарил глазами.
— Вот видишь.
— А как это ты? Ну вон ту тетеньку отгадай.
— Теток не могу, отчество путаю.
— А ту девчонку?
— Валя. — Алька сказал громко и девушка обернулась.
— Ты, может, их знаешь?
— Они бы подошли тогда.
— Ну, а правда, правда, как это ты?
— Это, Тош, фокус. Какой же фокусник свою тайну выдаст, верно, Вовка?
Он будто боялся, что Володя заскучает — ведь разговаривали они, а он, Володя, почти все время молчал.
Но ему ни чуточки не было скучно или обидно.
В автобус они едва втиснулись. Им, конечно, сразу довольно сердито напомнили, что они молодежь. Но ребята знали — главное отмолчаться: обе стороны — и обвинение и защита — выскажутся сами. И они пробились к задней стенке, глядели в окно. У Тошки оказалась веточка ивы с желтыми пушинками. Алька и Володя все грозились отъесть их, а Тоня тянула руку вверх, спасала.
— Ну хватит, ну, мальчики.
— Мы голодные.
— Приходите лучше ко мне, я щами угощу.
— Тош, а тебе не влетит? Уже десять.
— Ой, еще как! Я обещала к семи. А вам?
— Мне не влетает.
— А я не знаю. Мама бы волновалась…
— У тебя, Володь, мама просто красавица!
Володя благодарно кивнул Тошке. Какая все-таки девчонка славная!
Хорошо бы приехать, а мама дома. И сказать: «Тошка считает, что ты красавица». — «Кто это — Тошка?» — «Девчонка одна. Очень толковая, между прочим».
— Эй, эй, ребята, наша остановка! — Это крикнул Алька.
С ним вообще не пропадешь.
Дверь Володя открыл своим ключом. Никого. Никакой мамы. И даже папы нет. А жаль. Если бы папа был один, без тети Лиды, Володя и ему рассказал бы, как они с Алькой качались, как дядька ехал на карусели… даже, может, что мама красавица. («А кто сказал?» — спросил бы папа. «Девчонка одна. Ты не знаешь!») Ему прямо не терпелось выплеснуть хоть малую капельку своей радости, своей весны и пробившейся дружбы… И он взял чистую тетрадь в клеточку, начертил на обложке «В. Ч.» — Владимир Черных. А на первой странице написал:
«5 мая. Были с Алькой в Измайлове. Встретили Т. Алька мой друг. Навсегда. В. Ч.».
6
— Охо-хо, странно все же, ну что может быть общего? Она — девочка, они — мальчики. Удивительно!
А ничего удивительного! Ничего! И почему есть люди, которым что хорошо — удивительно, а что плохо — «так и знали». И как довольны, если получается по-ихнему! Людям плохо, а они довольны. И чудно — жизнь твоя идет, как на арене, все будто для них делаешь, чтоб им не скучать.
Вот на скамеечках обсудили Алькиных родителей: одеться не во что, а баян парню купили. А он их в грош не ставит.
Вот принялись за какую-то Нину Цветкову — тоже с мальчиками рано дружить начала…
Володя стоит в своем подъезде и смотрит на соседний — сейчас покажется Алька, и они побегут на пятый этаж, к Тошке. Володя нарочно не выходит, чтоб тетя Лида не видела. Из окна его не заметишь. А с улицы очень даже хорошо. И Володе видна часть улицы, как по ней прохаживается тот самый длинный тип, что в парке. Поглядел на Володю. Остановился. Поманил пальцем. Как маленького. Подойти? Убежать?
А Длинный все сгибает и разгибает палец.
Володя потом сам понять не мог, почему пошел через двор.
— Лети скорей, птенец, — улыбнулся Длинный. Странная была улыбка — только губы. Растянулись и сошлись. А глаза въедливые. — Ты что, кошечки боишься? — Так и сказал «кошечки».
О чем может думать такой человек, когда подманывает пальцем и говорит «кошечки»? Как с ним? Лучше, наверное, не спорить. Володя вытер о подкладку карманов вспотевшие руки.
— Где твой дружок? — А сам продолжал держать Володю под въедливым прицелом.
— Какой?
— Ах ты, дите, не знаешь… Алексей, вот какой. В общем, скажи ему — сегодня не позже восьми. Найди и передай. Вопросов нет?
Длинный обнял Володю, холодные пальцы чуть прошли за воротник. Повернул: иди, мол, ищи. Как хозяин собаку. И Володя пошел к Алькиному подъезду. А холодные пальцы точно остались за воротником.
Володя ничего не сказал — пошел. Бессловесно. Будто принял это положение — хозяин и собака.
Можно ведь было ответить:
«Не передам. Сами найдите». Или еще как-нибудь «Я вам не слуга», например…
Володя медленно пересек двор. Там, на скамеечках, ничто не было потревожено:
— О-хо-хо, вроде б дождик собирается.
— Откуда дождю! По радио передавали…
Ну, конечно, он прозевал. Алька был уже у Тошки. Из окна — звучание подстройки: до-до-до — пианино.
И Алькино непопадание: бум — не в лад, ах-ха — не в лад. И потом наконец вместе!
Володя махал через две ступеньки. 2-й этаж, 3-й…
Может, не говорить? А если Длинный подумает, что Алька сам не захотел прийти? Человек с такими глазами что хочешь сделает. 4-й этаж… До-до-ах-ха…
Доброе позванивание подстройки приближалось, и холод пальцев за воротником начал таять.
Там видно будет. Потом.
Когда Володя позвонил, за дверью засмеялись. «Нашелся! Вон он!» Тошка пустилась бегом по коридору.
— Ой, ну, Володя, ну что ж ты! Мы тут что придумали! — Ждали его. Рады ему.
— Чего придумали? Выкладывай!
Тошкины глаза по-кошачьи светились. (Удивительная все же девчонка!)
— Песню будем сочинять, вот что! Будет своя песня. Свои позывные тоже будут. Алька или я проиграем — все наверх!..
— Кто все? — засмеялся Володя.
— Еще друзья будут, — крикнул Алька из комнаты.
Дверь была открыта, и было видно, как он выбирается со своим баяном из низенького кресла:
— Ох и мебель, мученье мое! — Положил баян на кресло, широко шагнул: — Давай пять.
— Привет, Алька.
Нет, сейчас не надо говорить. Потом, потом.
В комнату протиснулась полосатая соседская кошка, потянулась, дрогнула хвостом. Тошка сразу схватила ее. Подняла ее усатую мордочку:
— Вот она, красавица, тигрица-ягуарица!
— Вот и воспоем кошку, — сказал Алька.
— А что? А что? — Тошка вся светилась. — Эта кошка — хороший человек. — Она всегда сближала эти слова и получалось: «хорошчеловек», Алька подсмеивался над ней:
— А я хорошчеловек?
— Конечно.
— А мой Джек?
— И твой Джек.
— А вот эта капуста на окне?
— Капуста? — Тошка весело кивнула. — Тоже хороший человек.
Володя смеялся и удивлялся сам: вот какую чепуху несут, а почему-то важно.
— Давайте про капусту песню! — крикнул он.
Тошка подбежала к пианино, стукнула по клавишам: получилось что-то вроде тринадцати негритят, как они пошли купаться в море.
Володя дурашливо запел:
Жила-была капуста,
Хороший человек…
Он задумался над рифмой, но Алька — он всегда был смелее — подхватил:
Ни ручек нет, ни ножек,
А только голова!
Тошка смеялась, согнулась прямо над клавишами. Алька скинул баян, плюхнулся в свое кресло, ухватил его за ручки и вдруг:
— Ура! Знаю! Давай, Тошка!
И жило-было кресло,
Отличный человек,
И ножки…
Тошка подхватила:
И две ручки…
А Володя докричал:
И спинка тоже есть!
Они и дальше придумали, как объединились кресло и капуста:
И вместе получился
Прекрасный человек:
Есть ручки, ножки, спинка
И даже голова…
А потом уже сочиняла Тошка, а Володя с Алькой только рты раскрывали для подхвата.
Не было еще в жизни, никогда не было такого хорошего дня!
Когда спускались по лесенке, Володя сказал:
— Алька, тот длинный парень, который в парке…
Алька споткнулся, чуть не полетел.
— А, черт! — потер ногу. — Ну, чего там?
— Велел не позже восьми, сегодня.
— Все? — Алька, не глядя, протянул руку. — До завтра. — И стукнул кулаком в дверь. Был как раз его, второй этаж.
7
Почему это люди не понимают, когда им пора уходить?
Папа устал. Уже прямо не говорит — бормочет. Рот прикрывает пальцами, чтоб не видно, как зевает. А она все — та-та-та, ла-ла-ла. Тетя Лида. Об этом ее мама, между прочим, не просила. Покормила — и иди себе. Будь здорова. Оставь немножечко другим. Володе, например. Ему просто очень нужен сейчас отец. Очень.
— Папка, — зовет Володя из своей комнаты. Но дверь закрыта, не слышно. Да если бы и открыта — как услышать? — ведь тетя Лида! Мыслимо ли — от одного человека столько шума. А Володе надо сказать. Поговорить.
Про это, конечно, нельзя, — как вбежал тогда Алька, белый весь:
— Ты один?
— Один. А что?
— Знаешь… В общем… надо одну вещицу спрятать…
— Давай мне в стол.
— Нет, лучше не дома.
— Постой, Алька, в тополевое дупло можно.
— Ребята не стянут?
— Большие не лазят, а малыши не знают. Это наш тайник.