улице я сняла упаковку — тонкую бумагу в нежных лилиях. В руках у меня оказались коробка английского чая и конверт. Короткое письмо сообщило мне, что в ближайшее время нет возможности принять меня в Париже, не позволяет финансовое положение. Кроме письма в конверте лежали сто долларов.
Бенедикт потом еще приезжала в Москву и приглашала на приемы, но уже в другой дом, к друзьям. Я не пошла.
Лет через пять мы увиделись у меня дома вдвоем. С Фердинандо они расстались вскоре после отъезда из Москвы — его итальянская мама строго запретила ему жениться на француженке. Бенедикт привезла мне две футболки из «Галери Ла Файетт» и красную помаду, такую же, как у нее. Мы вспоминали наш спектакль, смешные случаи на репетициях, она расспрашивала, как теперь живут актеры, что нового у них в жизни. Я рассказывала, что знала. Но про Шурочку не рассказала. Я не могла рассказать о ней. Вернее, я не знала, как перевести.
Алексей Панограф
Санкт-Петербург
Первый выезд
Леха намылился за границу съездить. Уже во второй раз намылился. Но в первый он так намыленным и остался, а поезд в почти братскую страну Югославию ушел без него, увозя тридцать бойцов интерстройотряда «Физик».
Вместе с остальными простыми потенциальными стройотрядовцами Леха отработал положенные субботники, заполнил множество анкет и бумаг, отходил на собрания и инструктажи о том, что за границей можно — ничего и что нельзя — все остальное.
Но в последний момент появились еще двое желающих из «непростых» студентов посетить страну Иосифа Броз Тито, а так как отряд не резиновый, двоих «простых» пришлось сократить. Леха и так-то непонятно по какой ошибке был взят в эту элитарную группу отборных комсомольцев, как минимум комсоргов групп и активистов еще более высокого ранга. Ну, учился почти отлично, ну, защищал честь института и города на олимпиадах по математике и теормеху, ну, выступал на соревнованиях по лыжным гонкам и играл за сборную факультета по футболу, а так с точки зрения комсомола, в целом, был никчемным человеком — и не идейный, и не карьерист.
Ну, не проперла тогда в 86-м халява, и черт с ней. Хотя и словарик сербско-хорватского языка тогда уже Леха приобрел и несловарное слово «пичка» выучил. Ладно, проехали.
Зато сейчас, в 94-м, когда слово «перестройка» уже становилось почти архаизмом, а сам факт ее все еще не наблюдался ни на прилавках, ни в карманах, задумали они с его лучшим друганом Иваном выбраться в Болгарию на лыжах горных покататься. Деньжат малеха удалось заработать, продавая мелким оптом польские печенья и болгарские консервы, которые завозил крупным оптом их бывший одногруппник Гриня, даваший всем своим знакомым товар на реализацию.
Хотя Иван уже побывал пару раз за границей, в отличие от Лехи, но загранпаспорт его не годился, так как вступили в силу какие-то изменения. Быстро можно было получить мидовский паспорт, но для этого требовалось письмо на бланке фирмы иностранного государства, удостоверяющее необходимость означенным гражданам России посещение этой страны с целью ведения совместного бизнеса. У Грини, конечно, было такое письмо, правда, на его имя и имя его жены.
О, благословенное время! Можно было в МИД впарить липовое письмо, в котором заменили имена! И прокатывало. О, жалкие времена! Не было еще фотошопа. Но первые персоналки и даже сканеры, которые многие путали со стримерами, уже были… кое-где, если хорошо поискать. А навыки кружка «Умелые руки» никуда и не девались.
Короче, получили Леха с Ванькой паспорта, по-быстрому, так как уже маячил конец марта, взяли билеты на поезд до Софии и начали собираться. Леха купил на галерее Апрашки новые лыжи Atomic. Старые лыжи Polsport, купленные ему еще в седьмом классе, превратились уже в откровенные дрова. А Иван еще год назад приобрел и уже обкатал в Юкках новые Fisher.
Потом пошли во внутренние дворы Апрашки закупить в 3-дневную дорогу поесть, а в основном выпить.
Ванька деловито шествовал между рядами торговцев, разложивших товар прямо на ящиках, не было еще там тогда ларьков понастроено, вступал в неспешную беседу, просил отрезать ломтик той колбаски и вон той попробовать. И продавцы, чувствуя, что настоящий барин пришел, спешили угостить своим товаром. Иван доброжелательно и подробно объяснял, чего в этой или той колбасе не так, и шел дальше. Он был объективен и, надо сказать справедлив. Если что нравилось — брал и торговался не до последней копейки. Весомо называл цену и брал.
Продавцам водки не особо, конечно, нравилось, что Иван, не стесняясь, отхлебывал из расставленных на ящиках бутылок ценный напиток, но разве с ним поспоришь — в плечах косая сажень, рост сто девяносто пять и глаза добрые. Себе дешевле будет потом водички в бутылку добавить, рассуждали торговцы.
Остановились на водке «Зверь». Если кто помнит, в те времена рекламный ролик про нее шел: Баширов сидит за стойкой бара и выпивает, заходит его благоверная Галя и начинает поливать из автомата по заставленным различными бутылками полкам. Не разбитой остается только бутылка с водкой «Зверь» — самой крепкой водкой. Ее и взяли из расчета литр на день езды.
На вокзале Ванька решил, что надо купить минералочки.
— Возьми мои лыжи — иди к поезду.
На платформе никого. Леха ждал, а Иван все не шел. Оставалось две минуты. Одна.
— Садиться будешь? — спросил проводник.
— Сейчас, минутку. Товарищ должен подойти.
Еще пять минут минуло.
— Все, больше ждать не можем, расписание, — сообщил проводник, начиная закрывать дверь и убирая красный флажок.
Иван бежал к перрону, рюкзак колотил его по спине, но в руках было две бутылки минералки. Он вскочил в последнюю дверь.
Кроме них, в купе никого не было. Чуть позже стало ясно, что и во всем вагоне больше никого, кроме шустрого, немного косящего проводника Валеры. Да и на весь поезд пассажиров было меньше, чем проводников.
Первым делом — самолеты. Поэтому, когда Иван отдышался и остудил себя полбутылкой минералки, взялись устанавливать Лехе крепления.
Сделал дело — гуляй смело. За окном унылый пейзаж уже начинал погружаться в потемки.
— Ну, вздрогнули.
Чуйка у Валеры работала отменно. Не успели опрокинуть, как он нарисовался в дверях.
— Чайку не же… Ребята, может, вам стопочки организовать? Чтоб культурненько. А третью можно прихвачу?
— Ну что, Валера, не зря Ваньку-то ждали? А то что бы ты в пустом вагоне делал?
— Натюрлих, мужики. Я именно это и сам как чувствовал. Где-то в глубине души. Без вас ехать…
Двухдневный запас ушел под дорожные байки.
Леха нашелся через два вагона. Свернувшись калачиком, лежал на голой полке в пустом купе. Пошел в туалет водички попить и заблудился. Все-таки пить надо соразмерно живой массе тела. В Ваньке за девяносто живого веса, а Леха хотя и не маленький, но худой. А пили поровну.
Ванька помог Лехе с ориентацией в пространстве, и с его помощью тот очутился в родном купе на нижней полке. Там и забылся неспокойным похмельным сном. Надолго.
А почти пустой поезд меж тем начал одна за одной пересекать границы недавно образованных суверенных государств: Латвия, Белоруссия, Украина… И везде паспортный и таможенный контроль. Там, где еще недавно был безграничный во всех смыслах Советский Союз, образовались вновь испеченные погранцы и таможенники, и они с упоением, на новенького играли в «недобрых полицейских». А игрушек было немного. На весь вагон полтора человека: Иван и Леха, бессловесным бревном лежащий на полке.
Ванька за двоих утолял неуемное любопытство пограничников — куда, зачем, на сколько. И вообще, какого хрена поперлись с лыжами в Болгарию??? Каждый пытался найти, к чему придраться. Украинский парубок долго вертел в руках паспорта, а потом изрек:
— Не действительны.
Ни фига себе заявы!
— Без вкладыша о гражданстве не действительны, — и пограничник вместе с паспортами быстро исчез.
Леха безучастно прикрыл глаза — сил даже на слабый протест не было. Иван с трудом нагнал пограничника через три вагона и обменял зеленую десятидолларовую бумажку на два красных паспорта.
Стараниями Ивана добрались-таки до границы бывшего Союза, и в дверях появился черноусый румынский пограничник с цыганскими глазами. Леха все еще был бревном. Иван привычно подал два паспорта представителю иностранного государства. Но на этот раз краснокожие книжицы полетели обратно.
— Толь-ко свооой пас-порт. Каж-дый сааам.
Ванька подал румыну свой паспорт. Потом как в пальцы восковой куклы вложил Лехе его паспорт и, потянув за руку, посадил на полке. Лехе удалось зависнуть в положении неустойчивого равновесия на те несколько секунд, пока пограничник, взяв его паспорт, сличал оригинал с фото. Леха наглядно опровергал расхожее мнение о том, что хуже, чем на фотографии в паспорте, можно выглядеть только в гробу.
В Румынии вагон ожил. На остановках стали садиться пассажиры. Ожил и Леха. Сбылась давняя мечта — выехать за границу. Пока заграница наблюдалась только из окна и мало отличалась от российских пейзажей. А дома вдоль дороги напоминали хрущевки.
Ну, вот и София. Выгрузились — уже вечер. В Боровец решили ехать утром, поэтому поселились на ночь в дешевом привокзальном отеле и пошли прогуляться по городу.
Уходившись, забрели в оживленное многолюдное кафе. Столиков много, но ни одного свободного. Но все демократично, как и в Советском Союзе было. Люди спокойно подсаживаются за столики, где есть свободные места, — посетители в основном парами, а столики на четыре, а то и шесть посадочных мест. Леха с Иваном подошли к столику, где сидели две симпатичные девушки:
— Can we sit here?
Улыбаются, но отрицательно качают головой. Вот облом. Ладно, идут к другому столику. На запрос на посадку там тоже отрицательно качают головой из стороны в сторону… и опять с улыбкой. Издевательство. А как же «русские и болгары — братья навек»? А песня: «стоит под горою Алеша, Алеша… в Болгарии русский солдат». Стоит, не присядет Алеша, в Болгарии русский турист…