В третьих, с собой брали по большой баночке чёрной икры, которую можно было "толкнуть" с большой пользой для командировочного бюджета. Словом, применение упомянутых экономических приёмов резко расширяло возможности обретения заграничных шмоток. Правда, мудрые ветераны, и набив шкаф костюмами "оттуда", на работу ходили одетыми от фабрики "Большевичка", чтоб выглядеть "как все". А то, неровён час, положит на тебя глаз партсекретарь да обвинит в отрыве от народных масс и преклонении перед Западом. А такое случалось в звериной борьбе за выезд "туда".
Ещё одной палочкой-выручалочкой, но тоже о двух концах, во внешторге были подарки. Одно время я работал в отделе Японии и стран южных морей, так япошки по доброте душевной чуть не на каждую встречу, не говоря уже о праздниках, таскали часы, калькуляторы, приёмнички разные нам в подарок. А все подарки (подчёркиваю – все), мы должны были безропотно сдавать куда следует в силу царившего принципа "Похваленный или паче чаяния одаренный врагом – враг народа.
Сейчас-то, насколько я знаю, отбирают подарки на сумму свыше 5 тыс. рублей, а тогда прямо смех и грех. Вот и приходилось порой по сговору с начальником идти на грех присвоения социалистической собственности. А куда деваются все сданные подарки я узнал много позже, попав случайно в спецсекцию ГУМа, где можно было за свои деревянные рубли отовариться импортными товарами, оставшимися с иностранных выставок, реквизированных таможней и… нашими подарками. Увидел там вызывающий слюнку зависти музыкальный центр с выгравированной на нём золотом дарственной надписью. Хотели, видно, японцы обойти известный им порядок и тем потрафить нашему замначальнику управления, да дудки, не вышло.
Так вот, курировал я среди прочего от главка наш экспорт пушнины, а потому выезжал со спецами на аукционы, главным среди которых был
Лондонский. Надо сказать, что если непревзойдёнными торгашами считаются евреи, а второе место скромно удерживают татары, то в пушном бизнесе татары обошли всех, и татарский даже считается в нём международным профессиональным языком. Ну, Лондон это отдельная песня, а рассказать хочется о командировке в Бухару на отбор экспортного каракуля.
Заманили меня туда друзья-татары, обещая пару халявных шкурок да шапчонку меховую, но перед самым выездом одному их коллеге как раз дали "по шапке" за то, что привёз пару головных уборов – одну себе, другую, как водится, начальнику. Кто-то "настучал", и вылетел родимый из министерства. Не начальник, конечно. Тот отделался партийным порицанием, но добрую традицию на время заморозили. Но и без того командировка удалась на славу.
Принимал нас директор местного института каракулеводства, с виду обычный чучмек в панамке и парусиновых штанах с волдырями на коленках. Но оказался человеком удивительным. Вечером зашёл в наш гостиничный номер, а за ним шофёр в поте лица затащил ящик коньяка и овощей с фруктами, да столько, что в номере было не повернуться.
Сели чин-чинарём с любезной "принимающей стороной" и засиделись чуть не до утра. Вот тут-то он и раскрылся.
Что доктор наук, секретарь райкома, директор института – это всё лабуда. А главное, как он признался после чтения замечательных по музыкальности стихов Омара Хайяма, то, что он из рода чингизидов, то есть потомков самого Чингиз-хана. Пушниной, мол, пусть занимаются татары и бухарские евреи, а высшая власть всё равно в руках узбеков, но только тех самых тайных чингизидов. И не только власть. На свет появилась вынутая из парусиновых штанов и перетянутая чёрной резиночкой аккуратная скатка сторублёвых купюр, по-местному – "зузы"
(от узбекского "зуз" – сотня). И это не всё. На стол легло удостоверение сотрудника КГБ, в конце которого мелким шрифтом прописано "с правом ношения оружия".
С утра, кое-как отпоившись зелёным чаем и щуря по-узбекски весьма мутные глаза, отправились по базам. Удивило то, что всё начальство оказалось в таком же убойном состоянии, что и мы. Разгадка крылась в том, что накануне отмечался праздник "грех пополам", то есть завершение сдачи-приёмки каракулевых шкур и шерсти, а значит и раздела той самой левой "зузы".
Пропущу будни с их скучными производственными деталями и перейду к описанию "отвальной". Вот уж где в полной мере проявилось узбекское гостеприимство, не чета даже грузинскому. К обеду выбрались в рыбоводческое хозяйство, расположились на бережку пруда.
Шофёры начальнических чёрных "Волг" с ловкостью и расторопностью опытных халдеев "накрыли поляну". Пока суть да дело, директор хозяйства отлучился, как он сказал, за рыбкой. Я, предвкушая радости рыбалки, напросился с ним.
Сели в лодку, завели мотор, раздвинули покоящуюся в воде традиционную пару ящиков, с коньяком и водкой, и отплыли. На мой вопрос "А где снасти?" я получил в руки увесистую дубинку. Вся рыбалка заняла не более десяти минут. Лодка под умелым водительством узбека выписывала круги, а из воды свечкой вылетали опупевшие от шума рыбины, оказавшиеся толстолобиками, и падали прямиком мне под ноги. Моей задачей было тут же врезать им промеж удивлённо вылупленных глаз и успокоить. Сваренная из них в большом казане уха не поддаётся описанию.
К вечеру, хотя и перемежали еду в целях протрезвления кислым творогом с чесноком и зеленью, все были изрядно наклюкавшись. Тут подкатила ещё одна чёрная "Волга", из неё выбрался упитанный директор птицефермы, оценивающе оглядел всю честную компанию и сказал: "Не тем закусываете". За ним уже маячил шофёр, с трудом удерживая в руках верещавшую свору кур, из которых и содеяна была
"курная уха". О вкусе ничего не скажу, плохо помню, но насыщенный бульон вмиг поставил нас на ноги и позволил достойно завершить веселье.
В заключение скажу, да вы уж наверняка и сами догадались, что все узбекские начальники в нашем узком коллективе были родственники и те самые чингизиды. Бить или не бить
Как-то устаканилось мнение, что бить или даже отшлёпать ребёнка – не метод воспитания. Мой отец под неусыпным надзором своей тёщи и стало быть моей бабушки, бывшей дворянки, а в моё время – домоправительницы в нашей семье, позволял себе только подзатыльники.
Да и то тут же слышалось "Мон шер, вы так его последние куриные мозги выбьете". То есть любые потуги отца ужесточить воспитание пресекались на корню.
Вот, скажем, прибыли мы на дачу, что снимали в Переделкино. Пруд рядом, а я плавать не умею. Вот и стал канючить у отца, чтобы научил. А он за завтраком и говорит, мол, нет лучше способа научить ребёнка плавать, как сбросить его в воду с лодки. В нём тогда взыграют инстинкты и поплывёт за милую душу. А бабушка тут же ему, мол, вы ещё ребёнка с крыши сбросьте, авось инстинкты взыграют и полетит. Так и не научился в тот сезон плавать.
Вот ещё расскажу, чего стоили мне бабушкины уроки этикета и поведения за столом. Отец тогда учился в Военно-дипломатической академии, где, кстати, офицеров-фронтовиков тоже учили буржуазному этикету и даже искусству танца. Как-то взял он меня с собой в академию, чтобы после лекций отвезти на дачу. Сидел я как дурак в актовом зале с книжицей, а в обеденный перерыв пошёл с отцом в столовую.
А там к нам за столиком присоединился генерал-лейтенант, директор академии, и, вовсю демонстрируя демократические отношения с простым народом, затеял шутливый разговор со мной. Мне как раз официантка
(тогда ещё самообслуживания не было и в помине) принесла второе – куриный окорочок с гречневой кашей, обильно политой томатным соусом вроде теперешнего кетчупа. Я, желая продемонстрировать знание этикета, предписывавшего курицу есть руками, растянул окорочок как рогатку в желании разорвать надвое.
И тут, о, ужас, оторванная половина выскользнула и шмякнулась прямо в директорский нос, забрызгав всё генеральское лицо и его парадный мундир оранжевыми бусинками гречневой россыпи. Какой афронт, как сказала бы моя бабушка. Резко побледневший отец пытался трясущимися руками вытереть генеральское лицо с застывшей на нём улыбкой салфеткой. У примчавшейся с вафельным полотенцем официантки это получилось лучше, и директор через притихший в гробовом молчании зал отправился подмываться.
Так вот, даже после этого отец, проявив интеллигентность и понимание правил педагогики, не выдрал меня смертным боем, а лишь слегка пожурил. А я всё-таки уже с высоты преклонных лет считаю, что надрать ребёнку задницу время от времени просто необходимо и оному весьма полезно. Судите сами. Всю жизнь, как только задумаю несусветную глупость, всплывает в памяти образ трамвая "Б" или как его звали в народе – "бэшки". И вот почему. Прямо перед домом, по
Пироговке пролегали трамвайные пути, и повадились мы, мелкота дворовая, за проезжающие трамваи цепляться и на коньках за ними с гиканьем катиться. Не останавливало даже то, что однажды мой дружок,
Петька из 13-ой квартиры, споткнулся, разбил голову и чуть не попал под колёса трамвая.
Так вот, мчусь я как-то этаким макаром, уцепившись за бэшку, и тут с натугой приоткрывается её задняя дверь и появляется рука с фибровым чемоданчиком. Я с таким же потом на тренировки бегал на стадион "Труд", что рядом с клубом завода "Каучук". И этот чемоданчик со всего маха мне по ряхе хрясь. У меня аж всё кругом поехало и в глазах помутилось. Правда потом, когда уж в себя пришёл, оказалось, что помутилось оттого, что размазались о мою глупую голову помидоры, выскочившие при ударе из чемоданчика. В то время мужики стеснялись таскать авоську, а купленные продукты пристойно носили в таких чемоданчиках.
Как-то у меня тогда вроде просветления в мозгу случилось и понял я задним умишком, что добрый урок может быть преподан и ударом по голове. За трамваями, вестимо, больше не бегал.
Подзабылись уже времена "Брежневского застоя", а если что и вспомнишь, то со смехом. Действительно, пусть не удивляется молодое поколение, а смеялись тогда много, да и было чему. Прежде всего, самому генсеку. Сколько анекдотов ходило, особенно к концу его долгого правления. И про "сосиски сраные" в его произношении