А вдруг, скакать и скакать?
Мангола тебе не догнать!
– Ты и сам разжирел, детина! —
вздохнула кобыла. И в спину
подул богатырский ветер.
Гой еси! Есть кто на свете?
Все овраги поперепрыгали,
Вражий род не курлыкает.
Гой еси! Поскакали.
Мужики нас догнали
и спросили строго:
– Как рубежи?
Да как у бога
за пазухой: вроде тихо,
только слышно, как бродит лихо
по бескрайним равнинам.
– У, богатырь, ты точно былинный,
беспокойный, как сама природа.
Верно, она ж наплодила уродов!
Вот и бегай теперь, ищи бел свет, добрую зиму.
Гой еси! Я камень в мир ваш кину.
Скачи, витязь, от мытарств,
скачи от бед на обед,
скачи, пока конь не дрогнул.
И чего же ты там припомнил:
о царевне-королевне задумался,
о жене, о дожде? Не думал ты,
что дорога к дому так коротка!
Скачи, потому что устала рука
меч булатный держать,
устала губа клич бросать.
Для губы твоей каша наварена
не царевной, а простою Варварою:
вар-вар-вар, Варвара кашу варила,
витязя любила,
любила красивого,
самого милого!
А как звать его, величать – забыла.
Щас вернётся к тебе милый,
память то и подправит.
А после полмира
от зла, напасти избавит!
На буяна и боя не надо:
ему по полю шастать награда!
Ивану б сеять да пахать,
к ночи до смерти устать,
омыться и спать ложиться.
Но буяну не до сна,
голова свела с ума,
надо поле объезжать,
злого ворога искать:
– Где сидит, в какой канаве,
притаился где, каналья?
Тёмна, тёмна, тёмна рать,
я иду тебя искать!
Эй, Иван, скачи домой,
щи поспели, дети в вой!
Хватит шастать по полям,
в хоровод вернись-ка к нам.
– Я вам дам, село, бузить.
Воеводе тут и быть,
на посту, на боевом!
(Не пойти ли мне домой,
что полям этим будет?
Ночь постоят, не убудет.)
И отправился буянище спать:
выпить мёду, курей пострелять!
Доброму витязю и дракона не жалко:
– Чтобы больше, гнида, не алкал
малых детушек кровопийца
да жён беззащитных убийца!
Головы драконьи срубил и задумался:
– Вот если б я раньше додумался
оседлать летающую змеину,
то полетел бы над краем родимым:
как там родные шведы,
что у них на обеды?
Они бы кричали: «Эй, рыцарь,
дома чего не сидится?»
Или: «Великий воин,
хорошо ль тебе там, на воле?»
А может быть: «Викинг,
глаз драконий выколь!»
Вот это, мать вашу, слава
от меча до забрала!
А сейчас чего будет, вон:
рты раззявят: «Дракон!»
Ну на кол башку повесят,
позабавятся дети.
Победитель три раз плюнул,
голову змея засунул
в сумку свою великую
и с наимощнейшим криком
домой на кобыле помчался:
– Я самый могучий, встречайте!
Над тушей горного дракона
рука зависла Андрагона:
– Мой меч,
твоя голова с плеч!
Ну и рыло,
чтоб ему пусто было.
Сам знаю, что не летаю,
по горке крутой спускаюсь, мечтаю:
зуб драконий в кармане,
подарю его маме,
вырежу статуэтку,
малу драконью детку,
и пущай её внуки играют!
А маме
подарю коготь:
крючочек выточу, дёргать
отец будет рыбу-кита!
Маманьке же привезу кусочище языка,
жена нажарит,
половину соседям раздарит.
Но что же всё-таки маме?
Сын живой, здоровый и сами,
вроде бы, ничего.
Поживём, родная, ещё!
– Нету силы-силушки
у Ильи, Ильинушки! —
раскряхтелся старый дед,
доедая свой обед.
Что, состарился, Илья?
Ты ж живьём не видел богатыря,
тяжелей топора не держал оружия,
а на пирищах бил себя в груди:
– Я да я,
где правда моя?
В бороде колючей!
Вот чёрт живучий.
Соседи гутарят:
– Сто лет тебе вдарит?
– Сто не сто,
молодой я ещё!
Ну, молодой не молодой,
а как лунь лесной, седой,
молодецкая, правда, душа:
– Подавай, мать, жрать сюда! —
орёт ещё на старуху,
пятую в своей жизни подругу.
– И за что тебя бабы любят?
Нас то так не приголубят.
Старый Илья хохочет:
– А надо морду то не ворочать,
а петушком, петушком,
завалишь её и бочком.
– Ну да?
– Подавай заветну книгу сюда
и записывай за мной:
был я Ильёй богатырём…
Вот так первая былина и родилась,
а родившись, понеслась
по белу свету!
Мы искали белый свет.
Говорят: «Нету.»
Не отдай меня, мать,
зарубеж умирать!
Не отдай меня, отец,
заграницу под венец!
Не отдай меня, родня,
я у вас чи как одна!
Не пущайте меня к князю —
чужеземнейшей заразе!
Двери позапирайте,
никуда не пускайте!
Замков навесьте,
на каланчу залезьте
и смотрите в поле чистое:
не идёт ли сила нечистая
во главе с князем Володимиром
да с воеводой Будимировым.
Как увидите их, так кричите,
скоморохи из ворот выходите
и спляшите же пред дураками,
замордуйте моими стихами!
И падёт князь, падёт войско!
А вы силок бросьте
на Будимирова,
богатырешку всеми любимого,
и волоком к нам тащите,
да под замки заприте
вместе со мною,
красой молодою.
А там и за свадебку
хвалёну да сладеньку!
Гуляй Украина
без Будимира!
Вот и мы в Саратове
ничем не хвастали
доселе,
пока на богатыря не насели!
Ты не привык отступать,
ты не привык сдаваться,
тебе и с бабой подраться
не скучно,
но лучше
всё же на князя ехать,
руками махать и брехать:
– Один я на свете воин!
Я и не спорю,
поезжай хоть на князя,
всё меньше в округе заразы!
Но до меня доехать всё-таки надо,
я буду рада
копью твоему и булату,
а также малым ребятам
и может быть, твоей маме.
Дай бог, жить она будет не с нами.
Былинки от Инки
Ай, степной казак,
да всё ему не так:
– Надоела родна степь,
за бугром бы умереть!
Вот собрался сход:
– Надо нам идти в поход
во Индию далёкую,
во сторону глубокую,
посмотреть на Чудо-юдо.
Знать бы, ждать его откуда?
Ну надо, так надо,
выползли из полатей,
взяли штыки боевые,
пищали (пушки полевые)
и в поход!
Тяжело, но вперёд.
А где и сядут, помечтают,
серых уточек постреляют,
костерок запалят,
поедят и в путь вдарят:
идут, предвкушая с драконом сразиться,
пищали ж должны пригодиться!
Долго ли шли, не долго
(пусть дни считает Волга),
но пришли в далёку страну.
Видят там гору одну,
которая жаром дышит,
а из её дышла
выползает огромный мужик,
светел у него лик.
И говорит мужик казакам:
– Вы дни считали по дням?
Вас уже год дома нету,
жёны одни, плачут дети,
скотина то мрёт, то дохнет,
поле ржаное сохнет,
пока вы тут прохлаждаетесь
бесстыжие и ведь не каетесь!
Оторопели казаки, попятились,
пушки свои попрятали
и ползком, ползком до дома,
до самого града Ростова!
А в Ростове на Дону
я который год тону,
и собрался народ:
– Высшее существо
потонет или потонёт?
Как Иван в поход собирался,
об одном только не догадался,
что до роста отца
ему не хватает два-три,
а может и все четыре вершка!
Ничего, он берёт меч
и бегом (а то тятенька будет сечь)
до тёмного леса!
Через ёлку пролезет,
устанет.
Что делать дальше не знает.
Но тут, на беду, занятие нашлось,
Чудо-юдо откуд-ниоткуда взялось
и говорит: «Куда путь держишь, дурак,
меч то не тянет в руках?»
Иван чего-то аж растерялся.
Нет, он никогда ничего не боялся,
но отсутствие роста
преимущества не давало:
– Ты б, Чудо-юдо, мне идти не мешало,
я на войну собрался,
дома с маменькой поругался.
– Чего ж ты с мамкой не воюешь,
а по кустам от бабы сачкуешь?
Опять Ивашечка растерялся,
он мал ещё, не догадался,
что мамку надо было куснуть
и тихо-мирно уснуть,
иль на случай самый насущный,
на деда в бой идти большущий,
а не бегать по тёмному лесу
в поисках волчьего интересу.
Малец лобик свой почесал,
развернулся и побежал,
на весь лес: «Маманя!» – ревел.
Чудо-юдо над ухом пел.
В свой дом Ивашечка забёг,
аж взмок,
а меч в лесу оставил.
Батя нашёл и розгами вдарил.
С тех пор рос сыночек послушным,
на войну ходил, как на службу,
с мечом деревянным на батю родного:
разок в зад уколет, не более.
Жили-были все на свете:
мужики, деды и дети.