Князю Владимиру искон до веку.
ИЛЬЯ МУРОМЕЦ И КАЛИН-ЦАРЬ
Как Владимир-князь да стольно-киевский
Поразгневался на старого казака Илью Муромца,
Засадил его во погреб во глубокий,
Во глубокий погреб во холодный
Да на три-то года поры-времени.
А у славного у князя у Владимира
Была дочь да одинакая;
Она видит: это дело есть не малое,
А что посадил Владимир-князь да стольно-киевский
Старого казака Илью Муромца
В тот во погреб во холодный;
А он мог бы постоять один за веру, за отечество,
Мог бы постоять один за Киев-град,
Мог бы постоять один за церкви за соборные,
Мог бы поберечь он князя да Владимира,
Мог бы поберечь Апраксу-королевичну.
Приказала сделать да ключи поддельные,
Положила-то людей да потаенныих,
Приказала-то на погреб на холодный
Да снести перины да подушечки пуховые,
Одеяла приказала снести теплые,
Она ествушку поставить да хорошую
И одежду сменять с. нова на ново
Тому старому казаку Илье Муромцу.
А Владимир-князь про то не ведает.
И воспылал-то тут собака Калин-царь на Киев-град,
И хотит он розорить да стольный Киев-град,
Чернедь-мужиков он всех повырубить,
Божьи церкви все на дым спустить,
Князю-то Владимиру да голова срубить
Да со той Апраксой-королевичной.
Посылает-то собака Калин-царь посланника,
А посланника во стольный Киев-град,
И дает он грамоту посыльную,
И посланнику-то он наказывал:
«Как поедешь ты во стольный Киев-град,
Будешь ты, посланник, в стольнеем во Киеве
Да у славного у князя у Владимира,
Будешь на его широком дворе,
И сойдешь как тут ты со добра коня,
Да и спутай коня ты на посыльный двор;
Сам поди-ко во палату белок а мен ну;
Да пройдешь палатой белокаменной,
Да и войдешь в его столовую во горенку.
На пяту ты дверь, да поразмахивай,
Не снимай-ко кивера с головушки,
Подходи-ко ты ко столику к дубовому,
Становись-ко супротив князя Владимира,
Полагай-ко грамоту на золот стол,
Говори-тко князю ты Владимиру:
«Ты, Владимир-князь да стольно-киевский,
Ты бери-тко грамоту посыльную
Да смотри, что в грамоте написано,
Да гляди, что в грамоте да напечатано;
Очищай-ко ты все улички стрелецкие,
Все великие дворы да княженецкие,
По всему-то городу по Киеву,
А по всем - по улицам широкиим
Да по всем-то переулкам княженецкиим
Наставь сладкиих хмельных напиточек,
Чтоб стояли бочка о бочку близко-поблизку,
Чтобы было у чего стоять собаке царю Калину
Со своими-то войсками со великими
Во твоем во городе во Киеве».
То Владимир-князь да стольно-киевский,
Брал-то книгу он посыльную,
Да и грамоту ту распечатывал,
И смотрел, что в грамоте написано,
И смотрел, что в грамоте да напечатано,
А что велено очистить улицы стрелецкие
И большие дворы княженецкие,
Да наставить сладкиих хмельных напиточек
А по всем по улицам широкиим
А по всем-то переулкам княженецкиим.
Тут Владимир-князь да стольно-киевский
Видит: есть это дело не малое,
А не мало дело-то, великое,
А садился-то Владимир-князь да на черленый стул,
Да писал-то ведь он грамоту повинную:
«Ай же ты, собака, да и Калин-царь!
Дай-ко мне ты поры-времечки на три году,
На три году дай и на три месяца,
На три месяца да еще на три дня,
Мне очистить улицы стрелецкие,
Все великие дворы да княженецкие,
Накурить мне сладкиих хмельных напиточек
Да и наставить по всему-то городу по Киеву
Да и по всем по улицам широкиим,
По всим славным переулкам княженецкиим».
Отсылает эту грамоту повинную,
Отсылает ко собаке царю Калину;
А и собака тот да Калин-царь
Дал ему он поры-времечки на три году,
На три году дал и на три месяца,
На три месяца да еще на три дня.
Еще день за день ведь как и дождь дождит,
А неделя за неделей как река бежит.
Прошло поры-времечки да на три году,
А три году да три месяца,
А три месяца и еще три-то дня;
Тут подъехал ведь собака Калин-царь,
Он подъехал ведь под Киев-град
Со своими со войсками со великими.
Тут Владимир-князь да стольно-киевский,
Он по горенке да стал похаживать,
С ясных очушек он ронит слезы ведь горючие,
Шелковым платком князь утирается,
Говорит Владимир-князь да таковы слова.
«Нет жива-то старого казака Ильи Муромца:
Некому стоять теперь за веру, за отечество,
Некому стоять за церкви ведь за божии,
Некому стоять-то ведь за Киев-град,
Да ведь некому сберечь князя Владимира
Да и той Апраксы-королевичной!»
Говорит ему любима дочь да таковы слова:
«Ай ты, батюшко Владимир-князь наш стольно - киевский!
Ведь есть жив-то старыя казак, да Илья Муромец;
Ведь он жив на погребе на холодноем».
Тут Владимир-князь-от стольно-киевскии,
Он скорешенько берет да золоты ключи
Да идет на погреб на холодный,
Отмыкает он скоренько погреб да холодный
Да подходит ко решеткам ко железныим,
Растворил-то он решетки да железные.
Да там старый казак, да Илья Муромец.
Он во погребе сидит-то, сам не старится;
Там перинушки, подушечки пуховые,
Одеяла снесены там теплые,
Ествушка поставлена хорошая,
А одежица на нем да живет сменная.
Он берет его за ручушки за белые.
За его за перстни за злаченые,
Выводил его со погреба холодного,
Приводил его в палату белокаменну.
Становил-то он Илью да супротив себя,
Целовал в уста его сахарные,
Заводил его за столики дубовые,
Да садил Илью-то он подли себя,
И кормил его да ествушкой сахарною,
Да поил-то пить идем да медвяныйм,
И говорил-то он Илье да таковы слова:
«Ай же, старый казак да Илья Муромец!
Наш-то Киев-град нынь в полону стоит,
Обошел собака Калин-царь наш Киев-град
Со своими со войсками со великими.
А постой-ко ты за веру, за отечество,
И постой-ко ты за славный Киев-град,
Да постой за матушки божья церкви,
Да постой-ко ты за князя за Владимира,
Да постой-ко за Апраксу-королевичну!»
Так тут старыя казак да Илья Муромец,
Выходил он со палаты белокаменной,
Шел по городу он да по Киеву,
Заходил в свою палату белокаменну,
Да спросил-то как он паробка любимого,
Шел со паробком да со любимыим
А на свой на славный на широкий двор,
Заходил он во конюшенку в стоялую,
Посмотрел добра коня он богатырского.
Говорил Илья да таковы слова:
«Ай же ты, мой паробок любимый,
Верный ты слуга мой безызменный,
Хорошо держал моего коня ты богатырского!»
Целовал он его в уста сахарные,
Выводил добра коня с конюшенки стоялый
А и на тот на славный на широкий двор.
А и тут старыя казак да Илья Муромец,
Стал добра коня он заседлывать:
На коня накладывает потничек,
А на потничек накладывает войлочек,
Потничек он клал да ведь шелковенький,
А на потничек подкладывал подпотничек,
На подпотничек седелко клал черкасское,
А черкасское седелышко недержано,
И подтягивал двенадцать под прутов шелковыих,
И шпилечики он втягивал булатные,
А стремяночки покладывал булатные,
Пряжечки покладывал он красна золота, -
Да не для красы-угожества,
Вади крепости все богатырскоей:
Еще подпруги шелковы тянутся, да оны не рвутся,
Да булат-железо гнется, не ломается,
Пряжечки-ты красна золота,
Они мокнут, да не ржавеют.
И садился тут Илья да на добра коня,
Брал с собой доспехи крепки богатырские:
Во-первых, брал палицу булатную,
Во-вторых, брал копье мурзамецкое,
А еще брал свою саблю вострую,
А еще брал шалыгу подорожную.
И поехал он из города из Киева,
Выехал Илья да во чисто поле,
И подъехал он ко войскам ко татарскиим
Посмотреть на войска на татарские:
Нагнано-то силы много-множество,
Как от покрику от человечьего,
Как от ржанья лошадиного
Унывает сердце человеческо.
Тут старый казак да Илья Муромец,
Он поехал по раздольицу чисту полю,
Не мог конца-краю силушке наехати,
Он повыскочил на гору на высокую,
Посмотрел на все на три-четыре стороны,
Посмотрел на силушку татарскую,
Конца-краю силы насмотреть не мог.
И повыскочил он на гору на другую,
Посмотрел на все на три-четыре стороны,
Конца-краю силы насмотреть не мог.
Он спустился с той со горы со высокий,
Да он ехал по раздольицу чисту полю
И повыскочил на третью гору на высокую,
Посмотрел-то под восточную ведь сторону,
Насмотрел, он под восточной стороной,
Насмотрел он там шатры белы
И у белыйх шатров-то кони богатырские.
Он спустился с той горы высокии
И поехал по раздольицу чисту полю.
Приезжал Илья ко шатрам ко белыим,
Как сходил Илья да со добра коня
Да у тех шатров у белыих.
А там стоят кони богатырские,
У того ли полотна стоят у белого,
Они зоблют-то пшену да белоярову.
Говорит Илья да таковы слова:
«Поотведатъ мне-ка счастия великого».
Он накинул поводы шелковые
На добра коня да и богатырского
Да спустил коня ко полотну ко белому:
«А и допустят ли-то кони богатырские
Моего коня-де богатырского
Ко тому ли полотну ко белому
Позобать пшену да белоярову?»
Его добрый конь идет-то грудью к полотну,
А идет зобать пшену да белоярову;
Старыя казак да Илья Муромец,
А идет он да во бел шатер.