Приходит Илья Муромец во бел шатер;
В том белом шатри двенадцать-то богатырей,
И богатыри всё святорусские,
Они сели хлеба-соли кушати,
А и сели-то они да пообедати.
Говорит Илья да таковы слова:
«Хлеб да соль, богатыри да святорусские!
А и крестный ты мой батюшка,
А и Самсон да ты Самойлович?»
Говорит ему да крестный батюшка:
«А и поди ты, крестничек любимыи,
Старыя казак да Илья Муромец,
А садись-ко с нами пообедати».
И он выстал ли да на резвы ноги,
С Ильей Муромцем да поздоровкались,
Поздоровкались они да целовалися,
Посадили Илью Муромца да за единый стол
Хлеба-соли да покушати -
Их двенадцать-то богатырей,
Илья Муромец да он тринадцатый.
Они поели-попил и, пообедали,
Выходили из-за стола из-за дубового,
Они господу-богу помолилися.
Говорил им старыя казак да Илья Муромец
«Крестный ты мой батюшка, Самсон Самойлович
И вы, русские могучие богатыри!
Вы седлайте-ко добрых коней,
А и садитесь вы на добрых коней,
Поезжайте-тко да во раздольицо чисто поле,
А и под тот под славный стольный Киев-град.
Как под нашим-то под городом иод Киевом
А стоит собака Калин-царь,
А стоит со войсками великими,
Разорить хотит он стольный Киев-град,
Чернедь-мужиков он всех повырубить,
Божьи церкви все на дым спустить,
Князю-то Владимиру да со Апраксой-королевичной
Он срубить хочет буйны головы.
Вы постойте-тко за веру, за отечество,
Вы постойте-тко за славный стольный Киев-град,
Вы постойте-тко за церквы-ты за божии,
Вы поберегите-ко князя Владимира
И со той Апраксой-королевичной!»
Говорит ему Самсон Самойлович:
«Ай же, крестничек ты мой любимыий,
Старыя казак да Илья Муромец!
А и не будем мы да и коней седлать,
И не будем мы садиться на добрых коней,
Не поедем мы во славно во чисто поле,
Да не будем мы стоять за веру, за отечество,
Да не будем мы стоять за стольный Киев-град,
Да не будем мы стоять за матушки божьи церкви
Да не будем мы беречь князя Владимира
Да еще с Апраксой-королевичной:
У него ведь есте много да князей-бояр,
Кормит их и поит да и жалует,
Ничего нам нет от князя от Владимира».
Говорит-то старыя казак да Илья Муромец:
«Ай же ты, мой крестный батюшка,
А и Самсон да ты Самойлович!
Это дело у нас будет нехорошее,
Как собака Калин-царь, он разорит да Киев-град,
Да он чернедь-мужиков-то всех повырубит,
Да он божьи церкви все на дым спустит,
Да князю Владимиру с Апраксой-королевичной,
А он срубит им да буйные головушки.
Вы седлайте-тко добрых коней,
И садитесь-ко вы на добрых коней,
Поезжайте-тко в чисто поле под Киев-град
И постойте вы за веру, за отечество,
И постойте вы за славный стольный Киев-град,
И постойте вы за церквы-ты за божии,
Вы поберегите-тко князя Владимира
И со той с Апраксой-королевичной».
Говорит Самсон Самойлович да таковы слова:
«Ай же, крестничек ты мой любимыий,
Старыя казак да Илья Муромец!
А и не будем мы да и коней седлать,
И не будем мы садиться на добрых коней.
Не поедем мы во славно во чисто поле,
Да не будем мы стоять за веру, за отечество,
Да не будем мы стоять за стольный Киев-град,
Да не будем мы стоять за матушки божьи церкви,
Да не будем-мы беречь князя Владимира
Да еще с Апраксой-королевичной:
У него ведь есте много да князей-бояр,
Кормит их и поит да и жалует,
Ничего нам нет от князя от Владимира».
Говорит-то старый казак да Илья Муромец:
«Ай же ты, мой крестный батюшка,
А и Самсон да ты Самойлович!
Это дело у нас будет нехорошее!
Вы седлайте-тко добрых коней
И садитесь-ко вы на добрых коней,
Поезжайте-тко в чисто - поле под Киев-град,
И постойте вы за веру, за отечество,
И постойте вы за славный стольный Киев-град,
И постойте вы за церквы-ты за божии,
Вы поберегите-тко князя Владимира
И со той с Апраксой-королевичной».
Говорит ему Самсон Самойлович:
«Ай же ты, крестничек ты мой любимыми,
Старый казак да Илья Муромец!
А и не будем мы да и коней седлать.
И не будем мы садиться на добрых коней,
И не поедем мы во славно во чисто поле,
Да не будем мы стоять за веру, за отечество,
Да не будем мы стоять за стольный Киев-град,
Да не будем мы стоять за матушки божьи церкви,
Да не будем мы беречь князя Владимира
Да еще с Апраксой-королевичной:
У него ведь есте много да князей-бояр,
Кормит их я поит да и жалует,
Ничего нам нет от князя от Владимира».
А и тут старый казак да Илья. Муромец,
Он как видит, что дело ему не полюби,
А и выходит-то Илья да со бела шатра,
Приходил к Добру коню да богатырскому,
Брал его за поводы шелковые,
Отводил от полотна от белого,
А от той пшены от белояровой;
Да садился Илья на добра коня,
То он ехал; по раздольицу чисту полю,
И подъехал он ко войскам - ко татарскиим.
Не ясен сокол да напущает на гусей, на лебедей
Да на малых перелетных на серых утушек, -
Напущает-то богатырь святорусский
А на тую ли на силу на татарскую.
Он спустил коня да богатырского,
Да поехал ли по той по силушке татарскоей,
Стал он силушку конем топтать,
Стал конем топтать, копьем колоть,
Стал он бить ту силушку великую,
А он силу бьет, будто траву косит.
Его добрый конь да богатырский
Испровещился языком человеческим:
«Ай же, славный богатырь святорусский!
Хоть ты наступил на силу на великую,
Не побить тоби той силушки великии:
Нагнано у собаки царя Калина,
Нагнано той силы много-множество,
И у него есте сильные богатыри,
Поляницы есте да удалые.
У него, собаки царя Калина,
Сделаны-то трое ведь подкопы да глубокие
Да во славноем раздольице чистом поле.
Когда будешь ездить по тому раздольицу чисту полю,
Будешь бить-то силу ту великую,
Как просядем мы в подкопы во глубокие,
Так из первыих подкопов я повыскочу,
Да тебя оттуль-то я повыздыну;
Как просядем мы в подкопы-ты во другие,
И оттуль-то я повыскочу,
И тебя оттуль-то я повыздыну;
Еще в третьи подкопы во глубокие,
А ведь тут-то я повыскочу,
Да оттуль тебя-то не повыздыну.
Ты останешься в подкопах во глубокий».
Ай ще старый казак да Илья Муромец,
Ему дело-то ведь не слюбилося,
И берет он плетку шелкову в белы руки,
А он бьет коня да по крутым ребрам,
Говорил он коню таковы слова:
«Ай же ты, собачище изменное!
Я тебя кормлю, пою да и улаживаю,
А ты хочешь меня оставить во чистом поле
Да во тех подкопах во глубокиих!»
И поехал Илья по раздольицу чисту полю
Во тую во силушку великую,
Стал конем топтать да и копьем колоть,
И он бьет-то силу, как траву косит;
У Ильи - то сила не уменьшится.
И он просел в подкопы во глубокие.
Его добрый конь оттуль повыскочил,
Он повыскочил, Илью оттуль повыздынул.
И он спустил коня да богатырского
По тому раздольицу чисту полю
Во тую во силушку великую,
Стал конем топтать да и копьем колоть,
И он бьет-то силу, как траву косит;
У Ильи-то сила меньше ведь не ставится.
На добром коне сидит Илья, не старится.
И он просел с конем да богатырскиим,
И он попал в подкопы-то во другие;
Его добрый, конь оттуль повыскочил
Да Илью оттуль повыздынул.
И он спустил коня да богатырского
По тому раздольицу чисту полю
Во тую во силушку великую,
Стал конем топтать да и копьем колоть,
И он бьет-то силу, как траву косит;
У Ильи-то сила меньше ведь не ставится,
На добром коне сидит Илья, не старится.
И он попал в подкопы-то во третий,
Он просел с конем в подкопы-то глубокие;
Его добрый конь да богатырский
Еще с третьих подкопов он повыскочил,
Да оттуль Ильи он не повыздынул.
Скользанул Илья да со добра коня,
И остался он в подкопе во глубокоем.
Да пришли татары-то поганые,
Да хотели захватить они добра коня:
Его конь-то богатырский
Не сдался им во белы руки,
Убежал-то добрый конь во чисто поле.
Тут пришли татары-ты поганые
А нападали на старого казака Илью Муромца,
А и сковали ему ножки резвые,
И связали ему ручки белые.
Говорили-то татары таковы слова:
«Отрубить ему да буйную головушку!»
Говорят ины татары таковы слова:
«А и не надо рубить ему буйной головы,
Мы сведем Илью к собаке царю Калину,
Что он хочет, то над ним да сделает».
Повели Илью да по чисту полю
А ко тым палаткам полотняныим,
Приводили ко палатке полотняноей,
Привели его к собаке царю Калину,
Становили супротив собаки царя Калина,
Говорили татары таковы слова:
«Ай же ты, собака да наш Калин-царь!
Захватили мы да старого казака Илью Муромца
Да во тых-то во подкопах во глубок них
И привели к тебе, к собаке царю Калину;
Что ты знаешь, то над ним и делаешь».
Тут собака Калин-царь говорил Илье да таковы слова:
«Ай ты, старый казак да Илья Муромец!
Молодой щенок да напустил на силу на великую,
Тебе где-то одному побить моя сила великая!
Вы раскуйте-тко Илье да ножки резвые,
Развяжите-тко Илье да ручки белые».
И расковали ему ножки резвые,
Развязали ему ручки белые.
Говорил собака Калин-царь да таковы слова:
«Ай же, старый казак да Илья Муромец!
Да садись-ко ты со мной а за единый стол,
Ешь-ко ествушку мою сахарную
Да и пей мои питьица медвяные:
И одежь-ко ты мою одежу драгоценную,