Отдам сорок сороков ясных соколов,
Отдам сорок сороков черных соболей,
Отдам сорок сороков черных выжлоков,
Отдам сорок сивых жеребцов».
Тут его молодцы послушались,
Бросали худой бой о сыру землю;
Идут они ко высоку нову терему,
Выдает им собака дани-пошлины,
Насыпает тележки златокованые,
Отправляет в стольный Киев-град
Ко ласкову князю Владимиру,
И ко солнышку ко Сеславьеву.
Тут садились добры молодцы на добрых коней,
Вставали в стременышки гольяшные
И садились в седелышки черкасские.
И поехали молодцы в свою сторону,
Ко ласкову князю Владимиру.
Едут ко высоку нову терему,
Становятся на улицу на широку;
Воходят во палату белокаменну,
Крест кладут по-писаному,
Поклон ведут по-ученому:
«Здравствуешь, ласковый Владимир-князь!» -
«Добро жаловать, удалы добры молодцы!»
Он садит их на скамейки на дубовые,
Наливает чары зелена вина,
Не малые чары - в полтора ведра,
Подает удалым добрым молодцам.
Принимают добры молодцы единой рукой,
Выпивают добры молодцы единым духом.
На резвы ноги стают, низко кланяются:
«Ой ты гой еси, ласковый Владимир-князь,
Привезли мы тебе дани-пошлины,
От собаки Батура Батвесова!»
Кланяется им ласковый Владимир-князь,
Кланяется до сырой земли:
«Спасибо вам, удалы добры молодцы,
Послужили вы мне верой-правдою,
Верой-правдою неизменною!»
ДОБРЫНЯ НИКИТИЧ И МАРИНКА
По три года Добрынюшка-то стольничал.
По три года Добрынюшка да чашничал,
По три года Добрыня у ворот стоял.
Того стольничал-чашничал он девять лет.
На десятые Добрынюшка гулять пошел,
Гулять пошел по городу по Киеву,
А Добрынюшке ли матушка наказывает,
Государыня Добрыне наговаривает:
«Ты пойдешь гулять по городу по Киеву,
Не ходи-тко ты, Добрыня, на царев кабак,
Не пей-ко ты допьяна зелена вина.
Не ходи-ко ты во улицы Игнатьевски,
Во те переулки во Маринкины.
Та ли б… Маринка да потравница,
Потравила та Маринка девяти ли молодцов,
Девяти ли молодцов да будто ясных соколов,
Потравит тебя, Добрынюшку, в десятые.
А Добрынюшка-то матушки не слушался,
Заходит ли Добрыня на царев кабак,
Напивается допьяна зелена вина.
Сам пошел гулять по городу по Киеву,
А заходит ли во улицы в Игнатьевски,
А во те ли переулки во Маринкины.
У той у б… Маринки у Игнатьевной
Хорошо ли терема были раскрашены,
У ней терем-от со теремом свивается,
Однем-то жемчугом пересыпается.
В теремах сидели два сизыих два голубя
Носок-то ко носку они целуются,
Правильными крылами обнимаются,
Разгорелось у Добрыни ретиво сердцо,
Натягает Добрынюшка свой тугой лук,
Накладает Добрыня калену стрелу,
Стреляет ли Добрыня во сизых голубей.
По грехам ли над Добрыней состоя лося,
Его правая-то ноженка поглёзнула,
Его левая-та рученка подрогнула,
А не мог згодить Добрыня во сизых голубей,
Едва згодил к Маринке во красно окно.
Он вышиб причилину серебряную,
Разбил-то околенку стекольчатую,
Убил-то у Маринки друга милого,
Милого Тугарина Змеёвича.
Стоит-то ли Добрыня пораздумался:
«В терем-от идти, так голова пропадет,
А в терем-от нейти, так стрела пропадет».
Зашел-то ли Добрыня во высок терем,
Крест-от он кладет по-писаному,
А поклон-от он ведет по-ученому.
Сел он во большой угол на лавицу,
А Маринка та сидит да б… за завесою.
Посидели они летний день до вечера,
Они друг-то с другом слова не промолвили,
Взял-то ли Добрыня калену стрелу,
Пошел-то ли Добрыня из высока терема.
Ставала ли Маринка из-за завесы,
А берет-то ли Маринка булатный нож,
Она резала следочики Добрынюшкины,
Сама крепкой приговор да приговаривала:
«Как я режу эти следикй Добрынюшкины,
Так бы резало Добрыни ретиво сердце
По мне ли, по Маринке по Игнатьевной».
Она скоро затопляла печь кирпичную,
Как метала эти следики Добрынюшкины,
Сама крепкой приговор да приговаривала:
«Как горят-то эти следики Добрынюшкины,
Так горело бы Добрыни ретиво сердце
По мне ли, по Маринке по Игнатьевне.
Не мог-то бы Добрынюшка ни жить, ни быть,
Ни дни бы не дневать, ни часу бы часовать».
Как вышел ли Добрыня на широкий двор,
Разгорелось у Добрыни ретиво сердце
По той Ли по Маринке по Игнатьевной,
Назад-то ли Добрыня ворочается.
Этая Маринка Игнатьевна
Обвернула-то Добрынюшку гнедым туром,
Послала-то ко морю ко Турецкому:
«Поди-ко ты, Добрынюшка, ко морю ко Турецкому,
Где ходят там гуляют девять туров,
Поди-ко ты, Добрынюшка, десятыим туром».
Как проведала Добрынющкина матушка,
Сама-то ли старуха подымалася,
Пришла она к Маринке ко Игнатьевной
Села-то на печку на кирпичную,
Сама ди говорила таково слово:
«Хочешь ли, Маринка, б… потравница,
Обверну я тя собакой подоконною,
Ты будешь ли ходить да по подоконью».
Этая Маринка Игнатьевна
Видит ли она да неминучую,
Обвернулася Маринка серой ласточкою,
Полетела-то ко морю ко Турецкому,
Села ли Добрыне на могучи плеча,
Говорила ли она да таково слово:
«Возьмешь ли ты, Добрыня, за себя меня замуж,
Отверну я тя, Добрыня, добрым молодцем». -
«Возьму я тя, Маринка, за себя замуж».
Повернула-то его да добрьнм молодцем.
Взял-то он Маринку Игнатьевну,
Посадил он - на ворота на широкие,
Всю он расстрелял из туга лука,
Рассек он, распластал тело белое,
Все ли разметал по чисту полю.
ДОБРЫНЯ НИКИТИЧ И НАСТАСЬЯ НИКУЛИЧНА
Что во стольном городе во Киеве
Еще жил молодой боец Добрынюшка,
Свет Добрынюшка Никитич млад
Со своею родимою со матушкой
Да со Айною верно Александровной.
Было в пору-времечко во летнее,
Что во летнее времечко да во жаркое;
Как задумал удалый добрый молодец
Погулять-то в чистом поле да потешиться.
Как седлает он да коня доброго,
Надевает он доспехи да богатырские,
И поехал он гулять да в чисто полюшко.
Выезжаючи Добрыня во чисто поле,
Он увидел да ископыть великую.
Ой поехал по следу да богатырскому,
На своем ли Добрыня на добром коне.
Видит - едет богатырь да по чисту полю,
На нем платье на богатыре да женское.
Тут Добрынюшка выхватывал свою палицу,
Свою палицу буёву - шестьдесят пудов,
И разъехался - ударил богатыря сзади палицей.
Не дрогнул богатырь да не овёрнулся.
Говорит себе Добрынюшка Никитич же:
«Видно, сила у Добрыни да всё по-старому,
Только смелость у Добрыни да не по-старому».
Как разъехался Добрынюшка во второй раз,
И ударил он богатыря по головы.
Не овернулся богатырь, не сворохнулся.
Тут разъехался Добрыня ко сыру дубу,
Он ударил его палицей буёвою.
Сырой дуб тут на ластенья рассыпался.
Говорит себе Добрынюшка Никитич млад:
«Видно, сила у Добрыни всё по-старому,
Только смелость у Добрыни да не по-старому».
Наезжает он, Добрыня, да во третий раз
И ударил своей палицей богатыря великого.
Тут богатырь обернулся к Добры не же,
Он берет тут Добрыню за честны кудри,
Он кладет Добрыню в мешок кожаный.
Еще едет богатырь на добром коне,
Говорит он сам с собою таковы слова:
«Коли молод в мешке - будет брат родной,
Коли старый в мешке - да голову сниму,
Коли ровня мне, так я замуж пойду».
(Ишь, не разглядела, кого хватит!)
Вынимает из мешка удала добра молодца:
«Еще как тебя звать, да добрый молодец,
Как зовут тебя да всё по имени,
Величают тебя да по отечеству?» -
«Я Добрыня есть да стольно-киевский,
По отечеству да всё Никитьевич». -
«Ты возьмешь меня замуж, так не сниму головы».
Тут Добрынюшка с ей да обручился же,
Они кольцами да поменялись же.
«Хочешь знать мое имя женское?
Я Настасия да дочь Никулична.
Ты бери своего коня доброго
И поедем с тобою в стольный Киев-град
Ко твоей ли родимоей ко матушке,
Повенчаемся с тобой да в церкви божией».
Приезжают они да в стольный Киев-град,
Зрадовалася тут да его матушка,
Свет Анна да верно Александровна:
Сын приехал домой да с молодою женой.
На другой же день гостили они свадебку.
Собиралися на свадьбу да все богатыри,
Приезжал-то старой казак Илья Муромец,
Приходил князь Владимир со княгинею Апраксией.
ДОБРЫНЯ НИКИТИЧ И АЛЕША ПОПОВИЧ
Добрынюшка-тот матушке говаривал
Да Никитинич-от матушке наказывал:
«Ты, свет, государыня да родна матушка,
Честна вдова Офимья Александровна!
Ты зачем меня, Добрынюшку, несчастного спорбдила?
Породила, государыня бы родна матушка,
Ты бы беленьким горючим меня камешком,
Завернула, государыня да родна матушка,
В тонкольняный было белый во рукавчичек
Да вздынула, государыня да родна матушка,
Ты на высоку на гору сорочинскую
И спустила, государыня да родна матушка,
Меня в Черное бы море, во турецкое, -
Я бы век бы там, Добрыня, во мори лежал,
Я отныне бы лежал да я бы до веку,
Я не ездил бы, Добрыня, по чисту полю.
Я не убивал, Добрыня, неповинных душ,
Не пролил бы крови я напрасная,
Не слезил, Добрыня, отцов, матерей,
Не вдовил бы я, Добрынюшка, молодых жен,
Не спущал бы сиротать да малых детушек»,