Ко князю Роману Митриевичу на почестный пир».
Тут два брата, два Ливика
Скоро седлали добрых коней,
Брали свою дружину хоробрую,
Стрельцов удалыих, добрых молодцев;
Не доедучись до князя Романа Митриевича,
Приехали ко перву селу ко Славскому:
В том селе было три церкви,
Три церкви было соборниих;
Оны то село, огнем сожгли,
Разорили те церкви соборние,
Черных мужичков повырубили.
Ехали оны ко второму селу Корачаеву;
В том селе было шесть церквей, -
Шесть церквей было соборниих;
Оны то село огнем сожгли,
Разорили ты церкви соборние,
Черных мужичков повырубили.
Ехали оны ко третьему селу самолучшему,
Самолучшему селу Переславскому:
Во том селе было девять церквей;
Оны то село огнем сожгли.
Разорили те церкви соборние,
Черных мужиков повырубили,
Полонили они полоняночку,
Молод у Настасью Митриевичну
Сотым со младенцем со двумесячным.
А на той ли на великой на радости
Выезжали во далече-далече чисто поле,
На тое раздольице широкое,
Раздернули шатры полотняные,
Они начали есть, пить, прохлаждатися.
А в ты поры, в то время
Князя Романа Митрйевича при доме не случилося:
А был-то князь за утехою,
За утехою был во чистом поле,
Опочивал князь в белом шатре.
Прилетела пташечка со чиста поля,
Она села, пташица, на белый шатер,
На белой шатер полотняненький;
Она почала, пташица, петь-жупеть,
Петь-жупеть, выговаривать:
«Ай же ты, князь Роман Митриевич!
Спишь ты, князь, не пробудишься,
Над собой невзгодушки не ведаешь:
Приехали два брата, два Ливика,
Королевскиих два племянника,
Разорили оны твоих три села:
Во первом селе было три церкви, -
Оны ты церкви огнем сожгли,
Черных мужичков-то повырубили;
В другом селе было шесть церквей, -
Оны ты церкви огнем сожгли,
Черных мужичков-то повырубили;
Во третьем селе было девять церквей, -
Оны ты церкви огнем сожгли,
Черных мужичков-то повырубил
Полонили они полоняночку,
Молоду Настасью Митриевичну
Со тым со младенцем со двумесячным,
А на той ли на великой на радости
Выезжали во далече-далече чисто поле,
На тое раздольице широкое,
Раздернули шатры полотняные,
Едят оны, пьют, прохлаждаются».
А тут князь Роман Митриевич,
Скоро вставал он на резвы ноги,
Хватал он ножище-кинжалище,
Бросал он о дубовый стол,
О дубовый стол, о кирпичей мост,
Сквозь кирпичен мост о сыру землю,
Сам говорил таковы слова:
«Ах ты тварь, ты тварь поганая,
Ты поганая тварь, нечистая!
Вам ли, щенкам, насмехатися?
Я хочу с вами, со щенками, управиться!»
Собирал он силы девять тысячей,
Приходил он ко реке ко Смородине,
Сам говорил таково слово:
«Ай же вы, дружинушка хоробрая!
Делайте дело повеленое:
Режьте жеребья липовы,
Кидайте на реку на Смородину,
Всяк на своем жеребье подписывай».
Делали дело повеленое,
Резали жеребья липовы,
Кидали на реку на Смородину,
Всяк на своем жеребье подписывал.
Которой силе быть убиты,
Тыя жеребья каменем ко дну;
Которой силе быть зранены,
Тыя жеребья против быстрины пошли;
Которой силе быть не раненой,
Тыя жеребья по воды пошли…
Вставал князь Роман Митриевич,
Сам говорил таковы слова:
«Которы жеребья каменем ко дну,
Тая сила будет убитая;
Которы жеребья против быстрины пошли,
Тая сила будет поранена;
Которы жеребья по воды пошли,
Тая сила будет здравая;
Не надобно мне силы девять тысячей,
А надобно столько три тысячи».
Еще Роман силушке-наказывал:
«Ай же вы, дружинушка хоробрая!
Как заграю во первый након
На сыром дубу черным вороном,
Вы седлайте скоро добрых коней;
Как заграю я во второй након
На сыром дубу черным вороном,
Вы садитесь скоро на добрых коней;
Как заграю я в третий након,
Вы будьте на месте на порядноем
Во далече-далече во чистом поле».
Сам князь обвернется серым волком,
Побежал-то князь во чисто поле
Ко тым ко шатрам полотняныим;
Забежал он и в конюшни во стоялые,
У добрых коней глоточки повыхватал,
По чисту полю поразметал;
Забежал он скоро в оружейную,
У оружьицев замочки повывертел,
По чисту полю замочки поразметал;
У тугих луков тетивочки повыкусал,
По чисту полю тетивочки поразметал.
Обвернулся тонким белыим горносталем,
Прибегал он скоро во белой шатер.
Как скоро забегает в белой шатер,
И увидел младенчик двумесячный,
Сам говорил таково слово:
«Ах ты свет, государыня матушка.
Молода Настасья Митриевична!
Мой-то дядюшка, князь Роман Митриевич,
Он бегает по белу шатру
Тонким белыим горносталем».
Тут-то два брата, два Лирика
Начали горносталя поганивать
По белу шатру по полотняному,
Соболиной шубой приокидывать.
Тут-то ему не к суду пришло,
Не к суду пришло, да не к скорой смерти:
Выскакивал из шубы в тонкий рукав,
В тонкий рукав на окошечко,
Со окошечка да на чисто поле;
Обвернулся горносталь черным вороном,
Садился черный ворон на сырой дуб,
Заграял ворон-во первый након.
Тут-то два брата, два Ливика
Говорят ему таковы слова:
«Ай же ты, ворон, ворон черныий,
Черный ворон, усталыий,
Усталый ворон, упалыий!
Скоро возьмем мы туги луки;
Скоро накладем калены стрелы,
Застрелим ти, черного ворона,
Кровь твою прольем по сыру дубу,
Перье твое распустим по чисту полю».
Заграял ворон во второй након.
Воспроговорят два брата, два Ливика:
«Ай же ты, ворон, ворон черныий,
Черный ворон, усталыий!
Усталый ворон, упалыий!
Скоро возьмем мы туги луки,
Скоро, накладем калены стрелы,
Застрелим тя, черного ворона,
Кровь твою прольем по сыру дубу,
Перье твоё распустим по чисту полю».
Заграял ворон в третий након.
Тут-то два брата, два Ливика
Скоро скочил и оны на резвы ноги,
Приходили оны в оружейную,
Схватились юны за туги луки:
У тугих луков тетивочки повырублены,
По чисту полю тетивочки размётаны;
Хватились они за оружьица:
У оружьицев замочки повывёрчены,
По чисту полю замочки разметаны;
Хватились оны за добрых коней:
У добрых коней глоточки повыхватаны,
По чисту полю разметаны.
Тут-то два брата, два Ливика,
Выбегали они скоро на чисто поле.
Как наехала силушка Романова,
Большому брату глаза выкопали,
А меньшему брату ноги выломали,
И посадили меньшего на большего,
И послали к дядюшке,
Чимбал-королю земли Литовская.
Сам же князь-то приговаривал:
«Ты, безглазый, неси безногого,
А ты ему дорогу показывай».
КНЯЗЬ РОМАН И МАРЬЯ ЮРЬЕВНА
Жил князь Роман Васильевич.
И стават-то по утру-то по раннему,
Он пошел во чисто поле гулятися,
Он со Марьей-то со Юрьевной.
Как во ту пору да и во то время
Подхватил Возьяк да Котобрульевич,
Подхватил он Марью-то дочь Юрьевну,
Он увез-увел да во свою землю,
Во свою землю да во Литовскую,
Во Литовскую да во Ножовскую.
Он привез ко матушки Оруды Бородуковны:
«Уж ты ой еси, матушка Оруда Бородуковна!
Я слугу привел тебе, работницу,
Я работницу тебе, пособницу».
Говорит тут матушка Оруда Бородуковна:
«Не слугу привел мне, не работницу,
Ты привел себе да сопротивницу;
Она сидять будет у тя во горнице
Сопротив твоего лица белого».
Тому Возьяк да не ослышался.
Он заходит во гринюшку столовую,
Он берет ей за белы руки,
Еще хочет целовать да в сахарны уста.
Говорит тут Марья-то дочь Юрьевна.
«Уж ты ой еси, Возьяк да Котобрульевич.
Не бери меня да за белы руки,
Не целуй меня да в сахарны уста.
Еще греют ле у вас да по два солнышка,
Ещё светят ле у вас да по два месяца,
Еще есть ли у одной жены по два мужа?
Ты сходи-съезди ты во ту землю,
Ты во ту землю да во Литовскую,
Во Литовскую да во Ножовскую;
Ты не увидишь ле там князя Романа Васильевича?
Ты ссеки у его да буйну голову,
Я тогда тебе буду молода жена».
Тому Возьяк да не ослышался,
Он ушел во ту землю да во Литовскую,
Во Литовскую да во Ножовскую.
Как во ту пору да и во время вздумала
Оруда себе бал собрать.
Наварила она да пива пьяного,
Накурила она да зелена вина,
Назвала себе татарочек-углавночек,
Посадила татарочек тут всех за стол
И тут садила Марью ту дочь Юрьевну,
Еще все на пиру да напивалися,
Еще все на честном да наедалися,
Еще все на пиру да пьяны-веселы,
Как одна сидит Марья да невесела,
Буйну голову сидит повесила.
«Уж ты ой еси, Марья, ты дочь Юрьевна!
Уж ты шо сидишь, наша, невесела,
Буйну голову сидишь повесила?
Еще рюмою ле те обнесла.
Еще чарою ле те обделила?» -
«Ты ни рюмою меня не обнесла,
Ты ни чарою ты не обделила;
Ещё нет у вас да зеленых садов,
Еще негде мне да прогулятися».
Говорит тут матушка Оруда Бородуковна:
«Уж ты ой еси ты, Марья дочь Юрьевна!
Ты поди-гуляй да сколько хочется,
Сколько хочется да сколько можется,
Сколько можется да докуль я велю».
Тут брала ведь Марья золоты ключи,
Отмыкала тут Марья золоти замки,
Вынимала пёрлышки жемчужные,
Рассыпала эти пёрлышки-ти по полу,
Тут ведь стали татарочки сбиратися;
Котора посбирает, та и ослепнет,