Воевода, видевший одновременно такое количество настоящей стеклянной посуды только в Калиграде, удивленно цокнул. Теперь он понял, почему так оттопыривались сумки, притороченные к бокам рыжей лошадки Врасопряхи. Услышав шаги Всеволода, морокунья обернулась. Радужки у нее были желтыми и большими, словно у совы. Воевода приложил усилие, чтобы совладать с собой. В этот раз у него получилось. Почти.
– Прости, я не хотел мешать, – сказал он, ощущая, как за его спиной из воздуха соткался Ксыр, едва не заставив его вздрогнуть.
Врасопряха ответила не сразу. Помолчала, поджав губы, разглядывая его своими чудными глазами. Наконец мотнула головой.
– Ты не помешал. Я уже закончила.
В подтверждение своих слов волховуша отвернулась и принялась собирать склянки. Выплескивая содержимое на землю, она прятала их в деревянный сундук со множеством переборок. Разделенный на отсеки, выстланные соломой, он хитроумно собирался воедино, снабженный ремешками для удобства переноски. Всеволод подивился подготовке морокуньи к походу. Несвойственной колдунам серьезности, с которой она отнеслась к заданию князя.
– Удалось что-нибудь понять? Узнать новое о Скверне? – поинтересовался он.
– Немного. – Врасопряха поднялась и отерла куском ткани выпачканные в алхимической дряни руки. – Что бы это ни было, по воздуху оно не передается. С водой и пищей тоже. Похоже, нужен непосредственный тесный контакт с… хм, носителем болезни, чтобы заразиться.
– Ясно, а носитель – это…
– Это тот, кто имеет поистине медвежью силу и совершенно невероятные, прямо-таки невозможные зубы. Посмотри, что я нашла в одной из ран.
Врасопряха склонилась и достала из ящичка небольшой пузырек. Внутри скляночки лежало загнутое алебастровое нечто. Размером безделица едва превышала фалангу пальца взрослого человека.
– Клык. Острый, но не очень-то и большой. У гыргалицы, медведя или букана поболе будет, – глядя на содержимое склянки, резюмировал Всеволод.
– Ты разве не видишь? У него нет корня, и он полый.
– И что это значит?
– Это означает, что зубы Карасевой Скверны все время растут. Новые вытесняют старые, как у какого-нибудь чешуйчатого гада. Но и это еще не все. Внутри клыка есть канал, через который яд, повлекший заражение, попал в кровь лешего. К тому же следы укусов, мягко говоря, странные. Кажется, у монстра, расправившегося с лешим, удивительное строение челюстей. Они словно обволакивают жертву, впиваются в нее со всех сторон. Ужасное оружие, способное нанести чудовищные раны, но пользуется он им неумело.
– Неумело? Это как же? То есть с чего ты это взяла?
– Любой хищник стремится добраться до уязвимых частей тела жертвы – горла, например. Этот же кусал куда попало. Такое ощущение, что он был…
– Слеп?
– Именно.
– М-да. – Всеволод задумчиво почесал переносицу. – Ни с чем подобным мы доселе не сталкивались. Ядовитая слепая гадина, которая смогла убить ёлса в лесу… Нам нужно быть настороже.
– Читаешь мои мысли, воевода.
Волховуша, упаковав последние вещи в короб, кивнула Ксыру. Гигант молча перекинул ремень ящика через плечо. Всеволод не сомневался, что его ноша весила несколько пудов, не меньше, но парень обращался с поклажей, будто вовсе не замечая ее тяжести. Как и дождя. Вымокшая насквозь косоворотка плотным льняным коконом облепила мускулистое тело гиганта, но он и не думал искать укрытия. Холода, пришедшего с докучливой мжицей, Ксыр, казалось, не чувствовал вовсе.
– А что с ним? – Всеволод кивнул на полускрытое вакорьем тело. – Того и гляди зверье эту заразу по окрестностям растащит. Да и негоже бросать его так. Хранитель леса как-никак. Еще возьмется неупокоенным блазнем [35] мстить нам, ежели не похороним как положено.
– Об этом не беспокойся: я уже сделала все что нужно. И о духе ёлса тоже позаботилась. – Ворожея указала на развороченную грудь лешего. Всеволод только сейчас заметил, что в центре кровавой раны примостилось странное сооружение. Маленькая пирамидка, хитроумно сложенная из веточек, бечевки, перышек птиц, сушеных трав и шариков мха. Не говоря ни слова, женщина сделала шаг к трупу и простерла над ним руки.
В тот же момент лес вокруг них трусливо съежился, умолк и вымер, чтобы через секунду взорваться громким карканьем. Перепуганные вороны снялись с веток и черными брызгами разлетелись во все стороны. Испуганно заржали лошади. Всеволод тоже почувствовал это – сосущее под ложечкой ощущение сжимаемого простора. Как будто он и ворожея очутились в быстро уменьшающемся мыльном пузыре. Чресла окольничего занемели, волоски на коже встали дыбом, а натянутые нервы полоснуло животным страхом. Кровь громко застучала у него в висках, наполняя череп звенящим гулом. Воевода попытался опомниться, тряхнув оглушенной головой. Не помогло.
В воздухе вокруг них клокотали чары. Буйствовала пугающая сила ведьмы с Лысого холма. Она не очаровывала, но пугала своей чуждостью и мощью.
А вот со стороны чародейство Врасопряхи выглядело совсем не впечатляюще. Проявившись в виде тонкой струйки тьмы, чары дымными всполохами стекли с ладоней волховуши на вершину пирамидки. Как только морок соприкоснулся с хитроумно уложенными веточками, труп ёлса, вымокший валежник и даже вода под ним – все вспыхнуло языками зеленого колдовского пламени.
Всеволод отпрянул. Жар от кучи вакорья, ставшей жертвенным костром, шел невыносимый. За спиной у воеводы вскрикнули воины из дружины. С насиженных мест вскакивали с руганью опричники. Ржали и рыли землю копытами кони. И только Ксыр невозмутимо смотрел не на огонь, а на свою хозяйку, ловя ледяными глазами каждое ее движение. Ожидая приказа.
Неприятные ощущения, вызванные колдовством ведьмы, постепенно проходили, оставив черных мушек, танцующих в глазах, и привкус ржавчины на языке. Врасопряха медленно повернулась, и Всеволод с удивлением заметил, как сильно осунулось, побледнело лицо колдуньи. Как выцвели и поблекли ее нечеловеческие глаза. Сделав шаг вперед, она качнулась, но тут же выпрямилась, жестом остановив бросившегося к ней Всеволода.
– Со мной все в порядке.
– А по виду и не скажешь. Ты уж прости, государыня, но краше в гроб кладут, чем ты сейчас зришься.
– Сила богов никому не достается без оплаты, так уж у них заведено, – тихо произнесла кудесница, на лицо которой медленно возвращался цвет. – А упокоить лешего на его же земле даже мольфарам нелегко дается.
– Но коль скоро…
– Послушай, воевода, – холодно перебила окольничего колдунья, – я понимаю, тебе в охотку поболтать, засыпать меня вопросами – может, даже не пряча глаз и не вздрагивая от отвращения, – но я устала, вымокла и замерзла. Так что поговорим позже, хорошо?
Сказав это, Врасопряха в сопровождении Ксыра направилась вверх по откосу. Кольцо гридей расступилось, безмолвно пропуская ворожею. Люди, уступавшие ей дорогу, отворачивались, пряча лица. Боялись лишний раз бросить на колдунью взгляд. И, видя это, Всеволод вдруг ощутил, как стыд кусает щеки. Неведомо почему. Хрустя мелкими ветками под ногами, к нему подошел Пантелей.
– Ежели после каждого заклятья нам придется ворожею на руках нести, то немного дружине от нее подмоги будет, – озвучил мысли воеводы десятник.
Воевода хмуро глянул на дружинника. Сплюнул, стараясь прогнать неприятное ощущение во рту.
– Госпожа Врасопряха справится, ежели надобность такая встанет.
– Ежели? – прищурился вислоусый десятник. – Али когда? Мнится мне, околелый зыбочник – это лишь начало.
– Поживем – увидим, а пока собирай людей в дорогу. Держим путь к Ясным борам. Да пошибчей там. Сдается мне, у зареченцев не так уж много времени осталось.
Пантелей кивнул, и вскорости отряд дружины нестройным рядом выбрался из распадка. За спинами гридей с треском и хлопками догорало колдовское пламя, превратившее дно лога в раскаленную корку черного стекла.
Глава 3В заречье
Через Ясные боры
Весь остаток дня лес тонул в дожде. Долгий моросящий бусенец вкрадчиво нашептывал колыбельную листве. Ни раскатов грома, ни вспышек молний. Казалось, он специально изматывает путешественников. Проверяет их на прочность, заставляет отказаться от своих намерений, повернуть назад. Однако, вопреки погоде, отряд дружины продолжал упрямо продвигаться дальше, в глубь Заречья.
Постепенно мутное пятно солнца, укрытое за серым покрывалом облаков, коснулось горизонта. С наступлением вечера морось прекратилась, но лучше от этого не стало. Над темнеющим сосновником повис холодный туман, густой, как сметана. Озябшие люди темными призраками двигались средь белого вара. Наскоро разбив лагерь, кметы стреножили коней и покормили измученных животных. Даже опричники сегодня не устроили веселых посиделок, молча пытаясь обогреться у едва мерцавшего костра. Вымокшее за день дерево гореть не желало, больше чадя. Разговоры в такой вечер не складывались. Разбросанные по становью приглушенные голоса терялись и смолкали, утопая в темноте. Лагерем овладела тишина.
Обходя становище и проверяя часовых, Всеволод сам не заметил, как ноги вынесли его к шатру колдуньи. Высокий, поставленный чуть поодаль от остальных палаток, он могильным курганом примостился на небольшом заросшем папоротником пригорке. Округ холмика цепкие лапы вай хватали за края туман, походя на густое клокочущее море. Пристанище ведьмы темным шпилем выступало средь неспокойных волн. Гордое и одинокое.
Всеволод огляделся. Невдалеке хрустела овсом в торбе лохматая лошадка ворожеи. Чуть поодаль трещал, нехотя глодая сырой валежник, небольшой костер. Широкая сгорбленная спина Ксыра заслоняла худосочное, исходящее вонючим дымом пламя. Гигант, казалось, спал и не видел воеводу.
«Что я здесь делаю? Зачем пришел? – подумал Всеволод со смущением. – Повиниться за свои слова? Сказать, что был неправ? А может, мне просто хочется увидеть ее. Убедиться, что с нею все в порядке? Ведь я, как-никак, в ответе за всех людей в походе. Эх, чтоб меня черти взяли, ежели знаю».