лыги. Молодой тать едва успел выскочить из-под бьющих по земле копыт. Сам Тютюря клещом вцепился в ногу всадника и пытался стащить его со спины коня. Разбойник отчаянно отбивался, без устали размахивая нагайкой. Рядом с ними, рыча и молотя друг друга кулаками, упали в костер два переплетенных в драке воина. Облако искр взметнулось из-под спин огненной пылью. Перепуганный сивый шарахнулся в сторону, опрокидывая Митьку, унося верхового за пределы видимости Всеволода. Вспучив парусину шаром пламени, вспыхнула еще одна палатка, озаряя очертания людей на поляне.
Кругом безраздельно правил хаос. Огонь неудержимо расползался по округе, охватывая кусты, деревья и палатки. Едкий дым лишал дыхания, просачиваясь в легкие прогорклым серым ядом.
Надсадно кашляя, Всеволод отчаянно рыскал взглядом в поисках оружия. Но что-нибудь найти он так и не успел. Перепрыгнув через опрокинутый котел, из-под которого расползалась лужа каши, на него напал здоровый, словно барибал, мужик. Заросший спутанными космами, трясущий похожей на метлу бородой, он размахивал двуручным топором. В узловатых пальцах татя огромный бердыш казался детской игрушкой.
– Убью! – надсадно крикнул здоровяк, видимо, рассчитывая располовинить воеводу с одного удара.
Всеволод не стал принимать лезвие тяжелого бердыша всей поверхностью щита. Отклонившись в сторону, он подставил шолд под наклоном, позволив топору соскользнуть с умбона. Выбив голубые искры, косица бердыша ушла вперед, увлекая за собой громилу. Бородач такого явно не ожидал. Вылупив глаза, он, не удержав равновесия, сделал шаг навстречу воеводе. Улучив момент, тот ударил его лбом в лицо, заставив пошатнуться и рассадив бровь. Косматый тать взревел раненым быком и оттолкнул Всеволода топорищем. Отступив назад, он фыркнул, словно вол на пашне. Размазав предплечьем заливающую глаза кровь и смахнув наземь алый бисер капель, здоровяк снова замахнулся. Теперь он не позволил себя провести. Лезвие глубоко вгрызлось в щит, прорубив доски, на полвершка выглянув с тыльной стороны. От столь мощного удара плечо Всеволода онемело, но он все же попытался выбить оружие из рук громилы. Резко потянул шолд в сторону и вниз. Увязший бердыш пошел следом. Рыча, здоровяк вцепился в рукоять, боясь выпустить ее из рук. Вынужденный наклониться, он оставил ноги без защиты. Всеволод тут же воспользовался этим, саданув его каблуком в колено. В суставе что-то громко щелкнуло, на мгновение заглушив звук свалки. Мужик взвыл. Рухнул наземь. Опрокинув его, воевода размахнулся и ударил краем щита в лицо. Металлическая обойка, шедшая по кромке, сломала разбойнику переносицу, размозжив носовую кость. Здоровяк захрипел, расплевался кровью и, презрев собственные раны, попытался встать. Всеволоду пришлось прижать его к земле. Отбросив мешающий щит, окольничий силился вырвать из рук бородача топор. Однако захлебывающийся кровью разбойник упорно не желал расставаться с оружием. Из последних сил цеплялся за топорище скользкими от крови пальцами.
Пока Всеволод боролся с татем, прямо перед ними из дыма вынырнул гнедой Петра. Неся на спине двух разбойников, он с топотом промчался мимо. Не успел стихнуть перестук подков, как следом за гнедком густая пелена породила еще одного наездника. Но в этот раз хрипящий конь летел прямиком на них. Всеволод едва успел откатиться в сторону, когда копыта растоптали распростертого на земле мужика. Перепуганный, одуревший от запаха крови мерин с ржанием поднялся на дыбы, скидывая со спины незадачливого всадника. Совершенно обезумев, конь истерично заржал и умчался прочь, тряся опаленной гривой.
Всеволод поднялся, хватая ртом воздух, как окунь, выброшенный на берег. Огляделся. Разбив его надежды, упавший вершный тоже встал. Похоже, при падении он отделался лишь ушибом.
К удивлению окольничего, его новый противник оказался не молод. Скорей наоборот. Изрезанное морщинами лицо обрамляли седые колтуны, но кряжистая, плотная фигура татя свидетельствовала о том, что сила была все еще при нем. В мозолистой твердой руке седой сжимал цепной кистень с билом в виде шиповатой груши. Всеволод по-прежнему оставался безоружен. Разбойнику понадобился лишь миг, чтобы понять это. Не сговариваясь, они оба глянули на бердыш, лежащий возле потоптанного тела бородача. Одновременно бросились к нему.
Вот только седой был ближе. Ухватив топор за рукоять, Всеволод понял, что не успеет ни защититься им, ни отскочить. Разбойник, торжествуя, замахнулся кистенем… И тут появился Ксыр. По обыкновению бесшумно выскользнув из мрака, он смазанным пятном метнулся к ним. Тройка камней в ожерелье подручного колдуньи алела, словно глаза лесного чудовища, вышедшего на охоту. Седой тоже заметил парня – благодаря горящим цацкам, не иначе. Стал оборачиваться к новоявленной угрозе, но как-то медленно, неловко. Ксыр перехватил руку татя, занесенную над головой Всеволода, и сломал. Легко и просто, словно ветку. Бандит побледнел и ошалело уставился на кость, белесой палкой торчащей из разорванного рукава. Затем закричал. Визжа тонко, словно женщина, он бросился бежать, но снова как-то вяло, заторможенно. Ксыр без труда нагнал его, схватил за шею и одним резким движением свернул ее с характерным влажным хрустом. Всеволод наконец-то выдернул из хватки мертвого топор и только тут понял, что все действо заняло не более пары секунд. А значит, это не седой был неловок, а Ксыр оказался нечеловечески, убийственно быстр.
Со стороны кустов ракиты вышла Врасопряха. Колдунья ступала с опаской, поглядывая по сторонам, но, увидев Всеволода, опрометью бросилась к нему. Полотняная сумка с длинной перекинутой через плечо лямкой била волховушу по бедру.
– О боги, у тебя кровь!
– Это не моя, – поспешил успокоить ее Всеволод, поднимая с земли щит и сменяя топор на оброненный татем кистень. Биться им воеводе было сподручнее, чем тяжелым бердышом.
– Я же просил за мною не ходить, – упрекнул воевода Врасопряху, но в ответ получил разгневанный взгляд.
– И к чему это привело? Тебя чуть не убили! Так что вместо глупого попрека тебе бы следовало благодарить меня.
– Благодарю, – тут же согласился Всеволод и кивнул на Ксыра. – Вовремя он подоспел.
Русоволосый богатырь молча стоял рядом с ними, жадно всматриваясь в дымную пелену, наполненную постепенно стихающими криками и звоном стали. Ноздри парня раздувались, точно у хищника, почуявшего близость крови. На губах играла диковатая ухмылка. В руке Ксыр продолжал сжимать тело седовласого разбойника, держа его за шею, словно удавленную курицу. Всеволод впервые видел помощника колдуньи настолько возбужденным и настолько… страшным. Казалось, его красивое лицо изменилось. Подурнело, заострилось, словно сквозь кожу проступила скрытая доселе костяная маска.
– С ним не станет неприятностей? – понизив голос, с беспокойством поинтересовался воевода.
– Все в порядке, он полностью в моей власти. Ксыр, брось его.
Здоровяк, переведя взгляд стеклянных глаз на колдунью, тут же повиновался. Мертвец полетел в сторону тряпичной куклой.
– Добро, ежели так, – напряженно произнес Всеволод. – Пусть берет топор и держится поближе.
– Он не станет драться сталью.
– Это еще почему?
– Не спрашивай. Просто поверь мне.
Воевода пристально посмотрел на колдунью, прежде чем сухо бросить:
– Хорошо. Но тебе придется кое-что мне объяснить касательно твоего… питомца. После. Ежели останемся в живых, конечно. А теперича идите за мной, но держитесь позади. Сколь бы ни был проворен Ксыр, против оружного и упрежденного воина ему не выстоять. Самим смерти лучше не искать.
Вдев руку в ременную петлю на рукояти кистеня, Всеволод быстрым шагом направился в гущу кровавой свалки. Ксыр и Врасопряха пошли следом. Вот только опасения воеводы оказались напрасны. Бой закончился, и задымленный лагерь начал успокаиваться. Не ожидая приказа воеводы, воины принялись тушить пожар, помогать раненым и собирать убитых. Завидев окровавленных людей, морокунья тут же бросилась на помощь, оставив воеводу. В сумке, захваченной кудесницей, нашлись и ткань для перевязки, и успокаивающие боль отвары, и лекарственные мази. Всеволод еще раз подивился предусмотрительности Врасопряхи. Бредя по истоптанной поляне, он оценивал понесенный становищем урон, когда до его слуха долетели крики. Брань и звуки склоки доносились с дальней стороны поляны.
Шумели опричники. Стоящие полукольцом молодцы громко галдели, улюлюкали и смеялись. Другие воины их радости не разделяли. Скорей наоборот: кметы, а с ними и десятник Пантелей поглядывали на бесновавшихся приспешников с видимым неодобрением.
– Где Петр? Он не ранен? – первым делом спросил Всеволод у вислоусого десятника.
– С ним все в порядке. Наш светлый княжич там. – Пантелей указал на неплотное кольцо дворян. Сплюнул наземь. – Резвится вместе с остальными.
Окольничий протиснулся меж барчат и наконец-то разглядел причину веселья.
На залитом факельным светом пятачке земли, посреди пятна смятой травы, стоял Калыга. Атаман облачился в блестящий ламеллярный панцирь, накинутый прямо поверх льняной рубахи. Незатянутые ремешки доспеха червяками свисали по его краям. Судя по всему, примерять броню Тютюре пришлось впопыхах. В низко опущенной руке Митька небрежно держал один из своих парных клинков – украшенную драконом саблю. Острие ее сейчас выводило замысловатые узоры на песке. По изогнутому лезвию булата медленно стекали блики света. Словно в кривом зеркале, они отражали перекошенные лица барских отпрысков, всполохи пламени и перепуганного молодого татя.
Всеволод узнал его. Это был тот самый паренек, что пытался подстрелить его из лука. Утонувший в явно большом для тщедушного тела азяме, он со страхом вжался спиной в узловатый, кривой ствол пшата. На перепачканном грязью мальчишеском лице только-только начали пробиваться первые жиденькие усишки. Затравленный взгляд разбойничка испуганной лаской метался по силуэтам стоящих перед ним людей.
Расслабленно опустив плечи, Тютюря с улыбкой взирал на трясущегося в страхе юнца. Проплешина в пару саженей шириной, по которой Митька неустанно нарезал круги, служила теперь лобным местом.