ов. Вся эта россыпь самоцветов вплавилась в фиолетовую туманность Птичьего пути. Привычное небесное скопление будто стало отчетливей и ярче. Обрело невиданную доселе глубину и цвет. Всеволод в потрясении разглядывал представшее перед глазами чудо. Он словно увидел небо в первый раз. Словно с глаз сняли натянутую прежде пелену.
А голос колдуньи, мелодичный, хрипловатый, крадущимся переступом забирался воеводе в череп. Он внушал, убеждая в правде, заставляя верить.
– Это и есть Бездна, – сказала Врасопряха, – бездонная, непостижимая. Находящаяся не где-то там, за морем, а всегда над нами, всегда рядом – бесконечно далеко. Великая настолько, что человек просто не в силах охватить разумом ее границ. Холодная и безжизненная. В основном… Но даже в ее непроглядной пучине есть обитаемые миры. Многие из них похожи на наш. Там тоже живут разумные создания. Они тоже сражаются, тоже любят и ненавидят. Им, по большому счету, нет до человечества никакого дела, как и нам до них. Однако в самой темной части Бездны, возле умирающих звезд, есть и другие, Древние, миры. На их безжизненных просторах, медленно угасая в своих бессмертных телах, влачат жалкое существование Старцы. Изгнанники, охочие до чужого тепла, чужого света, чужой жизни.
– Безднорожденные…
– У них много имен: демоны, бесы, бестелесники, невоплощенные. Все это о них. По незыблемому постулату Хоровода принято считать, что Темные ничего не могут нам сделать, поскольку даже самый близкий из миров, где они обитают, слишком далек. Невоплощенные не могут добраться сюда в своем истинном телесном обличье. И это действительно так: расстояния велики. Они наше спасение. Однако даже через несметное число леодров верст порой сюда долетает Эхо Темных. И вот тогда… случаются несчастья. Прибыв из Нави в Явь, Эхо стремится обрести плоть. Если ему это удается, оно меняет ее согласно собственным нуждам. Наделяет своего хозяина, своего раба могучей силой, мощью, но при этом пожирает его душу. Напитывается ею.
– Так вот откуда берутся одержимые бесами, – догадался Всеволод, ощущая, что теряет чувство направления. В странной сфере, где у неба нет ни конца ни края, он никак не мог разобраться, стоят ли его ноги на твердой земле, или он подвешен головой вниз. Да и сама «твердая земля» сейчас больше походила на небольшой остров в изменчивом, уходящем в бесконечность поле. Заросшее густой сиреневой травой, оно мерно колыхалось ковыльным переливом, словно накатывающие на берег волны. Куда бы ни перенесла их Врасопряха, они точно оказались за пределами Окоротья. Возможно, и вовсе покинули привычный мир.
– Ты прав. В народе двоедушцев называют так. – Колдунья замолчала, поднялась и, балансируя, прошла по островерхому гребню торфяной кучи. Со стороны казалось, будто она расправившей крылья птицей падает в небесный омут, наполненный сиянием далеких звезд. Всеволод не смог долго выносить подобного зрелища. От головокружения накатила дурнота. Боясь последовать за колдуньей, он вцепился пальцами в шершавый ствол сосны. В единственный доступный якорь, удерживающий его на земле. Врасопряха, не замечая состояния воеводы, продолжила променад по «небу».
– Изначально Хоровод волхвов был создан именно для того, чтобы не допустить в Явь невоплощенных. Не позволить им переступить Порог, разделяющий наш мир и Бездну. А в случае если подобное все-таки случится, найти ипостась Безднорожденного. Попытаться изгнать демона, пока не слишком поздно. Пока душа человека еще не сожрана и тело не подверглось превращению.
– А если не получится?
– Тогда волхв должен будет… уменьшить ущерб, так скажем.
– Предав горемычного огню? Ведь это правда: одержимых живьем сжигают на кострах… – Вполуха слушая откровения колдуньи, Всеволод изо всех сил старался утихомирить круговерть тошноты, вихрящуюся в животе.
– В качестве крайней меры. Обычно достаточно простой стали. Невоплощенные не переносят железа.
Окольничий сосредоточился на неровностях коры под ладонью. На собственном размеренном дыхании. Он делал что угодно, чтобы отвлечься. Лишь бы не видеть безбрежного звездного пузыря вокруг. Не обращать внимания на все возрастающую пустоту в подреберье. На медленно поглощающее его чувство падения в бездонную, уходящую в бесконечность яму.
– Ты говорила, – припомнил воевода, стараясь не поддаться нарастающему гнету паники, – что Ксыр не станет прикасаться к железу, выходит, он… он…
Голова у Всеволода пошла кругом, воздух застрял в горле. «Дышать! Ровно, вдох за вдохом», – приказал себе окольничий. Чувство, будто земля повисла над ним и низ поменялся местами с верхом, стало в сотню раз сильней. Небо явно собиралось упасть и раздавить его своим весом. Не в силах больше выносить подобной пытки, воевода упал на колени.
– Ох, Всеволод, что с тобой?
– Все… в порядке… – помертвевшими губами вымолвил воевода. Ноги окольничего подкосились, и он рухнул навзничь, туда, где сиреневая трава кружилась в безумном хороводе с небом. Глаза его застила темнота.
Очнувшись, Всеволод понял, что его голова лежит на коленях Врасопряхи. Ее блаженно холодная узкая ладошка покоилась у него на лбу. Рискнув раскрыть глаза, он обнаружил, что наваждение развеялось. Луна вернулась на свое место, подсветив серебристым ореолом волосы колдуньи. Врасопряха перехватила его взгляд обеспокоенными, мерцающими в темноте глазами.
– Прости, я совсем забыла, какое действие Порог оказывает на тех, кто попадает туда в первый раз. В том, что произошло с тобой, моя вина.
Всеволод не стал отрицать очевидное, но все-таки ощутил неловкость. Надо же: здоровый детина – и не смог совладать с наговором морокуньи. Стыдоба!
– Кстати, спящий ты такой миленок. Ни огненного взора, ни грозных речей… – добавила волшебница ехидно. Вопреки насмешливому тону, пальцы Врасопряхи погладили щеку Всеволода заботливо и нежно.
Окольничий, глубоко вздохнув, хотел было подняться, но решил повременить. Отчасти из-за того, что голова все еще кружилась, а отчасти из-за Врасопряхи. Воевода с благодарностью и толикой стыда принял близость этой женщины: мелодичное звучание ее голоса, мягкость рук и теплоту бедер под своим затылком. Эти незатейливые дары скрасили его тяжелый выход из беспамятства – пусть их дарительница и вызывала у него спутанные чувства.
Как весенний ласковый ветер заставлял старые деревья пускать почки, так и Врасопряха медленно пробуждала в воеводе что-то, что он почитал давно мертвым. Навеки погребенным в кургане пережитого горя. Бросив нарочито мимолетный взгляд на колдунью, Всеволод подметил то, что не замечал ранее. Он с удивлением обнаружил, что Врасопряха, несмотря на образ несгибаемой женщины, выглядела весьма хрупкой и надломленной, как стебель тростника. Что ее ладони – тонкие, с длинными красивыми пальцами, – наверное, никогда не ведали тяжелого труда. Что под нижней губой колдуньи есть маленькая, едва заметная родинка, вызывающая непреодолимое желание прикоснуться к ней губами. Он приметил, что глаза волховуши немножечко раскосы, а брови, пожалуй, чересчур густы. Всеволод рассмотрел множество невиданных доселе мелочей, на которые не обращал внимания раньше, говорящих о том, что их владелица живая и чертовски привлекательная женщина.
Где-то рядом раздались тихие осторожные шаги, почти бесшумные и оттого мгновенно узнаваемые. Воевода тут же приказал себе подняться, однако удалось это ему не сразу. Когда окольничий, пошатываясь, встал, Ксыр был уже рядом. Гигант безмолвно возвышался подле сидящей на коленях колдуньи, оставаясь все таким же бесстрастным и немым. Все таким же пугающе… инородным.
– Так кто же… что он такое? – с напряжением разглядывая Ксыра, спросил Всеволод.
Врасопряха встала, стряхнула с подола платья налипший мусор и призналась:
– Он – клетка, тюрьма для того, кто пришел в этот мир против его воли. Негаданным и нежеланным.
– Ты хочешь сказать, что вы заключили Безднорожденного внутри живого человека? Внутри Ксыра? – догадался Всеволод, внезапно ощутив, как от ужаса волоски на коже встают дыбом.
– Да.
– И этот великан с внешностью Леля[67]… О Перун, вы не просто погубили парня, вы заперли его душу вместе с этой тварью!
– Не смей его жалеть, – внезапно разозлилась Врасопряха. – Ты не знаешь, кем он был до того, как стал вместилищем для невоплощенного. Что творил с детьми в своем родном краю. Особенно с маленькими мальчиками. Ты не видел их изломанных, поруганных тел, потому как если бы увидел, говорил бы по-другому. Еще до вселения Темного это… существо было самым настоящим монстром.
Врасопряха подошла к Ксыру и, встав на цыпочки, заглянула в глаза гиганта. Обманчиво нежно провела ладонью по его щеке. Постепенно пальцы ведьмы скрючились, оставляя на лице парня четыре глубокие алые борозды. Светловолосый великан даже бровью не повел.
– Его преступления заслуживали равносильной кары, – тихо, но зловеще прошептала колдунья и одарила Всеволода взглядом ониксовых глаз. – Предлагаю смотреть на то, что стоит пред тобой, как на справедливую казнь насильника и убийцы. Думаю, вам с князем приходилось иметь дело с подобными людьми. Много ли к ним проявлялось сострадания? Каков приговор за убийство ребенка, за измывательство над ним? Что причитается согласно Кормчим книгам извергу, потерявшему человеческий облик? Четвертование лошадьми? Сажание на кол? Так вот, здесь произошло почти то же самое. Нам просто удалось совместить справедливость и нужду. Наказать убийцу и одновременно сковать заклятьем Подчинения порождение Бездны. Не знаю, как это назвать. Наверное, удача.
– Преступников вначале судят.
– Он и был осужден… А, понимаю, тебя тревожит, что сделали это вежливцы Хоровода, а не приставы с княжьего двора. Но уверяю: тогда все было справедливо. Доказательства вины оказались неоспоримы. Я это знаю, поскольку самолично поймала этого нелюдя над одним из растерзанных детей.
Врасопряха вдруг усмехнулась, злорадно, жестоко.