– Тем более глупо будет это не проверить, раз уж ты все равно здесь. Снимай, говорю!
Всеволод понял, что Врасопряха не отступит. Отложив перевязь с мечом, он принялся с кряхтением стягивать с себя броню. С тихим звяканьем металлические кольца серебряным водопадом упали на стол. Следом за кольчугой отправилась стеганка и льняная сорочка.
– Ну надо же, и впрямь «ничего серьезного», – заметила Врасопряха с иронией, рассматривая воеводу. Ниже ключицы бок мужчины взбух и пестрел всеми оттенками бурого и фиолетового. – Если это небольшой ушиб, то боюсь представить, что в твоем понимании значит настоящая рана. Оторванная голова? Так, что тут у нас…
Всеволод вздрогнул и зашипел от боли, когда тонкие пальцы колдуньи принялись блуждать по его телу, ощупывая, изучая.
– Ага, пятое, шестое и, кажется, седьмое ребро. Но, по счастью, все сломаны удачно: ни смещения, ни обломков. В довесок рваная дыра в плече, но это, я так полагаю, для тебя просто мелочь, не стоящая внимания. Ну-ка, выдохни!
Взяв со стола широкий моток ткани, кудесница принялась аккуратно накладывать повязку на грудь Всеволоду. Сноровисто пеленая торс мужчины, она не переставала его распекать:
– Эх, здоровый, казалось бы, детина, должен понимать, что с такими ранами шутки плохи, а туда же… Чего это ты ухмыляешься?
– Да так, ты мне сейчас напомнила одну мою знакомую – Смиляну. Ау! Больно!
– Ну так не крутись!
– Так я вроде бы и не… Ау!
– Интересно, и кто ж такая эта Смиляна, которая дает тебе столь здравые советы? – нарочито небрежно поинтересовалась Врасопряха, завязывая в узлы концы повязки.
– Кормилица, что заменила мне мать. Она тоже вечно сетует на мою неразумность.
– Надо же, какая мудрая женщина! Давай сюда руку, и предупреждаю: вот сейчас будет действительно больно.
Морокунья, не церемонясь, вылила в рану на плече Всеволода зелье из очередной бутылочки, которую выудила из своего монструозного короба. В тот же момент палящая боль скрутила мышцы воеводы, разливаясь по жилам настоящим огнем, заставляя Всеволода втянуть сквозь зубы воздух.
– Ну-ну, я уже почти закончила, – успокаивающим тоном сказала морокунья, вновь берясь за иглу. Стежки легли на плечо воеводы ровным, стройным рядом, говорящим о дюжем навыке колдуньи. Всеволод снова задумался о том, где она могла так отточить свои умения, но вслух тихо произнес:
– Нам нужно уходить. Ты ведь и сама это знаешь.
Врасопряха молча продолжила сшивать окровавленную плоть, упорно избегая взгляда Всеволода. А он все пытался поймать ее глаза, в которые когда-то не любил смотреть. Пытался прочесть, о чем она сейчас думает.
– Ежели задержимся здесь – погибнем, – настойчиво продолжил он. – Оставить проигранную битву не зазорно, коли это сохранит чьи-то жизни… даже если некоторые из них придется бросить на весы.
– Думаешь, я не понимаю? – Врасопряха перекусила нитку и сплюнула в сторону. – Однако от этого не становится менее паршиво на душе. К тому же Скверна не сгинет просто так. Она продолжит расползаться по болоту и дальше, через Ясные боры. Ты же сам видел, что чудовища, ею порожденные, – это изменившееся до неузнаваемости лесное зверье. Порченое, превращенное этим паскудством во что-то невообразимое. Не знаю, чем вызвана зараза, затронувшая край болотников, в чем заключена первопричина бедствий, но она словно бы меняет округу согласно своей прихоти. Искажает все, к чему прикоснется. Сколько времени пройдет, когда она доберется до очередного Барсучьего Лога? Что тогда? Ты видел… мы все сегодня видели, на что она способна.
– Я не предлагаю позабыть о ней. Но ныне мы просто оказались не готовы к тому, как все обернулось. Отступим, чтобы вновь вернуться, но уже с полной ратью, с воевыми волхвами Хоровода. А ежели и этого окажется недостаточно, запросим помощи у князей-соседей.
– Правда? А ты не думаешь, что будет уже слишком поздно? – печально усмехнулась ведьма.
Воевода не нашелся что сказать. А волховуша, привстав на цыпочки, внезапно поцеловала его. Горячие и сухие губы Врасопряхи впились в его уста в коротком страстном поцелуе. Опаляющем и терпком, пьянящем, словно старое вино. От неожиданности Всеволод оторопел.
Сладостный момент продлился недолго. Ведьма отстранилась так же неожиданно, как приникла к нему. Окольничий удивленно воззрился на кудесницу, еще более сбитый с толку, чем несколько секунд назад.
– Не спрашивай почему. Просто захотелось. – Врасопряха откинула со лба витой локон. – Может, я все еще шалая после проведенной на ногах бессонной ночи, а может, все дело в тебе. Сидишь тут весь из себя такой суровый витязь, без рубахи… Как бы там ни было, мне снова нужно браться за работу. Так что уходи. Закончим наш разговор после. Иди, иди же.
Всеволод едва успел натянуть исподнее и накинуть на плечи стеганку, как был вытолкан волшебницей вон. Уже стоя за порогом, воевода растерянно оглянулся. По какой-то непонятной для него причине он вдруг почувствовал, как впервые за сегодняшнее утро на душе немного полегчало. Как усталость, гнетущая ответственность и беспросветная тьма потерь понемногу отступили. Сменились тихой радостью, хоть поводов для нее не было совершенно, ну абсолютно никаких.
То, с чем предстоит столкнуться
– Ищите, он должен быть где-то рядом. Не верю в то, что Харитон сбег аль сгинул в лапах Скверны. Такую хитрозадую мокрицу даже ей сцапать не под силу, а значит, он таится где-то здесь, в деревне. Снова обыщите хаты, пошарьте в погребах. Расспросите кузнеца. Он единственный, кто изъявил хоть какое-то желание помочь, пусть и преподнес его как жабу в крынке. Делайте что угодно, но сыщите! – Всеволод закончил наставлять Нимира и Миролюба.
Кметы понуро возобновили поиски старосты.
Неожиданно скорбный гул разоренного села, наполненный стенаниями, причитаниями и стонами, изменил свою тональность. Стал напряженней, глуше. Как оказалось, причина перемен заключалась в шуме, донесшемся из-за частокола. В ответ на глухой стук в ворота палисада деревенские бабы заохали, прижимая к себе маленьких детей. Мужики, наоборот, притихли. Однако воевода не разделил их страха. Скверна, сколь бы хитроумной ни была, вряд ли стала бы колотить в ворота. Скорее, она разнесла б их в щепки. В подтверждение догадки из-за бревен тына послышался залихватский свист и окрик.
– Отворяйте воротины, коль за порогом сиротины! – возвестил веселый голос Оболя.
– Ага, сироты-сиротинушки все здоровые детинушки! – поддержал его Куденей, чем вызвал хохот остальных опричников и новую серию дробных ударов.
– Открой им, – скомандовал Всеволод Пантелею. Вислоусый десятник тут же подчинился, скинув с кованых скоб тяжелый засов. Створки, певуче скрипя, поползли в стороны, впуская в Барсучий Лог отряд приспешников.
Первым на территорию деревни ступили Митрий Калыга и Петр Полыч. По насупленному взгляду княжича Всеволод понял, что мальчишка все еще серчает. Обижается на то, что остался вдалеке от битвы. Но даже пригрози ему кто плахой, Всеволод не поступил бы иначе. Как не дал бы ломаного гроша за жизни тех, кто по собственной воле лезет в драку с порождениями Скверны. Прошлая ночь многому его научила.
Следом за своим атаманом потянулись остальные опричники. Неспешно, вразвалочку перешли мосток, перекинутый через окружавший селение ров.
– Глядите-ка: гулянка здесь, похоже, выдалась на славу, – обведя взглядом разрушения и следы пожара, вымолвил Тютюря. Ярко-алый плащ Калыги и сверкающий в лучах солнца панцирь разительно контрастировали с измазанной в грязи и саже одежкой гридей. – Даже грешно спрашивать, кто с боя вышел со щитом, но я все-таки рискну. За кем победа, воевода? Оправдала ли себя твоя поспешность али прибыли вы словно трупоеды на погост – пройтись и мертвых посчитать?
– Точно подмечено, атаман, – гоготнул Некрас. – Умчались наши доблестные воины, словно не на сечу, а в бордель, даже своих увечных побросали. Видно, шибко им местные девки приглянулись!
– Не скажу, что мы опоздали. – Всеволод пропустил слова Чуры мимо ушей. Взгляд воеводы рыскал по пришедшим в поисках воинов, оставленных им на торфяном острове. Долго ждать не пришлось. Видогост и одноглазый Яков, поддерживая за плечи хромающего Богшу, показались из ворот последними. Убедившись, что с ними все в порядке, Всеволод продолжил: – А что насчет мертвых, то их пока что не считали, но коли на то есть желание, прошу за мной.
Воевода повел опричников в глубь деревни, на центральную площадь, куда снесли тела зареченцев и павших гридей. По мере продвижения насмешки и остроты приспешников сменяло напряженное молчание. Барчатам хватило ума понять, что произошедшее в деревне не было простой поножовщиной средь перепившихся на братчине мужиков. Остановившись перед рядами кое-как прикрытых тел, лежащих под сенью теперь уже неживой березы, Всеволод обернулся к молодым боярам. Взоры опричников больше не блестели уязвленной гордостью, которую они прятали за напускным весельем, а несли на себе отпечаток необычайной собранности. На побледневших лицах Синицы и Чуры отчетливо проступили следы недавно перенесенных побоев.
– Вот что сотворила Скверна всего за одну ночь, – сказал Всеволод негромко.
Бояре все как один притихли.
– Много марьгородцев пало? – кашлянув, глухо спросил Петр.
Всеволод развел руками.
– Перед тобою все, кто выжил и может на ногах стоять.
– Так мало?! – Петр потрясенно окинул взглядом немногочисленных уцелевших кметов. Изможденных людей с осунувшимися лицами и впалыми глазами, под которыми залегли темные круги. Многие из воинов носили пропитанные кровью повязки. Многие украдкой ругались и постанывали при движении от полученных ран. И всех их качало от усталости. Дружина в своем нынешнем виде ничем не напоминала бравых витязей, пришедших вчера в Барсучий Лог. Однако Всеволод уложил бы рылом в грязь любого, посмевшего сказать, что его люди сломлены. Пусть их знатно потрепали, но воинский дух дружины был все еще силен, о чем свидетельствовали угрюмые, но упрямые лица марьгородцев.