Кмет нервно хохотнул, но тут же смолк, поняв, что следопыт не шутит.
– Это ж твари бессловесны, не должно у них разуму на то хватать…
– Угу, – угрюмо подтвердил охотник. – Так ты при встрече этим выродкам и скажешь, а то, похоже, им самим невдомек.
Илья грязно выругался, пытаясь бранью заглушить закрадывающийся в душу страх. Мерзкая пиявка высасывала мужество и волю, оставляя лишь склизкий комок змей, копошащихся в низинах живота. Он хоть и не вышел ростом, однако никогда не считал себя трусом и не позволял этого другим. Вот только сейчас, стоя перед стеной чудовищ, он робел.
«Да и кто не заробел бы? Вы только посмотрите на них! На покрытых синими мухоморами уродов. Извращенных хворобою тел, в которых все еще угадывались черты животных, послуживших сырьем для Карасевой Скверны. Что бы там ни говорили, но без черной ворожбы здесь точно не обошлось. А посему не им, а колдунам пристало разбираться с этою напастью. И почто нашей десятке так не повезло? Вона остальные ратные остались в городе, в неге и уюте. Сейчас небось коротают время в кабаке, сидя с кружкой пенного в руках. Пребывают в безопасности». Толчею мыслей в голове Ильи прервало хриплое ворчание следопыта.
– О, а вот и барин ихний, – с каким-то нездоровым удовлетворением произнес Вятка, блестя глазами под козырьком островерхого шелома. – Щас начнется!
Илья инстинктивно впился пальцами в скользкую от пота рукоятку топора.
Огромный силуэт, кряжистый и неровный, словно глыба, приближался медленно и неуклонно, как сходящий с гор ледник. Гулкие шаги отдавались по земле дрожащим эхом. Сотрясание от тяжелой поступи проникало в кости, заставляя кметов крепче сжимать зубы, сильнее стискивать ратовища копий, рукояти кистеней, мечей и топоров.
Гигантская туша не уместилась в узенький проулок и развалила одну из ветхих хат на своем пути. По крикам, пробившимся сквозь треск и грохот бревен, все поняли, что в рухнувшей избе прятались люди. Однако монстр на это никак не отреагировал. Сделав еще пару сотрясающих землю острова шагов, колосс наконец-то выступил на залитую светом площадь.
Всеволод, насмотревшийся за последний час на самых разных бестий и уродов, все же поразился, насколько чуждой оказалась тварь. Возвышаясь над окрестными домами, великан имел в себе росту сажени четыре, причем не маховых, а косых. Подобно глиняной свистульке, вылепленной маленьким ребенком, он казался комковатым и нелепым. Скверна словно бы скроила его из различных животных, соединив их в единую химеру. Массивное тело строением напоминало медвежье. Горбатый, густо обросший тарелками грибных шляпок загривок оканчивался уродливой головой с единственным горящим в вертикальной щели глазом. Увенчанная лопатами раскидистых рогов, она немного походила на лосиную – по крайней мере своей лобной частью, – а вот ниже…
Когда-то давно, когда Всеволод был еще совсем мальчишкой и жил с кормилицей на околице Калиграда, довелось ему увидеть заморское чудо – рыбозверя-осемьнога. Тварюшку на потеху публике показывали заезжие купцы. Склизкая, отвратная на вид, она не походила ни на что, виденное Севкой раньше. Шевеля бугристыми хвостами-щупальцами, осемьног сидел в большом стеклянном пузыре, наполненном морской водой. Всеволод помнил, как его присоски липли к прозрачным стенкам. Как желтые выпученные глаза глядели на охающую от страха и восторга толпу. Ох и перетрусил же он тогда. С ревом прибежав к Смиляне и уткнувшись в ее пахнущий щелочным мылом подол, Всеволод не осмелился поведать кормилице о причине своих слез. Слишком напуганный, слишком пораженный видом странного создания.
И вот теперь, пробуждая в воспоминаниях детские страхи, такие же щупальца ниспадали с морды оскверненного зверя. Из блестящих от слизи отростков торчала вытянутая морда, украшенная плоскими, словно мельничные жернова, зубами. Воздев к дымным небесам рога, гигант тряхнул отвислым зобом и, широко раззявив пасть, издал тот самый крик, что всполошил дружину еще на Гнилом Куте. Вот только сейчас звук был в сотню раз громче. Начавшись с хриплого бульканья где-то в горле зверя, он все крепчал, чтобы вырваться наружу гулким, разрушающим сознание воем. Казалось, от этого крика вот-вот взорвется голова, а кровь, разорвав барабанные перепонки, фонтаном брызнет из ушей. Несколько кметов не выдержали. Сдернув шлемы, обхватили головы руками. Упали на колени. Всеволод и сам был близок к тому, чтобы бросить оружие и заткнуть уши ладонями. Устоять на ногах ему помогла лишь крепкая воля да собственный злой крик, которым он ответил зверю.
Циклоп наконец-то закончил поливать окрестности трубным ревом. Опустив поросшую грибами голову, он шумно фыркнул, оросив землю хлопьями пены. Остальные монстры словно ждали этого момента. С рычанием и визгом они бросились вперед. Через секунду поток исчадий обрушился на воинов Окоротья. Кучка людей и монстры сошлись под скрежет когтей, щелканье зубов, рычание и крики.
Никогда. Никогда Всеволоду еще не доводилось бывать в таком бою, а он шел стезей воина с четырнадцати лет. Сражался и с людьми, и с великанами, и с лесными чудовищами. Но ни у кого он не встречал такой безудержной ярости и презрения к собственной жизни, как у этих невесть откуда взявшихся в болотах страшилищ. Волна за волной они наскакивали на дружину, чтобы быть изрубленными, выпотрошенными и исколотыми людьми. Число нападавших таяло с каждой атакой, но они все равно не сдавались. Четверо марьгородцев уже пали, погребенные под сворой обезображенных Скверной тел. Товарищи не успели спасти их, сами всецело поглощенные сечей. В воцарившемся хаосе людям никак не удавалось собраться и ударить во всю силу. Сделать это дружине мешал циклоп, ломавший строй людей. Он все время рассеивал гридей, не давая им закрепиться в обороне и подготовиться к ответному удару. Дабы не оказаться растоптанными или поднятыми на могучие рога, небольшим группкам кметов все время приходилось перемещаться по площади, подставляя шеи под натиск остальных тварей.
Рубить, колоть, давить, убраться из-под лап напирающего Рогача – вот к чему теперь свелась битва на деревенской стогне.
Взмахнув мечом, Всеволод разрубил плечо насевшей твари, похожей на… Черт его знает, на что она была похожа. Рассматривать когтистую, клыкастую бестию у него не было ни желания, ни времени. Рядом Вятка вонзил наконечник копья в бок другому чудовищу, а Никодим прикончил образину, перерубив топором крестец. Нимир прикрыл им спину, размашистым ударом кистеня отгоняя особо наглую зверюгу.
Воспользовавшись передышкой, воевода оглядел поле боя. Выглядело все плохо, очень плохо. Кроме них на стогне сражались еще три группы людей. Одной из них, самой многочисленной, командовал Алеко. На первый взгляд они неплохо держались, защищая узкий проход между двух изб. Занятая гридями позиция позволяла легко отражать атаки мелкого зверья, но в то же время исключала всякую возможность быстрого отхода. Десятка Видогоста была загнана в ловушку.
Другую команду, измотанную и небольшую, возглавлял Пантелей. Бывалый вояка сразу понял, что в бою с гигантом, легко сумевшим обвалить целый дом, тактика укрытия не сработает. Оттого его люди все время кружили по площади, тыча копьями в бока колосса. На глазах Всеволода монстру удалось поддеть рогами не успевшего отскочить Родима. Рогач резко дернул головой, и кричащий кмет былинкой взмыл в небо. Через секунду он рухнул в десяти шагах, на булыги, которыми был обложен сруб колодца. Крик гридя резко оборвался тошнотворным влажным хрустом. Родим погиб мгновенно.
Последняя группка из Макара, Тмила и Врасопряхи оказалась прижата к частоколу. К собственной тревоге, Ксыра среди них воевода не увидел. Зато он заметил, что, пока гриди отгоняют от ведьмы чудовищ, стоящая на коленях волховуша беспокойно елозит ладонями в грязи. Казалось, колдунья что-то усиленно ищет. Что именно – Всеволод не разглядел, да и волновало его сейчас не это. Воевода указал концом клинка на сотрясающего землю одноглаза.
– Все туда! Нужно завалить зверюгу, иначе нам не устоять!
Воины дружно кивнули и затрусили к монстру. Рогач тем временем усердно ровнял с землей небольшую пристройку у одной из хат. Судя по летящему во все стороны перу и истеричному кудахтанью, он «хоронил» курятник.
– Ты у нас охотник, Вятка, как посоветуешь к нему подступиться? – на ходу спросил Всеволод следопыта.
– Ну, на рогатину такого не посадишь, – сбивчиво дыша, признался кмет, – тут хитрость нужна. Была бы у нас дюжина стрелков – могли б его издали стрелами нашинковать и обескровить. Правда, шкура, конечно, бы пропала.
– Ты еще о княжьем лове помечтай. С травлей псами и ватагой егерей. Обходиться придется тем, что есть. А насчет шкуры… Посмотрел бы я на скорняка, что возьмется за ее выделку…
– Тады, думаю, лучше сподобиться волчьей стае. Кучей им и тура, и зубра по силам завалить.
– Это как же?
– Пока молодняк на рога кидается, отвлекает, стало быть, матерые волчары быку на ногах сухожилия рвут. Как только у них это получится, какой бы махиной зверь ни казался, он на землю мешком валится. А там уж дело быстро ладится.
– Добро. Так и поступим. Никодим, Илья, вы со мной. Побудем волчьими переярками [79]. Вятка, ты к Пантелею, объяснишь, что им делать!
Меж тем огромная темная тень выбралась из месива досок и жердей, в которые превратился клеух. Копошащиеся у могучих ног мелкие твари, грызясь и тявкая, пожирали раздавленные тушки кур.
Неуклюже загребая медвежьими лапами, циклоп вышел на площадь. Склонив уродливую голову с лосиными рогами, он бросился на людей. Земля заходила ходуном под ногами Всеволода. Воевода едва успел отпрыгнуть с дороги чудовища, сметающего все на своем пути. Вятка тоже ловко выскочил из-под ног зверя, а вот Никодиму не повезло. Гридь замешкался всего лишь на миг, и гигантская туша опрокинула его навзничь в грязь. Тяжелая ступня чудовища наступила на лицо кмета, и закованный в броню шлема череп лопнул, как яйцо. Никодим не успел даже закричать.