которых болтались обломки щита, занемела и не желала двигаться. Всеволод поначалу решил, что она сломана, но тут увидел кусок щепы, торчащий из прорехи в кольчуге. Выдернув его и освободившись от ремней, он почувствовал облегчение. Сжал и распрямил пальцы, ощущая, как силы медленно возвращаются в мышцы.
Свет, льющийся из дверного проема, внезапно заслонила тень. Прятавшаяся за печью баба взвизгнула. Мужик попытался ткнуть вошедшего вилами. Железо со звоном отскочило, отраженное лезвием меча.
– Смотри, кого колешь, безмозглый, али страх тебе совсем зенки застил? – рявкнул вошедший в избу. Всеволод тут же признал Тмила, гридя, которого он отрядил в помощь Врасопряхе.
Сама морокунья с руками, перемазанными в грязи, и в разодранном на лоскуты плаще вынырнула из-за спины воина. Вопреки измотанному виду, на осунувшемся, заострившемся лице колдуньи продолжали живым огнем гореть нечеловеческие глаза.
– Говорил же я вам, кудесница, что нашего воеводу так просто не убить, – криво усмехнулся гридь, хлопая окольничего по плечу. – Для этого надобно нечто поболе, чем одна рогатая страшила.
– Ты цел? – Врасопряха обеспокоенно обшаривала Всеволода взглядом.
– Да. Дыхание немного сбило, только и всего, – покривил душою воевода. – Но меч я, похоже, потерял, – со смущением признался он.
– Возьми этот. Макарова игрушка, но ему она уже не пригодится, – тихо сказал Тмил и протянул окольничему клинок.
Всеволод молча принял оружие. Мысленно отметил еще одну утрату, понесенную дружиной. «Ох и дорого обходится нам поход на болота. Похоже, ежели кто из нас и уцелеет, то лишь чудом».
Кстати об оном. Другое, гораздо более страшное, чудо напомнило о себе очередным трубным ревом. Всеволод вздрогнул.
– Ага, жив, стервец! – ответил на немой вопрос окольничего Тмил. Отступив в сторону, он позволил окольничему и колдунье выйти из избы.
В деревне за время беспамятства воеводы мало что изменилось. Еще сильнее поредевшее воинство марьгородцев продолжало отчаянно обороняться от нападок бестий и бушующего Рогача. Разве что чудовищ стало меньше да Рогач двигался не так прытко. Подволакивая израненные ноги, он истекал кровью из десятка ран. К сожалению, их оказалось недостаточно, чтобы тварь окончательно издохла.
Тяжело ступая, гигант вышагивал среди пожарища, удаляясь к дальнему краю села и продолжая хрипло голосить. По счастью, крики были уже не так громогласны, как раньше. Очевидно, чудовище устало и ослабело. Вот только дружине это не особо помогало. У разбросанных по деревне людей едва ли оставались силы на новую атаку. Сбившиеся в небольшие кучки марьгородцы забились между домами, с трудом отбиваясь от монстров, которых, несмотря на понесенные потери, оставалось еще ох как много.
Неожиданно из проулка, через который дружина попала в деревню, вывалилась тройка воинов. На оборонявшихся гридей нападали твари, похожие на жутких насекомых. Молотя по воздуху рудиментарными крыльями, посвистывая и щелкая острыми жвалами, они наскакивали на кметов, словно драчливые петухи. Выставив перед собой длинные шишковатые ноги, акриды пытались ударить людей острыми шпорами.
– Туда! Подсобим им, – скомандовал Всеволод, бросившись на помощь осажденным. Про себя воевода молился богам, чтобы не поскользнуться в грязи и не упасть. Он подозревал, что сам вряд ли сможет вновь подняться. Примкнув к отбивавшимся от страшилищ гридям, Всеволод и Тмил врубились в схватку. Яростная и короткая, она закончилась лишь тогда, когда последний из акрид испустил дух в луже золотистого ихора.
– Жив, Всеволод Никитич! А я-то уж решил, что все, не свидимся мы боле!
Окольничий с трудом признал в растрепанном, покрытом копотью и кровью воине Пантелея. Чумазый десятник, несмотря на удручающий вид, весело щерил зубы из-под обвислых усов. Ярко-рыжие от природы, они потеряли весь свой лоск.
– Много ль наших в живых осталось? – Воевода отвернулся от товарища, стараясь скрыть дрожь в руках и избавиться от красных кругов перед глазами. Рогач его все-таки здорово приложил. В груди, словно сжатой меж кузнечными клещами, беспокойно копошился упругий и тугой комок едва терпимой боли. Каждый глубокий вдох аукался в груди.
– Не ведомо. Знаю только, что Бажен и Милонег погибли. На моих глазах то приключилось. Алеко тоже вроде пал, остальные рассеялись и засели кто где смог. Похоже, до утра нам не дотянуть, – беспечным голосом возвестил десятник.
Всеволод склонен был с ним согласиться.
– Проведите меня к березе, что растет на стогне, – внезапно попросила их Врасопряха. Воевода заметил, что в глазах колдуньи появился новый, невиданный доселе блеск. Возле губ залегли решительные морщинки.
– Разумно ли это, госпожа веда? Там ведь пекло бесовское. Тварины одна поверх другой сидят. Мы сами едва ноги оттуда унесли. Вернемся – голов точно не уберечь, – осторожно попытался возразить кудеснице десятник, но Врасопряха отрицательно покрутила головой.
– Здесь нам не уцелеть. Чудовища скоро переловят и прикончат нас по одному. Я хочу попытаться кое-что сделать…
– Ты в этом уверена? – тихо спросил Всеволод.
– Нет, – закусила губу ведьма, – но иного способа уцелеть в этой бойне я не вижу.
– Что ж, тогда идем на площадь, к гай-богу деревенских. Всегда считал, что сгинуть лучше при попытке выжить, чем сидеть без дела в ожидании смерти. Все слышали? Пробиваемся к глушине, у которой местные оставили для нас телегу с дарами. Негоже уступать лихоимцам то, что принадлежит Марь-городу по праву! Никита, рог все еще при тебе? Тогда труби сборный: пусть все, кто держится на ногах и может сражаться, знают, что мы живы. Пусть следуют за нами!
Марьгородцы воздели к небу мечи. Маленький отряд под завывания рога двинулся к центру обреченной деревеньки. С боем пробиваясь по улице Барсучьего Лога, он пополнился другими пережившими резню воинами, услышавшими призывный клич. «Воскрес» даже Алеко, ко всеобщей радости, появившись в сопровождении Нимира и Вятки. Воины вынырнули из объятой пламенем подворотни. Как раз вовремя: огненная пасть за их спинами захлопнулась, завалив проулок рухнувшими с крыши кусками горящей кровли. Отряд, разросшийся до одиннадцати человек, вновь оказался в самом сердце Барсучьего Лога. Двигаясь сбитой кучкой, они вышли на площадь, с которой и началось это паскудное, ни на что не похожее сражение.
Держите топоры, как вас учили. Часть II
Как и ожидалось, стогна встретила их сонмищем разномастных монстров. При приближении марьгородцев нечисть, пировавшая останками скота, людей и своих же побратимов, подняла перепачканные в крови морды. Уроды, видно, не поверили, что людишки вернулись. По собственной воле пожаловали к ним на трапезу. Но удивление бестий не продлилось долго. В следующую секунду люди вновь схлестнулись в неравном, жестоком бою с исчадиями. Они прорубили себе дорогу к шумящей на ветру березе – деревенскому гай-богу, надлежащему хранить жителей Барсучьего Лога от зла и бед, но не справившемуся со своей задачей.
Устлав свой путь трупами, отряд Всеволода оказался под сенью раскидистых ветвей великодрева, стараниями крестьян ставшего домом для духа-берегини.
– И что теперь? – прохрипел воевода, хватая мелкими глотками влажный, наполненный дымом и болью воздух.
– Не давайте им меня тревожить и шумите как можно сильней. Чем больше чудищ соберется здесь, перед божком зареченцев, тем лучше. – Врасопряха вынула из-за пояса маленький хищный нож с изогнутым серповидным лезвием. Метнувшись к дереву, колдунья принялась судорожными, отрывистыми движениями что-то вырезать на черной пористой коре глушины. Всеволод не считал себя суеверным человеком, но сейчас был готов поклясться, что по женскому лицу, высеченному в оболони дерева, градом покатились слезы.
Что бы ни задумала колдунья, гай-богу это явно пришлось не по душе.
Растерянные от внезапного напора дружины, чудовища постепенно пришли в себя. Снова принялись сбиваться в стаю. Всеволод видел, как страшилы надрывно воют, задрав к небу безобразные морды. Как на призыв со всех сторон сбегаются их побратимы. Как толпа нечисти стремительно растет. Темный силуэт рыскающего по деревне Рогача тоже развернулся и пошел в их сторону. Под мощными лапами грузного колосса зашаталась и со страшным скрипом обвалилась еще одна постройка деревенских. Памятуя о том, как это чудовище расправилось со многими из гридей, строй горестно застонал. Каждый стоящий под березой понял, насколько ничтожна вероятность выстоять против орды чудовищ вкупе с Рогачом. Однако никто из воинов не дрогнул и не опустил рук. Лишь лица защитников Окоротья стали жестче.
– Эх и знатная нам достанется кончина, други! Немногие такой смогут похвалиться. Жаль, былину некому будет сложить о том, как я рогатую скотину уложу! – в сердцах воскликнул Вятка, потрясая в воздухе топором. Лезвие бердыша указывало на медленно бредущего циклопа.
На лицах людей против воли промелькнули призраки улыбок.
– А я так вовсе помирать не собираюсь, – поддержал браваду охотника Пантелей. – Мне цыганка нагадала, что умру я стотрехлетним дедом, ублажая молодуху на перине. Так что седня сгинуть на зубах у этих гадов мне не доведется, это точно!
Улыбки стали шире. Кто-то даже засмеялся, и Всеволод почувствовал, как к гридям возвращается отвага. Как медленно отступает обреченность и страх перед лицом врага. Он ощутил гордость за своих людей.
В этот раз чудовища не стали ожидать, пока Рогач доберется до майдана. Подвывая и рыча, они алчной сворой бросились на людей. И опять была кровавая сутолока и давка. Опять были отчаянные крики, скрежет стали и клацанье зубов.
Задыхаясь в душной хмари, Всеволод рубил оскаленные пасти, стоя плечом к плечу с товарищами, которые старались защитить его и которых защищал он сам. Несмотря на общие усилия, дружина все равно продолжала терять жизни. Дерущийся одесно с Всеволодом Василевс внезапно как-то глухо охнул и стал оседать под ноги товарищам. Окольничий пинком отбросил заросшее колючей шерстью, словно еж, чудовище. Крутанулся на месте и обезглавил тварь, стремящуюся добить раненого. Ухватив под мышки кмета, Всеволод оттащил его к дереву. Туда, где волховуша, обдирая пальцы в кровь, покрывала кору дерева символами, похожими на варигарские руны. Остальные воины прикрыли их отход. Сомкнув строй, они вовсю орудовали мечами, шестоперами и топорами.