– Это откель такие убежденья? – усмехнулся Вятка, заработав хмурый взгляд кузнеца.
– Ты, мож, по лесу и великий следник, только я в этом болоте, почитай, уже пятнадцать лет живу. Знаю, что ежели и дальше пойдем тем путем, что шли, то упремся прямиком во Вдовий омут и один черт придется идти в обход. Так почем зазря блудить?
Всеволод призадумался. Он, конечно, доверял чутью Вятки: следопыт не раз вытаскивал дружину из безвыходных передряг, но и мнение кузнеца стоило принимать в расчет. Как-никак он знал эти места лучше, чем кто-либо другой.
– О чем толкуете? – спросила Врасопряха, появляясь перед мужчинами в сопровождении Ксыра. Тот следовал за ведьмой угрюмым молчаливым зверем, по-прежнему диким, но вынужденным подчиняться воле хозяйки. Тень от ее тени. И нет, Всеволод не ошибся: подручный кудесницы действительно сильно подурнел. Обрюзгшее, распухшее лицо его теперь украшали отвисшие морщинистые брыли, залысины глубоко врезались в линию волос, а скулы торчали углами. Мощные, плотно сжатые челюсти превратили рот Одержимого в блеклый тонкий шрам. Лишь глаза Ксыра остались прежними – двумя кусками небесно-голубого неземного льда. Никуда не делось и ощущение, связанное с отрешенным взглядом острых льдинок. На душе все так же становилось неспокойно, а спину пробирал озноб. Именно поэтому Всеволод предпочел смотреть на Врасопряху, а не на ее питомца.
– Да вот не можем понять, куда нам дале след держать. Ты вроде говорила, что можешь вычуять для нас деревню, так, может, это и Петра касается?
Всеволод не стал упоминать при посторонних, что способность «чуять» относилась вовсе не к колдунье, а к ее подопечному. Одержимый и так привлекал к себе все больше обеспокоенных взглядов марьгородцев. Не стоило пугать людей еще сильнее. По счастью, Врасопряха тут же поняла намек.
– Нет. К сожалению, это невозможно, – развела руками волшебница. – Мои способности не безграничны. Особенно сейчас…
Кудесница быстро стрельнула глазами в Одержимого и выразительно изогнула бровь.
– Хорошо, – принял решение воевода. – Тогда пойдем по следу Куденея, а там видно будет.
Пантелей и Вятка дружно кивнули, хоть выражение сомнения и не покинуло лица следопыта. Виктор вновь занял место во главе отряда, и они снова с чавканьем и бульканьем двинулись по зыбкой, пружинящей шкуре болота.
О том, что могло напугать гордого, надменного Куденея настолько сильно, что он бежал не разбирая дороги, Всеволод старался не думать.
Погода портилась. Ярило скрыл свой лик за набежавшими тучами, и болото тут же принялось окукливаться в шелк тумана. Белесо-сизая пелена прямо на глазах вставала над темными омутами и редкими, разрозненными морщинами мшистых островков. Не прошло и получаса, как зареченские болота доверху наполнила кипящая белая хмарь. Предметы вокруг расплылись и потеряли острые углы, а затем и вовсе скрылись за призрачной сырой стеной.
Взгляд пробивал белую топь не дальше чем на несколько шагов. Но они все равно заметили его издалека – покачивающийся темный силуэт, бредущий им навстречу.
Не сговариваясь, кметы встали плотным строем, наклонили копья, заслонив собой Виктора и Врасопряху – единственных безоружных людей в отряде. Ксыр в расчет не шел: все видели, на что он способен. По приказу Всеволода Тмил скинул с плеча лук и наложил на тетиву стрелу. Изготовился стрелять.
Тем временем тень вынырнула из тумана и оказалась обычным человеком. Скованные напряжением люди облегченно выдохнули. Пришелец, шатаясь, словно пьяный, все ближе подходил к отряду. Вот уже стали различимы железные пластины на груди у кольчужного бахтерца. Бросился в глаза кушак на поясе, когда-то ярко-алый, теперь жутко грязный, почти потерявший изначальный цвет. Показалась непокрытая голова заблудшего, заросшая курчавой непослушной шевелюрой…
Оболь Горица, жалостно повизгивая и непрестанно бормоча что-то себе под нос, споткнулся и, потеряв равновесие, растянулся в жиже. Поднялся. Тряхнул кудрями и, не переставая бормотать, пошел дальше, не замечая ничего вокруг. Точно слепой.
Кметы обступили его, задержали. Принялись засыпать вопросами. Острога не сопротивлялся, но и не отвечал. Он словно не видел окружавших его людей, продолжая бубнить себе под нос полную тарабарщину. Немигающий, застывший взгляд опричника уставился в невидимые дали, блуждая в месте, доступном лишь безумцам. Поняв, что от него ничего не добиться, марьгородцы отступили, и вопросы стихли.
Не сдался лишь Тютюря. Коршуном подлетев к Оболю, Калыга схватил его за грудки и основательно встряхнул. Влепил звонкую пощечину. Звук был такой, словно прачка хлестнула бельем по поверхности реки.
– Где они, Оболь? Где остальные? Где княжич Петр? Отвечай! – терзал опричника Тютюря, сопровождая каждый вопрос новым ударом.
Взгляд Горицы на мгновение прояснился, и он захихикал. Пустил слюну на подбородок.
– Мертвы… Все мертвы! Оно их забрало… Схватило своими волосами и утащило прямо в небо…
– А Петр? – не выдержал воевода. – Что с Петром?
– Все полетели в небо! Фух. Как птицы! И он полетел…
Оболь снова истерично захихикал, затем упал на колени и обмочился. Хихиканье сменилось плачем.
Потрясенные марьгородцы молчали. Долго.
– Гхм… Что дальше будем делать, воевода? – откашлявшись, хриплым голосом спросил Пантелей.
Всеволод оглядел свой маленький отряд. Усталый, покалеченный, изнуренный. Посмотрел на колдунью, под глазами которой залегли темные круги. На ее подручного, все больше походящего на старика. Неужели он заставит их идти до конца? Неужели он зайдет еще дальше и тем самым обречет их всех на погибель? Но и Петра Всеволод просто так бросить не мог. Самоуверенный, запутавшийся мальчишка, соблазненный призраком славы. Что станет с ним? Если он бросит сейчас княжича на произвол судьбы, как он по возвращении посмотрит в глаза Ярополку? Что скажет старому другу, бывшему собрату по оружию?
– Я должен убедиться в словах Оболя. Воочию увидеть… тело, – сглотнув горький ком, упавшим голосом выдавил из себя Всеволод. – Но неволить никого не буду. Если кто сейчас захочет воротиться…
Они не захотели. Возможно, совершив тем самым самую большую глупость в своей жизни. Но как же воевода был благодарен им за это.
– Виктор?
– Я слово дал, что без проводника вас не оставлю, – проскрипел кузнец. – По крайней мере до Горшной Скорбницы, но доведу.
– Спасибо тебе, – искренне поблагодарил кузнеца Всеволод, но мужик в ответ хмуро бросил:
– Напрасно, барин, ты торопишься с благодарностью своей. Мож, скоро проклинать меня за то станешь…
Гриди, с чмоканьем выдернув ратовища копий из грязи, снова изготовились к изнурительному маршу. Пантелей шутками да прибаутками пытался приободрить кметов, но вскоре смолк, поняв, что все попытки тщетны. Рядом с ним громко фыркала лошадка волховуши, недовольная понуканьем Ксыра. Один лишь Калыга не тронулся с места.
– Да вы, похоже, все свихнулись, точно Острога. – Тютюря присел над свернувшимся в калачик Оболем. – Али не слыхали, что он сказал? Наследник марьгородского престола мертв! Хотите отправиться за ним в Бездну? Скатертью дорога! Мне моя жизнь милее, чем взгода [95] Ярополка!
Подсунув руку под плечо Горице, Митрий с трудом поднял его и поставил на ноги. Опричник кулем повис на атамане, продолжая всхлипывать и бормотать. Из воспаленных, красных глаз непрестанно текли слезы, прочерчивая светлые полосы на грязных щеках.
– Мы уходим! Возвращаемся в Марь-город. Можешь радоваться, воевода. Похоже, ты оказался прав. Скверна нам не по зубам, а вот вы, ежели не одумаетесь, ей на зуб точно попадете!
– Поживем – увидим.
Митрий Калыга, хоть и старался это скрыть, выглядел сейчас действительно растерянным, действительно напуганным человеком. Он напрочь позабыл о своем бахвальстве, об обещании «гнать Скверну палкой, словно бешеного пса». Смерть друзей ударила по нему тараном, расставила все по своим местам. Переведя взгляд зеленых глаз с гридей на колдунью, он попытался увлечь с собой хотя бы ее:
– Государыня Врасопряха, вы же разумная женщина, к чему эта жертва? Пойдемте лучше с нами…
В ответ колдунья пренебрежительно рассмеялась.
– Ну уж нет, Калыга. В отличие от тебя, я помню о своем долге и ценю доктрины Хоровода сильнее, чем сохранность собственной шкуры. Так что нам с тобой не по пути!
– Ну и Бездна с вами! – зло выпалил Тютюря. – Вы все сдохнете! Слышите меня? Сдохнете зазря!
Возразить на это было нечего.
Грехи, что нам не замолить
Они отошли едва на четверть версты, когда наткнулись на лужи, заполненные кармином, месиво из бурой грязи, вытоптанный осот, разбросанные щиты и сломанные копья. Вот и все, что осталось от бравого отряда Остроги. Кто бы ни расправился с боярскими сынами, сделал это он чертовски быстро. Единственное, что вселяло надежду в сердце Всеволода, – это отсутствие тел на взлохмаченной земле. Проходя мимо побоища, отряд марьгородцев не стал задерживаться, чтобы осмотреть следы. И так было понятно, куда ушло то, что учинило здесь разгром. Черные глубокие выбоины в грязи убегали в сизое марево тумана.
Еще через неполную версту Виктор вывел их к Горшной Скорбнице. Очередному крохотному островку, поднявшему свою горбатую спину из обширного зареченского болота.
Несколько тонкостволых сосен невесть как укоренились на этом пятачке земли. Вязальными спицами они вздымали свои тощие голые кроны к скрытому туманом небу. И если ветви деревьев исчезали в дымной мгле, то корни их утопали в белом облаке.
Неистово цветущий багульник покрыл островок сплошным ковром пушистых, сладко пахнущих соцветий. Завораживающий, но опасный аромат окутал Горшную Скорбницу густой, тягучей патокой, восхитительно пьянящей, но жутко ядовитой. Прокладывая себе путь сквозь туман и белое кружево под ногами, отряд Всеволода взошел на остров.
Внезапно одноглазый Яков удивленно вскрикнул, указал на что-то у себя под сапогом. Тут же раздался тонкий, по-девчоночьи писклявый выкрик Врасопряхи, затем приглушенн