Кметы инстинктивно сжались в кучку, ощетинились оружием, причем некоторые из воинов направили его именно на Ксыра. Но подручный ведьмы не обратил внимания на это, продолжая вглядываться в изменчивое покрывало тумана. Из мглы показалось несколько размытых силуэтов. Шатаясь, хрипя и постанывая, они медленно брели в сторону марьгородцев, с каждым мигом становясь все четче.
– Что за… Это же Илья! Эй, братцы, гляньте: это ж наш невеличка-богатырь Илюша. Мы-то думали, сгинул он, ан нет, глядите-ка: живой! – радостно выпалил Миролюб, порываясь броситься навстречу кмету. Однако Пантелей удержал воина стальной хваткой. – Ты чего, десятник, это же…
– Незнамо что, но точно не Илья!
Преодолев завесу белой пелены, из тумана неуверенной походкой вышли люди. Немного, около десятка. Одежда пришлых поражала разнообразием. Кое-кто нес на себе составные латы хороборов – разбитые, продырявленные, покрытые вмятинами и пятнами высола на изъеденных коррозией боках. На других болталось драное тряпье, в котором все еще угадывалась простая крестьянская одежда. Третьи и вовсе плелись нагишом.
Впереди этой пестрой толпы действительно вышагивал Илья. Вернее, то, во что обратила его Скверна. Пропавший воин по пояс продолжал оставаться обычным человеком, а вот выше… На груди, предплечьях и спине кмета, прорвав железные кольца кольчуги, густо проросли пятнистые грибы. Россыпь их мелких искрасна-синих шляпок, сплетаясь грибницей, взбиралась на шею и нижнюю челюсть человека. Нос у не-Ильи провалился, став губчатым отверстием, глаза исчезли под наплывом пустул и бугристых вздутий. Всю верхнюю часть лица прикрывала пятерка мясистых лепесткообразных отростков, охватывающих скальп, лоб и скулы гридя. Собираясь в пучок на затылке, они образовывали единый мощный жгут. Толстый, как корабельный канат, он протягивался куда-то вдаль, в туман. Как заметил Всеволод, такие же теряющиеся в тумане жгуты пуповины тянулись от головы каждого из порабощенных Скверною людей.
– Всеволод Никитич, глянь!
Тронув воеводу за рукав, Пантелей указал на край оскверненной толпы. Окольничий горько застонал. Среди изуродованных людей, подвешенных головами к нитям, шагали Семка и Некрас Чура. Грибная пошесть еще не успела изуродовать их лица, но уже расползлась под кожей сеткой темных вен. Позади опричников неуклюже переставлял ноги стройный юноша в измаранном дорогом кафтане, надетом поверх искусно выполненного коробчатого панциря. В руке он все еще сжимал лихую саблю марморисской стали. Красивое оружие с рукоятью в виде дракона, глядящего на мир яхонтовыми глазами, волочилось по земле, марая лезвие болотной грязью.
Вот так плачевно окончился поход Петра за славой. Что же теперь Всеволод скажет Ярополку? Как взглянет ему в глаза…
Не дойдя до марьгородцев десяти шагов, оскверненные остановились. Замерев, они слегка покачивались, хрипя и поскрипывая, как несмазанные дверные петли. Они словно чего-то ожидали. Воздух вокруг быстро загустел, и Всеволод почувствовал, как на затылок легла тяжелая, спутывающая мысли ломота. Слюна во рту приобрела металлический вкус, в ушах противно загудело, а по коже поползли мурашки. Окольничему стало вдруг казаться, что из плотной стены тумана за ними наблюдают тысячи настороженных злобных глаз. В мозгу, пиликая смычком на нервах, заиграла паника. Ощущения очень походили на те, что сопутствовали колдовству Врасопряхи, и в то же время были другими. Более чужими и… уродливыми. Кметы угрюмо заворчали, не зная, как избавиться от навязываемого им чувства страха. И тогда вперед шагнула ведьма.
Врасопряха обратилась к существам, бывшим когда-то людьми, зычным властным голосом на языке, который Всеволоду уже приходилось от нее слышать. Именно на нем кудесница отдавала приказания Ксыру.
Первое время ничего не происходило. Искаженные все так же продолжали раскачиваться и скрипеть, однако вскоре не-Илья ответил. Его рот раскрылся, выпустив из горла быстро вздувшийся и лопнувший пузырь, забрызгавший подбородок кмета черной слизью; губы воина раздвинулись, обнажая зубы; щеки задергались и задрожали. Было похоже, как будто нечто пытается понять, как использовать человека в качестве своего глашатая.
– КХР-Р… ЭЛП… ПЛА… ДА! РХА… ГХАР-Р-Р, – сделал несколько неудачных попыток не-Илья голосом, который звучал глухо и отстраненно, как эхо в дьявольской утробе. Понять что-либо среди этих протяжных рыков было невозможно, однако вскоре речь его стала более осмысленной и внятной: – Я… МФГУ… ГОВОРИТЬ РТОМ… КАК… ЛОВЕК…
– Кто ты? – спросила Врасопряха.
В ответ оскверненный выдал череду неясных звуков, похожих на отрывистое гавканье.
– Я не понимаю.
Илья выдавил из нутра еще один пузырь и неожиданно заговорил бегло и легко:
– ЧЕ… ЛОВЕКИ В МОХНАТЫХ ШКУРАХ НАЗЫВАЛИ МЕНЯ МВОН ЛАГРХ’ХАГАН… ДАВНО… КОГДА ВАШ МИР БЫЛ БЛИЖЕ К ГОРИЗОНТУ ГЛО’РА… КОГДА ОН БЫЛ НЕ СПРЯТАН ЗА ВУАЛЬЮ ПРОТОПЫЛИ… КОГДА СТАРЦЫ ЕЩЕ ЗАЯВЛЯЛИ НА НЕГО ПРАВА…
Ведьма вздрогнула, и Всеволод заметил, как смертельная бледность покрыла щеки кудесницы, и так не склонные к румянцу.
– Мвон Лагрх’Хаган – Раститель спор, – повторила ведьма пересохшими губами. – Что привело тебя в наш мир? В это место?
Не-Илья хищно подался вперед, несколько раз громко щелкнул челюстью.
– ВЛАДЫКИ. СТАРЦЫ ЖЕЛАЮТ ПОЛУЧИТЬ АТЛАС САВАО́ФА… ДОСТОЯНИЕ ВРАГА… РАЗЫСКАТЬ… ДОБЫТЬ, НЕВЗИРАЯ НИ НА ЧТО… НАЙТИ… ДОСТАТЬ… СХВАТИТЬ… ПЕРЕНЕСТИ В НАГТАХ’РШАН… НАЙТИ… НАЙТИ… ДОБЫТЬ…
Вестник Мвон Лагрх’Хагана сбился на невнятное бормотание, которое тут же многоголосо подхватили другие оскверненные. Пока искалеченные люди занимались бессмысленным перебором звуков, Врасопряха незаметно подала условный знак за спину. Ксыр тут же скинул с плеч короб ворожеи.
– Здесь нет того, что ты ищешь. Есть только мирные люди, которые спокойно жили до твоего прихода. Ты должен покинуть этот мир.
Кудесница сделала шаг назад и, нервно поглядывая на оскверненную толпу, принялась судорожно выискивать что-то среди многочисленных полок своего переносного ларя.
– НЕТ… ТЫ НЕ ОБМАНЕШЬ, САМКА, БЛУЖДАЮЩАЯ ПО ПОРОГУ Ш’ХОЛА, ЗНАЮЩАЯ НАШ ЯЗЫК… ЕГО ЗАПАХ… ЧУЮ, ОН БЫЛ ЗДЕСЬ…
– Ну, так теперь его тут нет, – не выдержав, рявкнул Пантелей. – Так что убирайся отседова, страховидла траханая! Уматывай подобру-поздорову, пока мы тебя на рогатины не насадили!
Однако не-Илья не обратил на вспышку десятника никакого внимания. Его безостановочное несвязное бормотание подхватил хор одержимых. Гомон все нарастал, набирая силу, словно сель из грязи и камней, сметающий все на своем пути.
– ТО, ЧТО МЫ ИЩЕМ… ТО, ЧТО НАМ НУЖНО… ТО, ЗА ЧЕМ НАС СЮДА ПОСЛАЛИ… ОНО БЫЛО ЗДЕСЬ, НО ЧЕЛОВЕКИ УКРАЛИ ЭТО… ВОРЫ… ПОГЛОТИТЬ ИХ… ПОГЛОТИТЬ ВАС ВСЕХ… ПРОРАСТИ В ИЗВИЛИНЫ… ПРОЧЕСТЬ СОЗНАНИЕ… ИЗМЕНИТЬ РАЗУМ… УЗНАТЬ, КУДА ПРОПАЛИ КАРТЫ МЕЖДУМИРЬЯ…
Оскверненные словно взбесились. Дергаясь, подвывая и клацая зубами, они неровным приплясывающим строем медленно двинулись на людей.
В то же время из-за короба встала Врасопряха. Бережно сжимая что-то в ладонях, морокунья выпрямилась в полный рост.
– Спропади пропадом, наведен морок, явись перед взором истинный ворог. Гой!
Колдунья поднесла руки к губам и дунула. Всеволоду только сейчас удалось разглядеть, что на сложенных лодочкой ладонях кудесницы лежат три пушинки козлобородника. Подхваченные невесть откуда взявшимся ветром, семянки легко взмыли в воздух. Кружась, они поплыли над болотом, над головами кметов и оскверненных рабов Лагрх’Хагана. И там, где пролетали легковесные пушинки, туман отступал, обнажая залитое водой дно кратера. Клубясь и отливая неземным светом, он словно в страхе отползал, открывая людям скрытую доселе правду.
Он показал им истинное тело Лагрх’Хагана.
Хозяин Скверны
– Ох, мать моя родная. Знал я, что не стоит сюда лезть, – глухим, упавшим голосом прохрипел Вятка в установившейся тишине.
Никто из гридей не отозвался на замечание следопыта, но Всеволод не сомневался, что остальные с ним полностью согласны. Он сам сейчас ощущал лишь одно: подавляющий сознание ужас перед существом, лежащим в зыбкой грязи позади своих жертв.
Хозяин Скверны. Раститель спор. Мвон Лагрх’Хаган.
Его трупно-бледное тело, похожее на личинку жука-дупляка, покоилось на множестве тонких суставчатых ног. Острые, как членистые когти краба, они глубоко впивались в грунт кратера. Несмотря на их непомерное количество, лапы монстра выглядели слишком хилыми, чтобы он мог быстро передвигаться, и оттого Раститель спор выглядел громоздким, тучным, неуклюжим. Венчала неподъемную тушу чудовища чересчур большая, выдающаяся вперед голова. Чело, покрытое морщинистыми, нависшими складками кожи, имело два четко выраженных полушария, усыпанных уже знакомыми искрасна-синими, пятнистыми головками грибов. Глаз или других органов чувств на теле Безднорожденного не наблюдалось. Судя по всему, Лагрх’Хаган был абсолютно слеп. Что, впрочем, не помешало ему стать грозой всего живого на болотах.
Несмотря на то что дышать ему, казалось, было нечем, бока чудовища ритмично вздымались. При каждом «выдохе» с горбатой, заросшей грибным гребнем холки в воздух взметались облака полупрозрачных спор. Эти пленчатые хлопья витали по всему Сквернолесью, но здесь, рядом с Растителем, их было особенно много. Чуть ниже россыпи грибных шляпок, прямо под пластиной рачьей пасти, у Безднорожденного торчали коленчатые фаланги длинных отростков. Похожие на кожистые пальцы, они вяло, но непрестанно шевелились.
Позади пучка то ли конечностей, то ли жвал в месте, где у божьих созданий находилась шея, у твари выпирали подобия жаберных пластин. От них во все стороны тянулись красноватые кольчатые щупальца, распускавшиеся на концах, как звездочки цветка-лозинки. Всю внутреннюю поверхность такого «цветка» усеивали мелкие зубы – без сомнения, те самые, которые Врасопряха нашла в теле лешего и изуродованного Скверной зверья. Часть щупалец оплетала головы оскверненных людей, отчего те походили на подневольных бурлаков, тянущих за собой баржу склизкого тела Безднорожденного. Другие, поглаживая и посасывая, «обслуживали» мешковатые бледно-белые коконы, разбросанные вокруг Лагрх’Хагана. Опутанные слизью и фестонами клейкой паутины, эти хризалиды, судя по всему, содержали в себе тела плененных Растителем сущес