Воздух за их спинами расколол не человеческий и не звериный крик, острой кромкой резанувший по ушам. Растителю спор все-таки удалось поймать Ксыра – вернее, то чудовище, в которое он превратился. Обхватив его щупальцами, он поднял извивающееся тело в воздух. Клубок, удерживавший Одержимого, вспух мышцами, напрягся и разорвал подопечного колдуньи в клочья. Кровь, осколки костей, куски плоти и ошметки внутренностей зашлепали по поверхности воды. По голове Лагрх’Хагана. По туго натянутой кожистой оболочке коконов, разбросанных вокруг. Безднорожденный удовлетворенно заворочался и заурчал, довольный исходом схватки. Еще через мгновение он как-то странно охнул, и хризалиды окрест него вдруг стали лопаться, извергая из себя новых чудищ. Неизвестно, что пробудило их ото сна: кровавый дождь или воля хозяина. Что бы ни послужило тому причиной, но осклизлые бледные коконы стали раскрываться, с угрожающей скоростью пополняя армию Растителя новыми бойцами. И пусть их недоношенные рахитичные тела, блеклая кожа, недоразвитые клыки и когти выглядели не столь внушительно, как у собратьев, но все-таки эта орда представляла смертельную угрозу для обессиленных израненных людей.
– Что будем делать, Всеволод?! – с отчаянием воззвал к воеводе Алеко.
– Бежать! – вместо окольничего крикнула Врасопряха, швыряя какую-то склянку в свой составной короб. В колдовском ящике, полном бесценных снадобий, неожиданно что-то заискрило, зашипело и принялось дымить. – Бежать, как можно быстрей! – повторила кудесница, хватая за руку Всеволода и увлекая за собой остальных. Уцелевшие гриди ринулись назад в туманный омут. Толпа новорожденных исчадий, науськанная Безднорожденным, кинулась за ними. Бледные уродцы, подпрыгивая и визжа, как раз добрались до ларя ворожеи, когда алхимическая реакция, запущенная колдуньей, достигла апогея. Дно кратера сотряс мощный взрыв. Расшвыряв в стороны камни, воду и исковерканные Скверной тела отродий, он громовым раскатом разошелся по болоту.
Вторил ему раздосадованный, полный нечеловеческой злобы рев Мвон Лагрх’Хагана.
Путь назад
Твари не преследовали их, даже не пытались. Всеволоду хотелось думать, что взрыв, устроенный Врасопряхой, прикончил бо́льшую часть из них и, может, даже лишил жизни их создателя. Но сильно уповать на то не стоило. Как бы там ни было, выбраться из кратера им никто не помешал. Оказавшись на опушке Сквернолесья, изможденные люди попадали на землю. Только Миролюб и Пантелей не присоединились к ним, навсегда оставшись на дне зловещей ямы. А еще, конечно, Петр.
Не желая, чтобы мысли о смерти княжича снова поглотили его кровоточащую душу, Всеволод поднялся на ноги и побрел к опушке Сквернолесья. Именно там они оставили лошадку Врасопряхи. Стоило убедиться, что животное не пострадало. Все что угодно, лишь бы не думать о потере.
Каурая волшебницы приветствовала его радостным ржанием.
– Ну-ну, тарпанка [103], натерпелась ты страху, но теперь все уже позади.
Окольничий потрепал низкорослую лохматую лошадку за ушами. Животное в ответ тряхнуло гривой и шумно фыркнуло.
– Ты не виноват, – раздался сзади хрипловатый голос ворожеи.
Кудесница подошла, как всегда, незаметно и неслышно. Как всегда, безошибочно угадала, что его мучает.
– Ты не убивал Петра. Все те бедолаги, встретившие нас на дне каверны, уже не были людьми. В том числе и княжич. Раститель спор проник к ним в мозг и уничтожил разум. Нам просто удалось прекратить глумление над их телами…
– Я должен был предвидеть… Должен был понять, что он отважится на это. Захочет в первый же поход доказать всем, что он не хуже своих отца и деда. Попытается ухватить перо жар-птицы по имени слава. Я был беспечен, не уследил. Эх, если бы мы бросили все и отступили сразу…
Врасопряха порывисто подошла к Всеволоду и, дернув его за ворот рубахи, торчащий из кольчуги, притянула к себе. Яростный взгляд глаз, радужка которых приобрела цвет темного агата, впился в удивленные очи воеводы.
– Не смей так думать, слышишь! – запальчиво возвестила ведьма. – Иначе эта ничем не подкрепленная вина подточит и сожрет тебя изнутри, как могильный червь. Ты выполнил свой долг и наставленье князя с честью, сберег людей. Среди спасенных вами много женщин, маленьких детей. Хочешь сказать, это ничего не значит? Твоя дружина устояла перед лицом невообразимого, ужасного врага, а это дорогого стоит. Никто ведь и помыслить не мог, что на болоте в каких-то шестидесяти верстах от Марь-города появится Безднорожденный. Как никто не мог знать и о том, что самоуверенный мальчишка совершит ошибку, за которую заплатит головой.
Всеволод устало кивнул. Не то чтобы от слов колдуньи ему стало легче… но она, по крайней мере, напомнила ему, что потери были не напрасны.
– Этот Могх Хархагар, или как его там… Что он вообще такое? – не желая больше касаться больной темы, увел разговор в сторону окольничий.
– Мвон Лагрх’Хаган, Раститель спор, Удугу Гидим, Киноку-Яогуай. У него много имен. Если судить по старым свиткам, что мне довелось читать, он – один из многочисленных отпрысков змея Гхеереса – пожирателя миров. Он – герольд Старцев.
– Что еще за Старцы такие? – поморщился Всеволод.
С Врасопряхой всегда было так: чем больше ответов она давала, тем больше вопросов появлялось.
– Этим именем наши далекие предки называли своих темных богов. Сущностей настолько древних, что застали рождение Хаоса из Великой пустоты. Они чужды нам так же, как дневной свет чужд глубоководным рыбам, проводящим свою жизнь во тьме пучины. И так же опасны. Когда-то давно, еще до создания светлым пантеоном Порога, который отгородил наш мир от Бездны, Старцы жили… пребывали здесь. Правили первыми людьми, содержа их не как своих рабов, а скорее как домашний скот. Они разводили человечьи стада, которые строили для них города и храмы, обслуживали своих хозяев и поклонялись им, любя в слепом наваждении. А еще они нас ели – точнее, поглощали, всасывая в себя не только жизненную силу, но и сами человеческие души. Старцы – это паразиты, клещи Бездны, присасывающиеся к чужим мирам, чтобы выпить их досуха. Для защиты от них и их приспешников изначально и был создан Хоровод.
– И теперь глашатай этих Старцев сидит в зареченском болоте и ждет, пока чудовища притащат к нему новую жертву, чтобы восполнить его рать, – хмуро заметил Всеволод. В ответ колдунья невесело рассмеялась.
– О нет. То, с чем мы здесь столкнулись, всего лишь тень – Эхо Лагрх’Хагана. Раститель спор не может пройти через Порог, он слишком велик, слишком ужасен. Даже если ему удастся добраться сюда тропами Бездны, сквозь миллиарды верст вселенской пустоты, наша реальность просто отторгнет его истинное тело. Не в силах появиться здесь, он вселил свой Голос в кого-то принадлежащего нашему миру. Нет, не спрашивай, я не знаю, кто это был. Может, заблудившийся охотник, кто-то из болотников, а может, достаточно могучий лесной зверь. Кем бы он ни был, Лагрх’Хаган подчинил его своей воле, изуродовал и исказил, превратив в то, что ты видел возле разоренного лагеря хороборов. И это кажется мне странным…
Ведьма в задумчивости положила руку на ноздри Рябинки. Лошадка ласково ткнулась ей лбом в плечо.
– Что конкретно?
– Эманации такой силы не должны были укрыться от внимания Бдящих – дозорных, ходящих по Порогу. Раститель спор, даже слабый отголосок его Эха, не смог бы попасть сюда незамеченным, если только…
– Что?
– Если только кто-то не помог ему с этой стороны. Кто-то, кто знал, что находится внутри упавшей в зареченские топи звезды. Кто-то из волхвов, – закончила свою безумную догадку Врасопряха.
Обратный путь по Сквернолесью стался более чем удачным. Оставленные зарубки на стволах деревьев находились и читались без труда. Измененная Скверной живность болота их не беспокоила, а пружинистый ковер, по которому они ступали, словно придавал ногам дополнительные силы. Даже колдовской светящийся туман опал и будто бы всосался в землю, явив россыпь сверкающих над головою звезд.
«Может, мы и вправду потрепали бестию настолько, что наведенная им порча тоже пострадала? Ослабла, хоть и ненамного», – с надеждой думал Всеволод, но не позволил отряду сбавить ход, даже несмотря на то, что все они едва держались на ногах.
К рассвету марьгородцы покинули Утиные Лалы и вышли к Горшной Скорбнице. Серый предрассветный сумрак обдал лица людей холодным сырым дыханием. Совершенно обычным, пропитанным гнилостными запахами болота, а вовсе не душным парным маревом, отдающим ароматом цветущего дягиля.
На самом краю заросшего багульником островка их встретила сутулая озябшая за ночь фигура.
– Ты вроде бы не собирался ждать нас до рассвета? – бросил воевода кузнецу, вырывая сапог из чавкающей грязи.
– Нет, не собирался. Но решил тебе поверить.
– Ты это о чем? – не понял Всеволод.
– О том, что вы вернетесь. Кто другой сказал бы мне такое на подступах к логову Скверны, я бы посчитал его за недоумка, но ты… В жизни не встречал более упертого сукина сына! – Виктор широко, искренне улыбнулся. – Рад, что не ошибся.
Окинув измотанных людей быстрым взглядом, кузнец, понизив голос до шепота, продолжил:
– Помню я, что было вас поболе…
– Было, – коротко ответил Всеволод, глядя, как Тмил последним выбирается из жижи, замыкая их немногочисленный отряд.
Больше Виктор не спрашивал ни о чем.
Немного передохнув среди пушистых белых зонтиков болиголова, марьгородцы снова выдвинулись в путь. Цепь измученных, обессиленных и надломленных людей проследовала за своим проводником и вскоре скрылась из виду.
Глава 8Возвращение
Живые
Рука Видогоста все еще болела, правда, уже не так сильно. Десятник попробовал осторожно пошевелить пальцами. Боль сосущими нитями поползла по предплечью, но уже не отдавала сверлящей в костях мукой. И то хорошо. Махать мечом ему не скоро доведется, но по домашнему хозяйству управляться он сумеет.