– Ох, чудо чудное, первый раз такое вижу, чтобы лошадь преданней любой собаки оказалась. – Алеко с хрустом почесал лоб под повязкой. – Не иначе ты ее приворожил чем, Всеволод Никитич.
– Характером она у меня такая – верная. Чары здесь ни при чем. – Всеволод нежно почесывал кобылку за ганашами, зная, как она это любит. Ярка замерла в блаженстве.
Уделивший все свое внимание животному, воевода не заметил, как к ним присоединился Митрий Калыга. Разговор опричник начал, по своему обыкновению, насмешливо-глумливым тоном, совсем позабыв о приветственных словах:
– А я-то думал, что это мне повезло с конем. И вот теперь мой сивый под седлом у безродного вора, а твоя буланая снова при тебе, воевода. Как-то несуразно вышло. Такое чувство, что в этом походе меня преследуют одни неудачи, жертвы и потери. Сначала конь, потом брат-близнец дракона, который ковали в самом Мармарисе, затем полегли почти все мои друзья.
– Не ты один лишился многого, боярин, – тоже опустив приветствие, бросил ему Видогост. – Одначе мы выполнили княжье порученье. Людей оберегли, пусть и не всех.
– Знаю. И я вот все думаю, а стоило ли оно того…
– Чего тебе надобно, Митрий? – сухо оборвал атамана Всеволод, не переставая гладить Ярку.
– Мне-то? Ничего. Ведьма совет общий созывает. Она нас уже ждет.
Кто-то гребень, кто-то кнут
Они застали ее у ручья, где морокунья меняла повязку молодой женщине на обожженной, искалеченной руке. Подождав, покуда кудесница закончит, мужчины расселись рядом, непроизвольно образовав правильный круг, словно грибы в ведьмином кольце. Как только крепачка удалилась, ведунья, собрав остатки бинтов и мази в сумку, завела разговор.
– Беседе предстоит быть неприятной, но необходимой. Рада, что вы откликнулись на мой зов, да еще так быстро.
– Разве могло быть иначе, государыня кудесница? Ведь Всеволод Никитич, как и каждый кмет в его отряде, прям из кожи вон лезут, дабы тебе угодить. Уж не знаю, чем таким ты их околдовала, но они лапками сучить начинают, стоит лишь упомянуть твое имя, – заявил Тютюря, вовсю демонстрируя белозубую ухмылку.
Опричник явно подначивал гридей на ссору, однако никто из дружины ему не ответил. Выходки атамана давно уже перестали задевать их.
– Нам нельзя сейчас отсюда уходить, – даже не взглянув в сторону опричника, внезапно сказала Врасопряха.
– Что?!
– Как это?!
– Ты что, ведьма, рехнулась?!
Со всех сторон посыпались на морокунью возмущенные возгласы.
– Ну-ка, тихо все, – прикрикнул на сидящих воевода, прежде чем обратиться к Врасопряхе: – Странно от тебя такое слышать, особенно после того, что нам довелось здесь пережить. Объяснишься?
– Не думаю, что вы мне поверите.
– А ты попытайся, мож, мы, сирые и убогие, все-таки докумекаем, что к чему, – снова ощерившись, сказал Тютюря, развалившись на ковре изо мха.
– Все дело в Лагрх’Хагане, а точнее, в том, как он изменяет Заречье. Та полупрозрачная взвесь, которая летала в воздухе на Утиных Лалах, – это споры Растителя. Именно они служат причиной всех странных превращений рядом с кратером. И если для искажения животных и людей нужен укус Безднорожденного, то растения и почва меняются как раз из-за попадания на них этих самых спор. У меня было время все обдумать, взвесить, и стало ясно, что с каждой новой пядью леса, захваченного Скверной, скорость заражения растет. Недалек тот час, когда грибную проказу станет невозможно одолеть.
– Мы сильно потрепали это чудо-юдо в его же собственном логове. Пройдет немало времени, пока Безднорожденному удастся наловить еще животин и изготовить из них новых страховидл. А без своих уродин он не очень-то и опасен. Нашинковать стрелами его жирную тушу не составит особого труда. И что-то мне подсказывает, что с его кончиной исчезнет и зараза. Али я неправ?
– Дело не в этом. К тому времени как сюда нагрянет достаточно сильное войско, которое сможет совладать с ипостасью Безднорожденного, изменения, происходящие вокруг Лагрх’Хагана, скорее всего, будут уже необратимы. Это приведет к тому, что рост Сквернолесья уже нельзя будет остановить. Есть угроза, что когда-нибудь весь мир обратится в то, что мы видели на болоте.
– И что ты предлагаешь?
Врасопряха на миг замолчала, словно набираясь духу, но вскоре решилась:
– Я думаю, что смогу сжечь долину, но мне потребуется помощь.
Теперь настала очередь замолчать всем остальным.
– Все мы видели, государыня веда, как велика ваша сила, но… вы и вправду можете это сделать? Предать огню десяток верст болотины? – после паузы осторожно спросил Алеко.
– Да. Для этого потребуется наложить на эти земли Черный аводь. Скверное, нехорошее заклятье, оно требует усилий и энергии, которую придется отнять у созданий на здешних холмах, но другого выхода я не вижу. Пожертвовав всем живым в округе, мы избавим Окоротье от страшной угрозы.
– Постой-ка, что значит «пожертвовать всем живым в округе»? Что станет с Ясными борами? – подал голос Тютюря.
Всеволод сдвинул брови, припоминая, чем обернулось колдовство волховуши в прошлый раз.
– То же самое, что и с духом-берегиней, которую болотники приветили в старой березе. Так ведь?
– Да, – не стала отрицать Врасопряха, – но эту жертву нужно принести. Порой приходится творить одно зло, чтобы помешать выбраться на свет другому.
– Исключено! Боры должны уцелеть. На то был наказ князя, полученный мною самолично, – категорично заявил Калыга.
– Слышал я, какие якобы ты приказы получил. Не премину об этом расспросить у Ярополка, – зло прищурился воевода. Правда, после всего, что он узнал о владетеле Марь-города, Всеволод уже не был уверен в том, что Калыга врал насчет своих «наказов».
– Расспроси, расспроси, Всеволод Никитич. Надеюсь, хоть тогда у тебя откроются наконец глаза. И ты поймешь, кем на самом деле являешься для князя.
– Что ты имеешь в виду?
– Для Ярополка все мы орудия, – с усмешкой пояснил Тютюря. – Кто-то гребень, которым он ласково гладит по головке, а кто-то кнут, сдирающий кожу до живого мяса. И только Ярополк решает, что гоже применить в том или ином случае.
– И кто же я, по-твоему, для князя?
Митрий несколько секунд смотрел на воеводу, некрасиво искривив рот под усами, затем продолжил:
– Ты что-то навроде серого волчка из сказки. Того, который на посылках у царевича по лесу скачет. Вроде бы и лютый зверь, благородный, а тявкать псом дворовым обучен, по науське. Очень полезно иметь при себе такого. Тогда все твои темные делишки как бы меркнут, находят оправдание в глазах людей. Ведь не может же легендарный Степной Волк – окоротский герой, ветеран битвы на Велесовом перевале – служить корыстному упырю, для которого жизнь людская что кусок навоза. Вот и выходит, что для Ярополка ты к тому ж еще и маска, святочная харя [104], за которой он прячет недостойные дела. Боги, неужели после всего того, что случилось, ты все еще считаешь, что Доброхотный князь заботился о смердах, когда нас сюда отправлял? Не будь глупцом! Единственное, что его волновало, – это красная кондовая сосна, которую сейчас ты можешь лицезреть перед своим носом.
– Не понимаю, при чем здесь Ясные боры. Марь-город достаточно богат, чтобы всерьез интересоваться вырубкой здешнего краснолесья. Уж больно оно далеко, да и скрыто в глухой непролазной чаще, где ни стеги, ни тропки.
– А здесь дело вовсе не в деньгах! – снисходительно рассмеялся атаман. – Ярополк спит и видит, как бы подлизать зад Ксарсогору Калиградскому, а при удачном раскладе умудриться пролезть к нему в родню. И, узнав, что Калиград строит свой собственный торговый флот, он засобирался предложить ему бесценную древесину за достойную награду. Так что сам видишь, трогать Ясные боры никак не можно! Ты и так провинился, когда Петра не уберег, а потеряв последний козырь, и вовсе можешь головы лишиться…
– Закусил бы ты узду, боярин! – хрипло бросил Видогост, сидевший по правую руку от побледневшего, сжавшего ладони в кулаки Всеволода.
– Не вмешивайся, Видогост. Он прав. Многие хорошие ребята на зареченских трясинах полегли, не только Петр Полыч. Вполне возможно, что случилось это по моей вине. Но более такой ошибки я не допущу. Скверна не вырвется из болота!
Калыга фыркнул рысью, гадливо прищурил зеленые глаза.
– Надеюсь, ты хорошо понимаешь, чем рискуешь, воевода? И все ради чего? Бредней полоумной ведьмы, среди которых я услышал только «может быть», «скорее всего», «возможно». Она сама признает, что ни в чем не уверена. Может так случиться, что Скверна и носа из этого котлована не высунет. Сидела же она целый год безвылазно в трясине. Неужели ты готов нарушить приказ своего господина ради смазливой мордашки…
– Заткнись, Тютюря, – тихо, совершенно беззлобно сказал Всеволод. Но что-то в его голосе заставило Калыгу тут же замолчать. Поджать губы, не давая сорваться с них опрометчивым словам.
Не глядя боле на барчонка, Всеволод обратился к веде:
– Государыня Врасопряха, что прикажешь делать?
Настоящее волшебство
Следуя указаниям ведьмы, гриди, а вместе с ними и зареченские мужики рыскали по окрестностям, собирая разные странности. Ветки деревьев, порченные бородавками кап, голубоватые клубки оленьего мха, свернутые спиралью ваи папоротника, кости животных и многое другое. Врасопряха принимала дары, что-то отбраковывая, что-то откладывая в сторону, а что-то аккуратно раскладывая на плоских, расцвеченных лишайником валунах. Благо было их в округе несметное множество. Пока она была занята, Всеволод все бродил неподалеку, стараясь застать кудесницу наедине. В конце концов он не выдержал и, взяв Врасопряху под руку, отвел ее в сторонку, где их никто не мог подслушать.
– Что случилось? – Голос ведьмы отдавал усталостью и недовольством. Судя по тону, она не выспалась и была раздражена.
– Я хочу поговорить о наговоре, который ты готовишь.