– Ну?
– Скажи мне, что он тебя не убьет, – выпалил воевода. – Нет, не перебивай. Я видел, в каком состоянии ты была после боя на майдане, где последний раз применила могучее заклятье. А здесь, по твоим словам, придется потрудиться еще шибче. Уверь, что я неправ, что с тобой все будет в порядке.
– Этого я обещать не могу, – вымолвила ведьма тихо, – однако…
– Однако? – как за соломинку схватился Всеволод за неоконченную фразу.
– Я намного крепче, чем кажусь.
Но Всеволод так не считал. Морокунья с Лысого холма, грозная ведьма, присоединившаяся к их отряду по зову князя… Поначалу он чурался, избегал ее, не доверял, но то было давно. Теперь ему хотелось защитить ее любой ценой, и в то же время Всеволод знал, что не сумеет. Впереди Врасопряху ждал бой, в котором не поможет меч и крепкое слово, а значит, он ничем не сможет быть полезен. От осознания этого у воеводы защемило сердце. Он не хотел… не мог ее потерять.
– Может, есть другой способ… – начал было Всеволод, но Врасопряха резко отстранилась. Отвернувшись от воеводы, колдунья поежилась, обхватив плечи руками.
– Его нет. – В голосе кудесницы чувствовалась обреченность. – Но это неважно. Я уже один раз струсила, положила на алтарь своего малодушия чужие жизни, больше этого не повторится. Я должна это сделать, и больше обсуждать тут нечего.
Сказав это, Врасопряха бросила на Всеволода тоскливый взгляд, прежде чем вернуться к собранию диковин, разложенному на камнях.
К вечеру все было готово. Замысловатое сооружение из ветвей, мха, трав, костей животных и птиц было собрано Врасопряхой и отнесено гридями в долину. Оставленная на берегу болота, она очень напоминала пирамидку, когда-то сложенную волховушей для упокоения лешего. Вот только в этот раз ловушка духов была несоизмеримо больше и сложней. Забрав с собой все нужное для сотворения заклятия, ведьма ушла на вершину холма, стоящего на краю болота. В это же время люди спешно свернули лагерь, затушили очаги, впрягли скотину в телеги и под гомон детворы и переругивание баб отправились долой.
Все, кроме Всеволода.
Оставив указания кметам, окольничий проводил их в путь и теперь неспешно поднимался по пологому изрезанному корнями склону. Солнце, клонясь к закату, залило Окоротье жидким золотом. А с вершины шеломяня открывался воистину невероятный вид.
Заросшие стройным ельником выпоры холмов казались спинами левиафанов, выныривающих из океана млечной дымки. Темный силуэт еловых плавников вздымался к небу в брызгах солнечных лучей. Даже проклятая долина топей теперь выглядела не как бурлящий колдовской котел с отвратным зельем, а как драгоценный кубок, наполненный облачным вином.
Врасопряха, стоя на краю обрыва, тоже залюбовалась захватывающим дух великолепием, простиравшимся вокруг. Наверное, оттого она и не заметила окольничего сразу. Лишь когда тень воеводы упала ей под ноги, женщина обернулась.
– Всеволод! Почему ты здесь?!
– Не хотел, чтоб ты оставалась одна. Не в такой момент.
– Ты не понимаешь! Если что-то пойдет не так, случится хоть малейшая оплошность, на этом холме не останется ничего живого. Тебе надобно уйти!
– Я не оставлю тебя здесь одну, и больше обсуждать тут нечего, – словами самой Врасопряхи ответил кудеснице окольничий.
Волшебница собралась было ему что-то возразить, но, перехватив упрямый взгляд, передумала. Вместо этого она покачала головой и рассмеялась.
– Ох и дубина же ты стоеросовая, Всеволод Никитич. Это я поняла еще на берегу пруда в ночь, когда на нас напали тати.
– О чем это ты? – смутился Всеволод, припомнив свой позор. – Я ведь за тот проступок уже повинился пред тобою…
Врасопряха как-то странно посмотрела на него взглядом аконитовых очей, в которых искрами плясали огоньки насмешки.
– А ты не думал, – сказала ведьма вкрадчиво, медленно подходя к нему, – что, быть может, я тогда хотела, чтобы ты меня увидел? Чтобы стал чуточку смелей? Или неужто ты считал, будто я не слышала, как пятипудовый богатырь ломится сквозь ивняк? Да хромоногий, косолапый мишка производит меньше шума, чем ты, воевода.
Ворожея стояла вплотную к Всеволоду, и от простого запаха мыла, исходящего от волос колдуньи, голова у мужчины пошла кругом. Осторожным, кошачьим прикосновением кудесница положила ладони воеводе на грудь, и он сам не заметил, как заключил ее в объятья.
– Мне чертовски страшно, Всеволод… – тихо, дрожащим голосом призналась Врасопряха, – и так хочется немного теплоты. Пожалуйста, ежели я тебе не по сердцу, просто притворись. Только сегодня, только сейчас. Прошу.
Всеволод нежно приподнял подбородок веды, чтобы заглянуть в глубокий, меняющий цвет омут, давно лишивший его покоя.
– Притворяться нет нужды, – хрипло сказал он.
Нежно проведя рукой, воевода убрал вороной локон, ниспадавший кудеснице на щеку. Не отрывая пальцев от алебастровой кожи, провел их кончиком к уголку рта, туда, где тонкие губы Врасопряхи переходили в волевую складку, когда она улыбалась и сердилась. Он, как исследователь, первооткрыватель невиданных ранее земель, с детской радостью и восторгом открыл для себя эту женщину. Он наконец обрел ее и больше не собирался отпускать. Их губы встретились, и внезапно время изменило свой привычный бег, пустившись в стремительный полет пущенной с тетивы стрелы. Они столкнулись, как два блуждающих небесных тела, две звезды. Жаркое прерывистое дыхание и жадные, ненасытные ласки внезапно подчинили себе Всеволода и Врасопряху. Сброшенная одежда разлетелась вокруг них облаком осколков, прежде чем они рухнули на землю.
Жар и жажда друг друга полностью поглотили любовников, сжигая, растворяя их в эфемерной, недолговечной субстанции, известной под названием «истинное счастье».
После того как время снова потекло в обычном темпе и Земля возобновила вращение вокруг светила, они, обнявшись, лежали на плаще Всеволода, брошенном на плоский скальный выступ. Теплый, прогретый солнцем за день камень согревал им спины, а бешено стучащие сердца постепенно возвращались к размеренному ритму. Их потные, разгоряченные ласками тела медленно остывали, закутанные в шелк тихого восторга. Сплетясь в объятиях, Всеволод и Врасопряха почти не шевелились, боясь спугнуть момент блаженства. Духовного покоя и умиротворения, столь редкого в этом жестоком мире. Колдунья приникла к плечу воеводы, нежно поглаживала его щеку. Внезапно она хихикнула, совсем как озорная девчонка.
– Вот оно – настоящее волшебство, чары, с которыми не сравнится ни одно колдовство на свете.
Всеволод промолчал. Приподнявшись на локте, кудесница положила подбородок ему на грудь.
– Это, между прочим, была похвала в твой адрес. Немедленно поцелуй меня в знак благодарности!
Всеволод, рассмеявшись, охотно исполнил волю волховуши.
– Ах, как приятно! – промурлыкала кудесница, трепеща ресницами. – Небось ты и предположить не мог, что наша встреча когда-нибудь окончится чем-то подобным.
– Угу. И мыслей о том не допускал.
– Да?! А что же ты тогда подумал, во время нашей первой встречи? – опасно прищурилась волшебница.
– Ты действительно хочешь это знать?
– Конечно.
– Я подумал, что Врасопряха – странное имя. Чудное даже для волхвов.
– Врасопряха лишь прозвище, полученное мной в Темной купели при Посвящении, – проворчала морокунья. – Считается, что оно даруется волхву богами и лучше всего отражает сущность его ведовских умений. Витиеватая, вычурная чушь! Возможно, то, что я сейчас скажу, покажется тебе кощунством, особенно из уст волховуши, но богам до нас совсем нет дела. Для них люди – пыль, развеянная среди звезд.
– В таком случае мы с ними сходимся во взглядах, потому как и мне, честно говоря, плевать на Светлый пантеон. А вот что меня интересует – так это твое настоящее имя.
– Ты действительно хочешь его знать? – передразнила его Врасопряха.
– Действительно хочу, – серьезно сказал Всеволод.
– Ну хорошо. – Волховуша отвела взгляд. – Давно, так давно, что я почти уже и не упомню, женщина, усилиями которой я появилась на свет, звала меня Варварой. Недолго, годков пять. До того самого момента, как к нам в деревню пришел седобородый кудесник. Старик ткнул в меня костлявым пальцем и заявил, что я отмечена богами. Дальнейшая судьба девочки, носившей имя Варвара, была предрешена – она отправилась со стариком. Ушла от всех родных учиться колдовать. Не по своей воле. Так на просторах Гальдрики появилась Врасопряха – ведьма с Лысого холма. Вот и все. Банальная и скучная история, неотличимая от сотни других таких же. От каждого ребенка, брошенного в ступу колдовства, ты можешь услышать нечто подобное. Разочарован?
– Вовсе нет. Рад познакомиться с тобою, Варенька. – Всеволод осекся, пораженный влажным блеском глаз кудесницы. – Прости, наверное, я не должен был…
– Нет-нет. Назови меня еще раз так же… так же нежно. Хочу, чтобы ты его не забыл, чтобы хоть кто-то помнил, что на свете была когда-то такая девушка.
– Варенька моя. Голуба.
Окольничий бережно заключил ее в объятия, задержал взгляд в бездне меняющих окрас очей.
– Так вот что означает этот цвет…
– О чем ты?
– Твои глаза. Они становятся аконитовыми при желании ласки.
– Ах, ты об этом. – Врасопряха, к удивлению воеводы, смущенно зарделась. – Нечестно, когда кто-то может догадаться, о чем я сейчас думаю… чего хочу. Но раз уж, Всеволод, ты знаешь…
Колдунья перехватила руку мужчины, которой он поглаживал ее плечо, и переложила его ладонь на то, что, по мнению Врасопряхи, заслуживало большего внимания. Грудь колдуньи была по-девичьи упруга, с темным ореолом вокруг соска, выдававшим в морокунье южные корни.
– Ну же! – тихо, властно прошептала волховуша, и в голосе ее отчетливо звучала мольба и… приказ. – Люби меня, прошу!
Всеволод прильнул к кудеснице. Нежно коснулся губами таинственной ямки у ключицы ведьмы, ее груди, призывно торчащего сосочка. Легонько подув на плоский живот Врасопряхи, Волк заметил, как волоски на коже морокуньи встали дыбом. Сейчас больше всего на свете ему хотелось доставить наслаждение этой женщине, а значит, уместнее всего подойдут спокойные, нежные ласки.