— Во-во! С Катькой, с племяшкой моей, про школу беседовал. Проверял, как она буквы знает, таблицу умножения. Все-таки малышка, родная кровь, может, помочь надо. Так она мне такую чепуху понесла: фрейлон, апейрон, гравитон, тра-та-тон, ляля-лен… — Он даже задохнулся от возмущения. — Да, все они здесь какие-то чудные! Вот только один парень как парень — Борик. Так ведь он весь на винтах. Что это за друг такой — мозги из железных опилок?
Как прекрасно понимал его Ленька!
— Знаешь, у меня дома тоже племянничек… Вообще-то, их у меня двое, — не удержался он, — но один еще даже не разговаривает. Так вот тот, второй, — ну совсем свой человек. Развитый, Майн Рида всего прочитал. Только… — тут Ленька смущенно умолк.
— Ну, — поторопил Гешка, — говори же!
— Четырех лет ему еще нету. Как водиться с таким мальком — ведь засмеют!
Оба приуныли. Вольготная развеселая жизнь вдруг перестала казаться такой уж заманчивой.
Первым приободрился Гешка:
— Ничего, в школу пойдем, там будут подходящие ребята.
— Ой, боюсь я что-то их школы!
— Ну, ты известный трус! — Как только Ленька произнес слово «боюсь», Гешка снова почувствовал свое превосходство над ним и сразу повеселел. — А вот я так нисколечко. Что там может быть страшного? Вон Катька, племяшка моя. В девятом классе! В девятом — а лопух лопухом. Целую неделю возле пупа проторчала без толку. Мы так сразу сообразили, что можно друг для друга кучу всего назаказывать. А она? Ушами прохлопала.
Ленька задумался:
— Может, просто не захотела?
— Почему?
— Не знаю…
— А не знаешь, так не трепись. Кто это, интересно, не захочет? Просто… — Он многозначительно постучал пальцем по лбу. — И уж если у них такие тумаки в девятом ходят, то мы с нашими знаниями…
Как тут было Леньке удержаться от шпильки!
— Особенно с твоими…
— А что с моими? Что с моими? — закипятился Гешка. — Если хочешь знать, в их школе совсем учить не надо. У них самозазубривающие машины. Я сам в Катькиной комнате видел. — Он наслаждался произведенным впечатлением; Ленька даже рот разинул по-рыбьи. — Да-да! Ты ей задачу в зубы, а она тебе — как решить и ответ. Нацарапал сочинение — опять же ей. Она все, как надо, выправит, где «карова», где «корова», да еще запятые расставит. Не учение — одно удовольствие! Я так жду — не дождусь, когда в школу поведут. Только неохота самому разговор затевать, еще подумают — напрашиваюсь.
Ленька и верил и не верил.
— Но сначала ведь экзамен. — Он зябко передернул плечом.
— Боишься? — Гешка понимающе улыбнулся. — А я так нет. Подумаешь, экзамен! У меня папа — директор школы. Понятно?
— Тебе хорошо… — Ленька бросил на него взгляд, полный немой мольбы.
Мольба эта не осталась незамеченной.
— Не бойся, я и за тебя попрошу.
— Вот это по дружбе!
Да, что ни говори, с таким другом, со старым другом, с испытанным другом, не пропадешь!
Старый знакомый… Совсем-совсем лысый
Ребята долго и бесцельно шатались по городу. Вернее, не они шатались, а их шатало, так как даже ногами не приходилось шевелить. Движущиеся тротуары сами несли ребят по заполненным людьми улицам, скверам и площадям. Все куда-то спешили, у всех были дела. Никому не было скучно. Кроме Гешки с Ленькой.
Приближался переулок со старыми, оставшимися еще с прежних времен домами. Большинство их было облицовано яркой пластмассой, но встречались здесь и отдельные здания из белого, посеревшего за долгие годы кирпича — их специально сохраняли как памятники старины.
— Сойдем здесь? — спросил Гешка.
При виде так хорошо знакомых, привычных для глаз зданий Ленька оживился.
— Давай!
На переходе они сошли со скоростной ленты и направились по переулку пешком — здесь еще не соорудили движущихся тротуаров, и редкие прохожие пользовались обычным способом передвижения — при помощи нижних конечностей.
В переулке было тихо. На ребят повеяло чем-то близким и родным.
— Послушай, Ленька, а не наша ли это школа?
Гешка уставился на двухэтажное здание с широкими трехстворчатыми окнами.
— Вроде наша.
Они обошли здание со всех сторон. Рядом домов не было, одни деревья вокруг.
Нет, не их школа, только похожая. А как бы хотелось! Пробежали бы по гулким коридорам, заглянули бы в пустые классы, сели бы за парту. За свою парту…
— Пошли, что ли!
Гешка разочарованно пнул камешек, случайно оказавшийся на пути. Тот, высоко подскочив, отлетел к дому на другой стороне переулка. Раздался металлический звон.
Что такое? Ленька быстро повернулся, готовый дать тягу при первом же признаке опасности.
Ничего особенного! У серой стены громоздился робот, неуклюжий, угловатый, словно вытесанный топором. Такие роботы выполняли по всему городу функции дворников. Ночью, когда люди спали, они мыли и подметали пустые улицы, смазывали трущиеся части остановленных до утра тротуаров.
Послышалась песня. Кто-то тянул гнусаво:
Я бы сердце тебе преподнес
На серебряном блюде…
Гешка посмотрел на Леньку. Ленька, в свою очередь, на Гешку. Знакомая песня!
Из ворот дома напротив вышел высокий сгорбленный человек в рабочем комбинезоне. Его блестящая голова отражала солнце. В сторону Гешки с Ленькой скакнул веселый солнечный зайчик.
Человек подошел к роботу, открыл задвижку на его железной голове. Вытащил оттуда длиннющий электрошнур и воткнул в розетку на стене дома.
При этом человек бросил сердито:
— На, жри, Гаврила!
Гешка схватил Ленькину руку и стал трясти:
— Так это же…
— Ой! — только и смог произнести Ленька.
Он тоже узнал этого человека.
— Шлепа! Шлепочка! — заорал Гешка на всю улицу.
Человек обернулся.
Да, это был Шлепа. Его нельзя было не узнать. В отличие от Витьки Синицы он остался точно таким же, как прежде. С одной только разницей: нынешний Шлепа был абсолютно лысый. Лишь две волосинки сохранились на его круглой, чуть заостренной кверху, как яйцо, голове. Когда на эту идеально голую поверхность попадало солнце, на нее было больно смотреть — прямо в глаза стреляли озорные светлые лучики.
— А? — произнес Шлепа и застыл на месте.
Ребята уже перебежали улицу, ребята уже радостно прыгали вокруг него и тормошили, что было сил, а он все еще стоял с разинутым ртом.
— Видел вот! — наконец забормотал он. — Видел где-то — и все! Видел — и никаких гвоздей! А вот где?
— На Луне! — веселился Гешка.
— Э, не! — Шлепа растерянно хлопал глазами. — На Луне я еще ни разу не был.
— Ну, раз не на Луне, тогда в нашем дворе. Помнишь твое любимое местечко за помойкой? А чемодан облезлый помнишь, японский орден «Харакири»?..
Тут Шлепа наконец узнал их, и его прорвало:
— Гешка! Ленька! Старики! Откуда вы? Куда вы? Какими судьбами?
Обнял их порывисто, в глазах блеснуло нечто похожее на слезы, потом отступил на шаг.
— Нисколько не изменились! И я тоже. — Он хвастливо отставил ногу и тотчас же стал почти таким, как вчера… то есть, как в прежние времена. — Как в той песне поется. Ну, в той, старинной, любимой моей… «Каким ты был, таким ты и остался!» — во!
— Шлепа! Вот здорово! — Гешка осторожно дотронулся до его гладкой, как полированный шар, головы. — Где же твои кудри?
Шлепа показал рукой в неопределенном направлении.
— Там остались… И зачем они мне? Так куда удобнее. — Он стал загибать пальцы. — Во-первых, мыть не надо. Во-вторых, стричь. В-третьих, причесываться. В-четвертых, смотрите, как блестит. Правда, красиво? — Шлепа пустил головой несколько солнечных зайчиков и самодовольно рассмеялся. — У вас так ни за что не получится.
Ребята вежливо похвалили — очень здорово! И приступили к нему с расспроса-ми:
— Как живешь, Шлепа?
— Кем работаешь, Шлепа?
— Живу — во! — он выставил вверх большой палец. — Даже с присыпочкой. А работаю… — Голос его дрогнул. — Работаю… младшим помощником.
— Кого? — спросил Гешка, предчувствуя недоброе.
— А! — Шлепа сплюнул. — Младшим помощником младшего дворника.
— У-у-у! — разочарованно протянул Ленька.
— Вот это дает так дает! — Гешке стало как-то не по себе.
А Шлепа оправдывался растерянно:
— Интриги! Вы же сами знаете, старики, ведь у меня в голове полно… этого… как ее?..
Гешка испугался. Что они с ним здесь сделали?
— М-металлических опилок? — его била легкая дрожь.
— Э, не! — досадливо отмахнулся Шлепа. — Этого… серой начинки — во! Я уже давно мог бы стать старшим помощником младшего дворника. Или даже… — Он снизил голос до почтительного шепота. — Или даже самым младшим дворником. Так нет же, говорят, образования у меня не хватает. Это при моих-то почти шести классах! — Шлепа был полон возмущения. — Эх… А все почему? — он выдержал паузу.
— Почему? — спросил Гешка.
— Ну! — Ленька тоже сгорал от нетерпения.
— Потому что я один-разъединственный человек среди дворников. А остальные… ну… эти… с винтиками в голове…
— Роботы?
— Во-во! Вот они, роботники эти, и интригуют… Нет, я ничего не говорю, — Шлепа хотел быть справедливым, — есть и среди них подходящие ребята. Вот старший дворник. Это голова! Такая голова! Сплошные винты — он сам мне показывал… А вот этот? — последовал полный презрения жест в сторону стоявшего рядом и все еще подсоединенного к электрической розетке робота. — Весь проржавел, скрипит на ходу, говорить по-человечески разучился, И нате вам, пожалуйста, — старший помощник младшего дворника! Я младший, он старший — как вам это нравится? А ведь без меня шагу сделать не может. Кормлю его, пою, чищу через день наждачной бумагой. Он старший! Прямо смех, верно, ребята?
Шлепа жаждал сочувствия.
— Смех! — подтвердил Ленька, тайком подмигнув Гешке.
Тому было вовсе не до смеха.
В выпуклых стеклянных глазах робота замигали электрические огоньки.
— Что? Нажрался уже, Гаврила?