Затянув напоследок веревку потуже и пообещав через час вернуться с подмогой, бородач захромал по направлению к селу и быстро скрылся из вида. Гешка, как и подобает настоящему караульному, зашагал возле дерева, ни на секунду не выпуская девушку из поля зрения. Десять шагов туда, десять шагов обратно. Десять туда, десять обратно…
Очень скоро появился Ленька. В руке палка, сам улыбается смущенно.
— Я тут рядом был. Если бы этот дядька тебя… я бы его — во! — Он угрожающе потряс своей палкой.
— Герой! — Гешка хмыкнул. — Он свой!
— А она? — Ленька не сводил глаз с дерева.
— Шпионка!
Ленька сразу осведомился:
— Крепко привязана?
— Будь здоров!
— Может, допросим ее, а?
— Не подходи! — крикнул Гешка, хотя Ленька и так не подошел бы ни за какие коврижки. — Дядька сказал, я за нее головой перед нашими отвечаю!
Но не прошло и нескольких минут, как он сам стал томиться от одолевавших его вопросов. Интересно, кто она: переодетая княжна или графиня? Интересно, как она: добровольно или заставили? Интересно, лет ей сколько? А звать как?..
Ответить на все эти бесчисленные вопросы могла только она сама. Но для этого нужно было вынуть кляп.
А если, как вынешь кляп, она сразу заорет на весь лес, призывая к себе на помощь?
Ну и что?
Во-первых, вблизи никого нет — это они установили точно.
Во-вторых, можно сразу же заткнуть ей рот.
Хм…
А как думает Ленька?
Ленька, как всегда, боится. Вдруг то. Вдруг это. Вдруг то и это. Но и ему тоже интересно. Еще как интересно!
— Ну, давай. На одну только секундочку вытащим — и все.
— За секунду ничего не спросишь.
— Ну, один только маленький вопросик — и все!
Ладно, там будет видно, один вопросик или два. Важно, что Ленька тоже не прочь участвовать в допросе шпионки.
Они вдвоем подступили к дереву. Гешка одним рывком выхватил тряпку.
— Ну, спрашивай.
— Нет, ты! — Ленька укрывался за его спиной.
Так получилось, что первой заговорила сама девушка.
— Тьфу, щенки колчаковские!
— А? — опешил Гешка.
— Ишь, расфуфырились! — взгляд, которым его смерила девушка, был красноречивее всяких слов. — Ничего-ничего, скоро пошерстят вас всех, толстопузых!
— Кто толстопузый? Я — толстопузый?
Гешка оглядел себя растерянно, увидел вельветовую куртку на молнии и все понял.
— Вот это дает так дает! Думаешь, я капиталист? Слышишь, Ленька, она решила, что я капиталист.
— Заткни ей рот поскорее, — посоветовал Ленька. — Сейчас заорет, вот увидишь. Уже приготовилась!
Но Гешка не стал затыкать ей рта. Забеспокоило другое. Ну не странно ли получается? Она бандитка, шпионка — и обзывает их колчаковскими щенками. Она переодетая графиня или княгиня — и говорит ему: толстопузый.
Что-то тут не так. Что-то не так…
Девушка по-прежнему смотрела на него ненавидящими глазами. Кого же она ненавидит? Колчаковского щенка?
Гешка сообразил. Быстро расстегнул куртку, вытащил концы пионерского галстука.
— Это видишь?
— Красный! — она, обрадовавшись, рванулась вперед. Веревки еще сильнее впились в тело. — Так развязывай, развязывай же поскорей! Воротятся — в контрразведку утянут!
Но не решался еще Гешка ее освободить. Разве тот, рыжебородый, в тряпье босиком, — за белых?
— А он, этот дядька, тоже наш?
— Иуда он! Предатель! Меня в Николаевку от ревкома послали о карателях предупредить, а он тихонько вслед подался и вот тут, в лесу, перехватил. У-у, гад! — она опять рванулась от дерева, но веревки держали крепко. — Ну, развязывай же!
— Сейчас, сейчас…
Правильно! Дядька этот бородатый принял его за богатого белогвардейского сынка — то-то он все про одежду да про ботинки.
Гешка обежал дерево, стал распутывать тугие узлы. Подавалось плохо. А тут еще Ленька цеплялся за руки, горячо нашептывал в самое ухо: «Ты сначала подумай, ты сначала подумай хорошенько. Вдруг врет? Пусть партбилет покажет или справку от партизан».
— Да отстань ты! Какая у нее справка! — разозлился Гешка. — Беги к машине, если боишься!
Ленька надулся, запыхтел — он за Гешку беспокоится, ведь не ему, а Гешке головой отвечать, и на него же еще и орут.
Но Гешка не обращал на его пыхтение ни вот столечко внимания, и Леньке не оставалось ничего другого, как тоже приняться за веревку. А то будет потом Гешка кричать на всех перекрестках, что освободил девушку сам, без Ленькиной помощи.
Помогая рукам еще и зубами, ребята наконец распутали все узлы. Девушка, освободившись от веревок, бессильно опустилась к подножию дерева.
— Ох, ноженьки затекли, совсем не держат… — Она потирала ладонями то онемевшие ноги, то руки с глубокими синими следами от врезавшихся в тело веревок. — Ничего, посижу вот так минутку — пройдет.
Гешка присел на корточки, не сводя с нее умиленных глаз. Смотри-ка, живая партизанка гражданской войны! И он с ней рядом!.. Правда, бабушка тоже партизанкой была, но ведь она старенькая, семьдесят скоро. А эта совсем молодая. Ну разве что чуть их с Ленькой постарше…
— А вы бегите, бегите, хлопчики! — вдруг забеспокоилась девушка. — Ведь поймают — уконтрапупят! — Они недоуменно переглянулись. — Ну, убьют!.. Что это вы? — Партизанка переводила взгляд с одного на другого. — Вроде ненашенские какие-то.
Они не знали, что делать. Сказать ей или не сказать?
— Нет, мы нашенские, — осторожно начал Гешка. — Только мы другие нашенские. Из другого времени, понимаешь?
Ленька вставил:
— Из светлого будущего. — Ему показалось, так ей будет понятнее.
— Во-во, — поддержал Гешка, — из социализма. Вы завоевываете, а у нас уже построили.
Но девушка не понимала:
— Где это уже построили? В Москве, что ли?
— Да нет же, здесь, здесь! В нашем городе, — убеждал Гешка.
— Что мелешь-то? У нас тут и города никакого нет на двести верст вокруг.
— Сейчас нет, а потом стал, понимаешь?
Нет, она так и не могла понять. Больше того, улыбалась недоверчиво, словно Гешка плел невесть какие небылицы. Да он и сам чувствовал, как невероятно должны звучать для нее его слова. Вот подошел бы к нему на перемене пацан из второго класса и стал бы уверять, что только сейчас прилетел с Марса.
— Лень, — обратился он за помощью к Другу.
Но тот стоял, вытянув шею, и настороженно прислушивался к странным, никогда прежде не слышанным звукам, долетавшим со стороны села.
— Что это? — спросил обеспокоенно.
— Палят, — коротко пояснила девушка, не выказав при этом никакого волнения; видно, для нее стрельба была делом привычным, повседневным.
А вот Ленька за всю свою жизнь слышал выстрелы только дважды. Один раз на улице, когда рядом пальнуло так, что он в испуге несся без оглядки два квартала, пока, наконец, не сообразил, что это выстрелил мотор проезжавшей мимо автомашины. Второй раз — в детском тире, куда его однажды в выходной день сводил папа.
Но там, в тире, стреляли из крохотных, почти игрушечных духовых ружей по жестяным зверушкам. Выстрелы звучали не громче щелчка, зверушки смешно опрокидывались, когда в них попадали, и Леньке было совсем не страшно, а, наоборот, очень-очень весело.
Здесь же стреляли из настоящих боевых винтовок по далеко не игрушечным мишеням. И стоит ли после этого удивляться, что у Леньки по спине медленно поползли мурашки.
Скорее, скорее отсюда, опять в свое время! Но как уговорить Гешку? Ведь его теперь от этой девушки-партизанки трактором не оторвешь. Если только захватить ее с собой, — пришла ему в голову спасительная мысль. Тогда и Гешке незачем будет здесь задерживаться.
— Знаешь что, — торопливо предложил Ленька, — давай полетим с нами. У нас знаешь как хорошо!
— Ага, давай! — сразу подхватил Гешка. — У нас правда очень здорово. Спутники советские над всем миром летают.
Девушка откинула со лба светлую прядь, повторила завороженно:
— Над всем миром…
Поднялась, разминая ноги, сделала неуверенный шаг, затем другой.
— Так полетели? — Гешка схватил ее за руку. — Мы тебя к нам в школу, пионервожатой, а? В походы вместе ходить будем, песни петь. Ты песни любишь? Вот такая. — Он пропел: — «И снег, и ветер, и звезд ночной полет…» Нравится? Это ведь про вас!
— «И звезд ночной полет…» — негромко и медленно, словно прислушиваясь к себе самой, повторила девушка и почему-то вздохнула. — Красиво!
Гешка стал распоряжаться, словно полет втроем стал уже решенным делом:
— Тебя в середку, сами по бокам. Я справа, Ленька слева. Уместимся все трос!
— Почему это ты справа, а не я? — возразил Ленька, поглядывая на девушку; пусть она не думает, что Гешка здесь единоличный командир.
— Потому что там рукоятки управления, понял?
— Хватит вам спорить, ребята, все равно я с вами не полечу. — Девушка прикалывала булавкой порванный подол сарафана. — Нельзя мне.
— Почему?
— Вот это даст так дает!
Ленька расстроился — так все хорошо налаживалось; они бы минут через десять были дома. Гешка — тоже, ничуть не меньше Леньки, хотя совсем по другой причине. Он уже видел, как приводит девушку в школу и представляет директору: «Вот, Олег Борисович, знаменитая партизанская разведчица гражданской войны. Можно ее к нам пионервожатой?..»
Но он еще не потерял надежде.
— Ты за Советскую власть? — стал убеждать девушку.
— За Советскую… И все равно нельзя, понимаешь? Вот пойду я с вами…
— Не пойдешь, а полетишь, — поправил Гешка. — Глаза зажмуришь — и там!
— Ну, пускай полечу… Я полечу, а тут кто за Советы драться будет?
Гешка хмыкнул:
— Без тебя, что ли, не обойдутся? Подумаешь, один человек.
А Ленька добавил неосторожно:
— Да еще девчонка.
Вот этого уж никак не следовало говорить. Ее тонкие черные брови сдвинулись к переносью.
— Девчонка? — переспросила. — А ну если одной девчонки как раз и не хватит, тогда что? Вот ревком про карателей послал меня сказать. Кто другой вместо меня скажет?