Они молчали. Что тут возразишь?
Девушка посмотрела на их смущенные лица, улыбнулась и произнесла другим тоном, совсем не сердито:
— Да и шутите вы все, думаете, маленькая, не понимаю… За волю — спасибо! — она низко, в пояс, поклонилась. — Если понадоблюсь зачем, спросите Клашу Гляденгоры. Меня тут все знают.
И пошла. Сначала осторожно, небыстро, словно пробуя, крепки ли ноги, потом все быстрее, а затем и вовсе побежала. Между деревьями мелькнул разок-другой серый сарафан и пропал.
Гешка задумчиво смотрел в ту сторону, где исчезла девушка. «Видел ее где-то, видел, видел! — назойливо, как неотвязная муха, вертелась мысль. — Видел, точно!»
Но где?
Спросить у Леньки? Засмеет! Ведь Клаша, если не считать рыжебородого предателя, первый человек, которого они встретили в прошлом.
Он все-таки спросил, о другом:
— Как считаешь, почему она с нами не захотела?
Ленька долго не задумывался над ответом:
— Испугалась, вот и не захотела.
— Кто испугалась? Она испугалась? — Гешка смерил его взглядом. — Может, кое-кто и испугался — только не она!
— Ну, значит, не поверила, — ушел Ленька от опасного для себя спора.
— А поверила бы — захотела? Слышал, как она: «Вдруг здесь одной девчонки как раз и не хватит?»… Эх, надо было с ней! — только сейчас сообразил он и страшно об этом пожалел. — Пошли бы вместе в деревню, нас бы без слова в партизаны взяли. И мы бы с тобой кого-нибудь из беляков поймать смогли.
Ленька поежился.
— Ты ж сказал: посмотреть только.
— Правильно! Посмотреть и поймать… Послушай, Ленька, у меня идея! — Глаза у него заблестели.
Ох эти Гешкины идеи! Ленька боялся их как огня. Всегда начинается вот так же: со внезапно заблестевших глаз. А в результате неприятности. Для обоих — потому что Ленька в конце концов обязательно оказывается участником очередной Гешкиной затеи.
Обычно это кончалось выпачканной в саже одеждой, новой дырой на пальто, сильной простудой, синяком на скуле, при особом невезении — вызовом родителей в школу. А здесь… Ленька и подумать боялся, чем здесь может кончиться, если ему уступить.
Он сделал жалкую попытку отвлечь Гешку от опасных мыслей:
— Смотри, смотри, бабочка! С черепом на крыльях!
Конечно, не удалось. Гешку теперь от его новой идеи не то что бабочка — тигр бы не отвлек.
— У меня идея! — повторил Гешка, и в глазах у него все ярче разгорались огоньки. — Этот тип, этот предатель бородатый, должен ведь сюда вернуться, так?
— Ох! — сразу заволновался Ленька и стал смотреть по сторонам. — Он же придет с подмогой.
— Все равно! Улучим момент — и сцапаем, На машину и…
— Ты что! Ты что!.. Знал бы, ни за что с тобой не полетел!
Как всегда, его нытье и на этот раз лишь подстегнуло Гешку.
— А что, плохо его поймать, да? Плохо поймать и в наше время привести, да?
— Зачем, зачем?
— Как зачем? Как это зачем? Привезем, сдадим в милицию. Пусть судят за предательство. А нам еще по ордену дадут. Ну, пусть хоть один на двоих. Тоже ничего! День ты носишь, день я…
У Гешки уже и план готовый был — планы у него обычно созревали мгновенно, в одно время с идеями. Что надо сделать? А вот что. Свернуть веревку, спрятаться — ну хотя бы в той яме с лопухами — и ждать. Придет рыжий дядька с колчаковцами. Увидят: девушки нет, никого нет. Колчаковцы побегут в разные стороны искать партизанку, а дядька останется здесь их ждать; не побежит ведь он вместе с ними, хромой. Вот тут они и навалятся на него, свяжут…
Ленька был в отчаянии:
— Он же здоровый такой!
— Только на вид. А нас двое. И потом, я приемчик новый знаю — сила!..
И тут они оба одновременно услышали ухающие звуки: хо-хлоп, хо-хлоп, хо-хлоп… Словно кто-то выколачивает пыль из развешанного на веревке ковра.
Хо-хлоп, хо-хлоп, хо-хлоп! Ближе, ближе…
Ленька уже собрался задать стрекача — страшнее всего, когда надвигается что-то неизвестное. Но Гешка, вспомнив прошлое лето у дедушки в деревне, схватил свернутую в круг веревку.
— Лошади скачут. Они на конях. В яму, быстро!
Он не успел еще закончить, как Ленька уже исчез в яме — только лопухи зашуршали. Гешка побежал вслед за ним.
Яма оказалась достаточно глубокой. Гешка навалился грудью на край, осторожно раздвинул толстые стебли растений и стал наблюдать.
Из-за поворота дороги, мелькая между деревьями, вынеслись три лошади. На двух — верховые в военной форме. На третьей, привалившись к шее коня, грузно колыхался рыжебородый дядька.
Вот они свернули с дороги.
— Тпру! — осадил лошадь один из военных. — Ну? Здесь или не здесь?
— Должно, тут, — отозвался рыжебородый.
— Слезай! — сердито скомандовал военный и спрыгнул сам со взмыленного коня. — Память у тебя отшибло, что ли?
Повернулся боком, и Гешка увидел на нем знакомые погоны. Одна широкая полоса поперек, другая, поуже, вдоль.
— Наши! — крикнул Гешка обрадованно. — Они его поймали!
— Гешка, Гешка!..
Ленька попытался его удержать, но он не стал слушать, лишь отмахнулся. Мигом выкарабкался из ямы и побежал к военному.
— Товарищ старшина! Товарищ старшина!
Все трое оторопело уставились на него: и старшина, и усатый солдат с мятыми красными погонами, и мешком сползший с коня рыжебородый.
— Здравия желаю, товарищ старшина! — бойко поприветствовал Гешка. — Вы Клашу ищите, да? Клашу с Гляденгоры? Это мы ее освободили.
И скромно потупился, ожидая от него похвалы.
— Что за мальчонка? — рявкнул после паузы старшина. — Тот самый?
— Он, — подтвердил рыжебородый. — Вот гаденыш!
Гешка поднял голову:
— Сам ты гад, предатель!
— Молчать! — снова рявкнул старшина. — Куда она пошла? В какую сторону? Ну?
Он размахнулся. Гешка не успел увернуться, и щеку ожгла здоровенная затрещина.
У Гешки потемнело в глазах. Плюхнулся на землю, отполз, вскочил, хотел было ринуться в сторону. Но — поздно! Жесткая рука крепко-накрепко держала его за воротник куртки.
— Куда она пошла? Куда? — Взбешенный колчаковец потряс Гешку в воздухе; у того заболтались, как у куклы, руки и ноги. — Красный?! — Только сейчас он заметил пионерский галстук. — Ну, погоди же, большевистский щенок!.. Лукич!
Рыжебородый подскочил, забыв про больную ногу, вытянулся подобострастно, руки по швам.
— Держи, дура! Этого проворонишь — не сносить тебе головы!
И, сжав Гешку так, что у того дух перехватило, сунул его, как деревяшку какую-то, рыжебородому.
— Ой-ой-ой! — Гешка взвыл на весь лес от обиды и боли. — Фашисты! Гитлеры!
Долго кричать ему не дали. Рыжебородый взял его за голову, больно нажал на скулы вонючими, пропахшими табаком пальцами и, как Гешка ни отбивался, запихнул в рот валявшуюся тут же, у подножья дерева, тряпку.
— Веревка моя здесь была, — пошарил по земле. — Куда он ее задевал!.. Ладно! — снял с себя широченный ремень, приподнял Гешку, как котенка, и, держа на весу, плотно пристегнул ремнем к стволу. — Повиси, привыкай!..
Дальше все произошло так, как предвидел Гешка. Колчаковцы разъехались в разные стороны искать ускользнувшую от них партизанскую разведчицу. Рыжебородый остался на месте.
Все так — с одной только разницей: пленником был он сам!
Нетрудно было предугадать дальнейшее. Поймают колчаковцы Клашу или не поймают, а уж с ним-то разделаются наверняка. Помощи ждать неоткуда. Ленька? Что он сделает один, с голыми руками, против этого здорового дядьки, да еще вооруженного теперь не какой-нибудь дубиной — наганом.
Вдалеке защелкали выстрелы. Неужели Клашу засекли?
Рыжебородый тоже прислушался, криво усмехнулся:
— Каюк ей, кажись.
Ремень впился в ребра, давил на живот. Гешка заерзал на стволе, пытаясь достать ногами землю. Рыжебородый подошел, посмотрел.
— Не балуй!
И, упершись в дерево ногой, затянул ремень еще туже. У Гешки сперло дыхание. На лбу выступил пот, глаза сами собой закрылись…
А когда они открылись снова, ремень уже не давил, куда-то исчезла боль. И Гешка нисколько не удивился, когда увидел рядом с собой партизанку Клашу. Ведь это было в порядке вещей: они выручили ее, она выручила их.
Удивительнее было другое. Рыжебородый стоял рядом, задрав вверх руки, выпучив свиные глазки. Позади него, тыча в спину его же собственным наганом, стоял партизан. Настоящий живой партизан, с винтовкой, опоясанный пулеметной лентой с патронами, с красной полоской поперек околыша фуражки.
И еще Гешка увидел других партизан. Низко пригибаясь, они перебегали через дорогу и исчезали в кустах на той стороне…
— Ноги держат? — спросила Клаша, чуть улыбаясь.
Он присел, подпрыгнул.
— Вроде держат.
— Ну, беги! — подтолкнула легонько. — Беги-беги, сейчас тут жарко будет.
— А можно, я…
— Нет! — сказала Клаша твердо, и он понял, что, проси не проси, все равно ничего не выйдет. — Ну!
И он побежал.
Откуда-то сбоку из-за деревьев выскочил Ленька, присоединился к нему.
— А я уже петлю на веревке завязал, — горячо убеждал он друга на бегу. — Если бы не партизаны, я бы ему на шею кинул и как потянул бы…
И хотя Гешка прекрасно понимал, что ничего такого Ленька не сумел бы сделать, да и, скорее всего, даже не попытался бы, лежал, наверное, полумертвый от страха на самом дне ямы, все равно ему было приятно. Как хорошо, что он улетел в прошлое не один, а вместе с Ленькой!
Позади затрещали выстрелы, тяжело ухнули разрывы гранат.
— Скорее!
Тут Леньку не надо было ни подгонять, ни упрашивать. Он понесся со всех ног, легко обогнав Гешку. Когда тот подбежал к машине, она уже стояла освобожденная от скрывавших ее веток.
— Скорей! — умолял Ленька. — Скорей! Догонят, поймают! Уконтра… Как она сказала?
— Не уконтрапупят, не паникуй! — Теперь, когда Гешка держал рукоятки машины времени, к нему вернулась обычная самоуверенность. — Не до нас им. Слышишь?
Стрельба в лесу все разгоралась. К беспорядочным винтовочным выстрелам присоединилось мерное татаканье пулемета.