режнему сведена на второй план, сменившись губительной олигархией политических партий («Атомистический демократизм»).
«В западной философии последней эпохи Господь Бог мог выступать только под псевдонимом и по Спенсеру под псевдонимом “непознаваемое”» («Истоки современного атеизма»).
Человечество само себя обоготворило и этому особенно помог Фейербах. Христианство «устарело».
«И ждет долготерпеливый Христос, пока как-нибудь трое соберутся во имя Его».
«Гордый своей численностью на земле, величаво проходит обыватель жизненный путь сменой работы, питания, сна, развлечения, продолжения рода. И непоколебимо уверен, что живет именно так, как надо, что существует ради того, ради чего призван существовать истинный Человекобог» («Безрелигиозная нравственность»).
По этим маленьким отрывкам видно, как глубоко и остро автор ставит «больные вопросы».
Автор, во имя правды и во имя нашей веры в себя и свой народ, приводит слова кн. Евгения Трубецкого, сказанные им еще в 1922 году:
«Наш русский кровавый хаос – представляет собою лишь обостренное проявление всемирной болезни, а потому олицетворяет опасность, нависшую над всеми… Не подлежит сомнению – болезнь эта есть. Вся мировая культура поражена недугом, который грозит стать смертельным» («Не признание, а завоевание»).
А от себя автор замечает:
«А против большевиков – нигде ничего. Все тихо и мирно. Нет Петров Амьенских. Нет Ричардов Львиных сердец. Потенциальный большевизм Запада обнаружил свое полное сродство с кинетическим большевизмом России» («Большевизм в современной цивилизации»).
Труд А. М. Ренникова – умный, написанный человеком большого опыта, знаний, честный, живой и поучительный.
Это путеводитель по пути от лжи к правде.
И послушаем конец этого значительного труда:
«Неужели на смену заблудившимся белым, утерявшим в душе Бога, придет желтый Восток, или черный проснувшийся Юг. Или, может быть, наступающий атомный век, освободив рабов машины от заводского дыма и копоти, даст им возможность с ясной любовью взглянуть на мир и неожиданно найти в себе новые творческие силы к восстановлению угасшего духа. Или, быть может, наш православный народ, освободившись от гнета, закаленный в борьбе с гонениями на Бога и на все Его святыни, в человеческой духовной культуре, возьмет в свои руки продолжение дела Христа и передаст другим народам накопленный им любовный порыв к истине, к красоте, и к добру.
Об этом знает Господь».
Л. С. РубановПисьмо А. М. Ренникову
Глубокоуважаемый Господин Ренников!
Простите меня за такое обращение, но к величайшему сожалению, не знаю Вашего имени и отчества. Мне когда-то называл Ваше имя и отчество покойный ныне Николай Захарович Рыбинский, но это было давно и память ничего не сохранила.
Прочитал Ваш очерк «Гимназические воспоминания» в 47-й книге «Возрождения» и не могу просто удержаться, чтобы не написать Вам по поводу написанного Вами. Не так давно, года полтора, а может быть и меньше, тому назад, прочел я в каком-то эмигрантском издании воспоминания о гимназических годах какого-то эмигрантского деятеля, чуть ли не Маклакова, не то еще кого-то в этом роде. Он описывал жуткие картины гимназического быта, который в его изображении был настолько непригляден, что он вспоминал о нем якобы с отвращением. Он описывал какую-то гимназию в небольшом городе центральной России, если не ошибаюсь, где преподаватели были самодуры и неучи, а весь прочий уклад гимназической жизни поражал своими отрицательными явлениями. Читая его, мне хотелось возразить ему, сказать, что описываемые им гнусные картины вовсе на были типическими для старых гимназий, что уродливые явления, уродливость которых он утрировал, встречались вовсе не так часто, хотя он старался изобразить дело так, как будто все описываемое им было повсеместным явлением… И вот я прочел только что Вашу статью! Какое наслаждение получил я! Вот бы Вашу статью прочитать автору только что упоминавшейся заметки! Как отрадно было читать Ваш правильный взгляд на древние языки! Какими неучами бывают часто образованные люди, инженеры, профессора, особливо из нынешних «профессоров», которые, как Вы, конечно, в шутку пишете, принимают Гименея за садовника Лариных! Теперешнее образование с его ограниченным кругом знаний, прививаемых молодежи, узкая специализация в области образования – все это порождает явление, которое кто-то где-то, как я читал, очень удачно назвал «фельдшеризмом», когда вместо настоящих докторов их заменяют в жизни фельдшеры. Это не может не отразиться и на общем уровне культуры: ведь действительно, культурных людей становится все меньше и меньше – советчина плодит «фельдшеров», а заграницей так мало возможностей для молодежи поднять свой интеллектуальный уровень среди разных соблазнов, футбола и кинематографов…
Я окончил гимназию в Сувалках. Кажется, хотя и губернский город, но довольно захолустный. Однако, хотя мы и по-детски жестоко издевались иногда над нашим латинистом «Юкстой», но латынь знали, и сам я после гимназии довольно свободно объяснялся по латыни с ксендзами. Не говорю уж о том, что латынь пригодилась и в университете, и в жизни. Греческий у нас не был обязательным предметом, но те, кто желал, хотя и не в совершенстве, но в достаточной степени знали его, чтобы ориентироваться в научной терминологии греческого корня. А цитаты на всякий случай жизни из греческих и латинских классиков! У меня их засело столько, что около сотни могу сейчас записать. И, имею подозрение, автор статьи, хаявшей старые гимназии, не был в ладах с науками, а его позднейшая эрудиция была результатом тех глубоких знаний, которых он нахватался на сходках и митингах!
Многое еще хотелось бы написать Вам, но я и так злоупотребил чересчур и Вашим вниманием, и Вашим временем. Простите, ради Бога!
П. С. Вы, конечно, знаете о замечательной инициативе, проявленной Г. А. Мейером, имени и отчества которого, к сожалению, я не знаю и за дальностью расстояния так и не могу узнать! Он подал чудесную мысль об образовании общества Защиты Русского Языка, начав со статьи в 13-м номере «Русского воскресения». Надеюсь, и у нас среди 30 тысяч русских в 3-миллионном Сан Пауло найдутся желающие примкнуть к этому обществу!
Г. А. МейерПисьмо А. М. Ренникову
17 февраля 1952
Дорогой Андрей Митрофанович!
Бога ради не сердитесь на меня за мое долгое и безобразное молчание. Эту зиму мне очень не везло, и я три раза был болен. Однако поручение Ваше я исполнил и с Гукасовым357 говорил. Он принципиально вполне согласен печатать Ваш роман358, но заранее оговаривает свое право по выходу Вашей книги опубликовать из нее отрывки в «Возрождении», ибо тогда ему ничего не придется платить Вам за эти фрагменты. Романом Вашим он определенно заинтересован, и этим, по зрелом размышлении, надо воспользоваться. Вам необходимо самому приехать весною в Париж. Кстати, в мае месяце я к выходу моей книги устраиваю вечер, посвященный прежнему «Возрождению» и его прежним сотрудникам и очень прошу Вас на этом празднестве выступить.
Ваша автобиография великолепна359. Я включил ее в мою книгу, которую понемногу начали набирать.
Часто думаю о Вас и очень Вас люблю. Вот и все. Пишите.
Целую Вас. Призывайте Христа.
Ваш
Г. Мейер
Генерал-майор А. А. фон ЛампеПисьмо А. М. Ренникову
Париж, 23-го сентября 1953 г.
Многоуважаемый А. М.,
Когда-то, в те дни, когда появились Ваши статьи в «Новом времени» под заголовком «В стране чудес», а потом и Ваша книга на ту же тему я, будучи тогда молодым офицером генерального штаба на фронте написал возмущенное письмо в редакцию (первое мое «литературное» произведение), так как то, что Вы писали о русских с немецкими фамилиями, было для меня глубоко болезненно, несмотря на то, что «балтийцем», о которых Вы, в сущности говоря, писали, ни мои предки, ни я не были.
Это возмущение оставалось во мне и тогда, когда в редакции «Возрождения» покойный мой друг Н. Н. Чебышев неожиданно нас познакомил. Оставалось еще и тогда, когда мы с Вами встретились в Ницце. Конечно, время изменило форму моего возмущения, но впечатление от Ваших статей и то, что мне и другим пришлось потом пережить на фронте в дни революции, подвергаясь обвинениям в «предательстве», оставались у меня все время.
Скажу откровенно – когда зарубежные газеты отметили ваш юбилей, а Вы ответили на это Вашим письмом в редакцию газеты «Россия» Номер. 5147 от 23-го июня – я хотел Вам писать о том, что я и такие же, как я, ожидают от Вас не только выражения удовольствия оказанным вам вниманием, но и выражения сожаления за те факты в Вашей литературной деятельности, которые были так болезненны для нас – русских офицеров с немецкими фамилиями, менять которые «страха ради иудейска», как это делали на фронте некоторые – мы считали ниже нашего достоинства…
Ваше письмо в редакцию до сегодняшнего дня лежало у меня в папке «неисполненных бумаг», но что-то все время удерживало меня от выступления…