– О чём вы, Крис? – подал я голос в свою защиту. – Я не являюсь ни тайным врагом метрополии, ни явным пособником мятежников.
– Полноте, сударь, – усмехнулся Делузи. – В записках Пандита вам уделено немало места, как элементу кастово близкому неприкасаемым. Мы вовремя взялись за изучение политического завещания вашего гуру, столь любезно оставленном им на видном месте в пещере. В нём ясно указано на вас, как вербовщика, практического организатора мятежей, бездушного боевика и теоретика побегов. Надо отдать должное и голове вашего идейного наставника. Блистательно задуманная и практически осуществлённая им операция по исчезновению из подземелий крепости, несомненно, войдёт в историю колониальных войн. Да, не оставь Пандит свои записи для потомков, мы еще долго бы терялись в догадках. Жаль, что его каракули трудно поддаются прочтению грамотному человеку. Много времени ушло на расшифровку, а то мы бы уже давно прервали ваш вояж.
Это был новый, но видимо последний удар судьбы из-за угла.
– Вы жестоко ошибаетесь… – начал было я.
– Никакой ошибки, Блуд, – сурово прервал меня англичанин. – Твоё общество уже действует мне на нервы. Неосторожный Хью, вечная ему память, в общении с тобой нашёл свою смерть. Поэтому прекратим разговоры. С рассветом двинемся в Калькутту, где вас закуют в кандалы, и ты уже никак не сможешь избежать позорной участи со смертным приговором в конце. Что до этих джентльменов, – он кивнул в сторону моих друзей, – то, я думаю, их наказание ограничится высылкой за пределы владений королевы Виктории. Тем более, что эти одураченные и чуждые тебе по духу люди, как явствует из записок твоего хозяина, опасности для нас не представляют, – и с этими горькими для меня словами он направился отдыхать под приготовленный солдатами навес из пальмовых листьев.
Всего с ним было четверо гвардейцев – вполне достаточная армия для трёх беззащитных пленников. Двое солдат устроились за костром на ночлег, а двое других сели поодаль охранять нас.
Я в изнеможении закрыл глаза. Непомерная тоска сдавила мою грудь. Ведь так близка была свобода: какой-либо посудиной до Пондишери, а там – прощай Индия!
– Сердар, – услышал я шёпот над головой, – если ты пожелаешь, то прежде, чем уйти отсюда, я лишу тебя жизни. Сердар умрёт как воин, а не жалкий пленник, и шакал Делузи не сможет доставить его в трибунал. Пусть помнят англичане Эбаната Датто и проклинают свою жадность, так дёшево оплатив мою преданность. Я уже огорчил их, застрелив Рама-Ситу. Если бы капитан не разоружил меня, я бы не позволил вам перейти мост.
Я в испуге открыл глаза. Это был не сон. Голова подлого Эбаната нависала надо мной, как распушившая капюшон кобра.
– Не прикасайся ко мне! – вскрикнул я. – Пошёл прочь, английский прихвостень!
Мой окрик и настороженные движения часовых заставили проклятого шпиона скрыться в темноту.
Выходит, этот алчный туземец вёл англичан по знакомой дороге, поэтому они нас так быстро и догнали. Драный Вождь со своими манускриптами, не менее драный индус с жаждой наживы на чужом горе, и совсем задраный капитан-колонизатор – все эти стервятники навалились на меня кучей и, считай, уже употребили в пищу, кто душу, а кто и тело. И горькая слеза обожгла мой висок.
А через минуту я пожалел, что отогнал туземца. Ведь кое-какие, ещё вовремя не отобранные солдатами ценности у нас были, и можно было попробовать соблазнить ими Датто. И я решил не смыкать глаз в надежде, что дикарь вернётся. А когда хотел поделиться этой мыслью с валявшимся рядом Жаном, то услышал грозный окрик часового и оставил эту затею.
* * *
Медленно тянулись томительные ночные часы. Но вот тьма начала предрассветно сереть. Кое-где защебетали пробудившиеся птахи, засуетились обезьяны на пальмах в поисках пропитания. Природа оживала, и лишь в моей голове неповоротливые думы терзали мозг предвестием близкого конца жизненного пути.
Вдруг мои усталые глаза уловили какое-то неясное движение высокой травы возле места отдыха капитана. И уже в следующее мгновение из этих зарослей осоки и камышей метнулась чья-то тень, под навесом послышались звуки борьбы, а затем ясный голос Рама-Ситы:
– Капитан, прикажи не двигаться своим солдатам, иначе я перережу тебе глотку!
Я насколько мог приподнял голову и увидел, что верный клятве и после своей смерти мой слуга, придавив коленом грудь Делузи, держит у его горла свой кинжал. Малейшее движение, и голова Криса действительно расстанется с шеей.
– Парни, оставайтесь на местах, – прохрипел капитан солдатам, которые и так сидели не шевелясь, признав в нападавшем недавнего утопленника.
– Дай команду сложить оружие и развязать пленников, – тем временем командовал Рама-Сита.
Делузи униженно подчинился, и мы снова приобрели возможность свободно двигаться.
Я встал на ноги, разминая онемевшие члены, и уже было направился на подмогу к индусу, как вдруг из кустарника невдалеке от места схватки с клинком в руке выпрыгнул Эбанат Датто. Двадцати ярдов не отделяло его от навеса, ещё пара бесшумных прыжков, и Рама-Сита примет смерть от руки негодяя. Все свидетели этой сцены застыли в оцепенении, поражённые неожиданным нападением Датто. И только мой слуга не видел надвигающейся трагической опасности. Друзья мои были ещё на земле, солдаты недалеко от брошенного оружия, а ситуация катастрофической. Ещё один, последний прыжок дикаря, и Рама-Сита вновь уже привычно примет смерть, а мы окажемся в руках гвардейцев капитана.
В ужасе я схватился за ствол пальмы, под которой был пленён, не в силах держаться на ногах. Но есть бог и он всё видит! Моя рука неожиданно скользнула по стволу ружья, поставленного мною вчера у пальмы и незамеченного ночью англичанами. Вот и наступал мой час! Вот когда пригодились охотничья хватка траппера и природная ловкость рук.
Схватить ружьё навскидку и выстрелить в Эбаната было делом секунды. Рука моя оставалась по-прежнему твёрдой, а глаз острым – и шпион, уже совершивший роковой прыжок, принял смерть на лету, рухнув рядом с Рама-Ситой с простреленной навылет головой. Напрасно Эбанат вернулся за новой английской подачкой, жадность чандала сгубила.
Связывал капитана лично я.
– Запомни, Дик, – рычал он при этом, – если я останусь жив, то нам не хватит места на земле, и где бы ты ни находился, я найду тебя!
– Крис, – великодушно отвечал я, – мы даже не будем пачкать руки вашей кровью. Этим займётся ваш трибунал. Ты же, до прихода остальных гвардейцев, лежи среди своих четырёх ротозеев и думай о вышней справедливости. Может быть со временем ты и поймёшь всю глубину своих заблуждений относительно меня. И мы, хочется верить, когда-нибудь пожмём друг другу руки, – и я прямо-таки залюбовался своим благородством.
Оставив связанных англичан и труп Датто у догорающего костра, мы спорым шагом двинулись в уже недалёкую Калькутту,
Всё оружие, чтобы не привлекать к себе внимания, мы сбросили в ближайший водоём, а войдя в город и прикупив достойную европейцев одежду, сразу же направились на пристань, чтобы не искушать более судьбу и поскорее найти подходящий морской транспорт до французских территорий Индии.
Ещё по дороге Рама-Сита поведал нам о своих злоключениях. Пуля, пущенная Датто, лишь задела его плечо, но думая, что обстрел продолжится, он специально бросился в воду, так как страха перед нею никогда не испытывал. Выйдя на берег ниже по течению, Рама-Сита вскоре нашёл наши следы и прибыл как раз вовремя, чтобы переломить ход событий в нашу пользу.
На пристани Калькутты, не придираясь к мореходным качествам судна, мы за скромную плату были приняты в качестве пассажиров на борт неспешного пакетбота французского почтового ведомства, и буквально через несколько часов уже шли на нём под защитой дружественного флага.
* * *
Без спешки и происшествий добрались мы до Пондишери, встретившего нас мирным французским уютом. Жан в сопровождении Рама-Ситы сразу же отправился по своим биржевым делам и на приём к губернатору де Жепульи, намериваясь перетолковать с дальним родственником о наградах туземцу, я же с отцом Домеником на постоялый двор мадам Амфу.
Моя встреча с мадам была бурной и чувственной – до сладкой слезы в её очах. И пока святой отец готовился к трапезе, мы с нею уединившись во вдовьей светёлке, предавались воспоминаниям и делились накопленным за время расставания опытом. Я с благодарностью вспоминал Коллеии, поражая мадам обилием информации из глухой провинции. А «змея, вползающая в раскрытый бутон», так пленила мою даму, что она даже занесла эти зоологические наблюдения в свой дневник.
Перси успел откушать, когда я прибыл к столу, а уже к третьему бокалу явился и Жан. Француз был несколько бледен и как никогда деловит.
– Милый друг, – обратился он ко мне, даже не обратив внимания на бутылку, – твоё дело очень плохо. Но губернатор пошёл мне навстречу и дал тебе шесть часов на сборы. У него письмо от сэра Лоуренса с просьбой передать тебя в руки британского правосудия, как военного преступника и злейшего врага мирового капитализма. Полковник Говелак и капитан Делузи, которого ты так опрометчиво не отправил к праотцам, опередили нас. А Франция из-за тебя не будет портить отношений с королевой Викторией. Последуем на пристань, возможно, нам повезет, и мы найдём какой-нибудь корабль, покидающий Индию.
– А как же вы? – вспомнил я о друзьях и в личном горе.
– Мне и отцу Доменику предписано за связь с тобой отбыть в Европу первым же судном, а «Эристина» как раз и направляется к берегам Франции через пару суток. Так что не заботься о нас. Главное – это обезопасить тебя, пока губернатор смотрит на твоё пребывание в Пондишери сквозь пальцы.
– А где Рама-Сита?
– Туземец тайно возвращается к своим друзьям. Англичане объявили его вне закона и, согласно указа Дахира-Раджи об изгоях, изданного около двухсот лет назад, но никем не отменённого, его теперь может убить любой. Рама-Сита просил передать тебе, что ему почему-то очень жаль, согласно данной клятве, Пандита-гуру, а лично на Сердара, как истинного воина и спасителя предводителя тугов, он обиды не таит.