Так Дени и закон помогли мне вновь обрести себя, но лишиться фермы. Дней пять я приходил в чувство, часто заговаривался, отказывался от уже забытой пищи и питья и без слёз не мог видеть крупный рогатый скот. Лишь на Земле Бечуинов я немного отошёл, занявшись делом воспитания слуг, и смог смотреть на мир в разные стороны прежним соколом.
* * *
Пустыня Калахари хоть и безводна, но почти сплошь покрыта травой, кустарниками и пересохшими большую часть года руслами рек. Лишь кое-где встречаются естественные водоёмы, вокруг которых и бурлит дикая жизнь природы и слонов. Такое заветное местечко мы собирались обнаружить с помощью опытного проводника Гозы. А пока что следовали в крааль бушменов, где собирались оставить упряжку быков под присмотром Твала и, наняв носильщиков, налегке пуститься на розыски слоно¬вьих угодий.
До знакомого нашему проводнику Пешпин-крааля оставался один дневной переход, когда мы расположились на ночлег под огромным баобабом. Дени и Боб занялись ревизией оружия и боеприпасов. Гоза и Твал щедро поили быков водой, запасов которой нам как раз хватало до стойбища бушменов. Мбурумбе и Мпендель готовили пищу, целиком зажаривая на вертеле тупорылого африканского кабана и стряпая местную закуску из дикой дыни мокоми и арбуза кэмэ, в изобилии росших вокруг. Я же, вооружившись револьвером и прихватив бездельника Магопо, решил до наступления темноты обследовать окрестности лагеря. Меня всегда удивляла беспечность занятых делом людей. Лучше лишний раз проявить бдительность и ничего не сделать, чем подвергать себя всегда возможной опасности!
Я уверенно шёл впереди по краю Калахари, своим охотничьим костюмом оливкового цвета, изящными гетрами и сапогами-вельдскунами из сыромятной кожи, но особенно солнцезащитным шлемом из сердцевины алоэ на высоко поднятой голове выгодно отличаясь от туземца в его скудном одеянии, и тем самым как бы говоря кто есть кто в этой пустыне любому встречному, если он где-то шатается поблизости.
– Инкоози, я вижу за кустарником каких-то людей, – вдруг подал голос, идущий за мной Магопо.
– Я уже давно это заметил, – уверенно ответил я и остановился как вкопанный. Кустов было действительно много, но присутствия народа не наблюдалось.
– Пойдём в разведку, – на всякий случай решил я и пропустил туземца вперёд. Умело повторив за Магопо все приёмы скрытого передвижения, мне удалось следом за ним незаметно подкрасться к колючим зарослям акации, росшим в стороне от пути моего следования. Поэтому, если бы не назойливость слуги, наши пути с предполагаемым противником вряд ли пересеклись.
Осторожно выглянув из-за укрытия, я увидел странную картину. Прямо передо мной в неглубокой ложбине неудобно скрючившись сидело штук десять негров. Они были разбиты попарно и забавно соединены между собой с помощью надетых на чёрные шеи двусторонних рогатин с перекладинами на концах. Это хитроумное устройство вполне позволяло крутить курчавой головой, но выдернуть её целой из такого ярма возможности не давало. Рогатины были толщиной с ногу буйвола, но длиной не более десяти футов, что не препятствовало чернокожим беседовать между собой, не перенапрягая голосовые связки, и перебрасываться съедобными кореньями. Эту живописную группу украшали две молодые негритянки, хотя их рогатина и была несколько тоньше. Пленники угрюмо сидели на горячем песке без признака мысли на чугунных лицах.
В стороне от колодников, развалясь в тени акаций, неспешно перекусывали трое вооружённых до зубов человек. Два мулата в немыслимых европейских обносках, а также белый джентльмен в куртке и штанах из кротовой кожи, в высоких чёрных сапогах со шпорами, которые явно говорили о хорошем вкусе и презрении к оседлости.
– Проклятые работорговцы, – отвлек меня от наблюдений Магопо, хватаясь за дротики.
– Лежи спокойно, – охладил я его пыл, – не высовывайся, а я пойду побеседую с белым господином. С этими словами я поднялся из-за кустов и смело пошёл к работорговцам узнать, почём нынче чёрная кость на мировых рынках. При моём приближении конвоиры схватились было за оружие, но видя, что я иду с миром, успокоились и продолжили трапезу.
– Приветствую вас на просторах Калахари, – обратился я к белому мистеру и представился: – Дик Блуд, охотник.
– Сеньор Диего да Гамма, частный предприниматель, – приветливо отозвался тот и пригласил меня к импровизированному столу.
Встретив столь радушный приём, я не отказал себе в удовольствии пообщаться с сеньором Диего, и скоро мы мирно беседовали, уплетая билтонг с лепёшками и запивая их банановой водкой помбе.
Диего да Гамма был чистокровным португальцем лет сорока с набольшим, но густая борода и свирепый вид делали его значительно старше и страшнее обычного негра. Во всём его облике чувствовалось, что кусок хлеба даром ему не даётся. Он горько сетовал на неразумную политику европейских государств по свёртыванию работорговли, в то время как местные власти, например царёк бечуинов Сикомо, всегда готовы уступить партию бушменов в обмен на гениальные достижения белого разума: огненную воду и стеклянные бусы, не говоря уже о зеркалах. Уходили в славное прошлое времена свободной купли-продажи живого, но необходимого свободной Америке товара. И в настоящее время негрооборот осуществлялся почти нелегально кружным путём через Анголу, вследствие чего имел место падёж и потеря товарного вида среди насильственных чернокожих переселенцев.
В основном, как я узнал, тяжким и неблагодарным промыслом неприхотливой рабочей силы занимаются деловые португальцы, вовлекая в это занятие полукровок-мулатов, которые по неутомимой злобности далеко превосходят коммерсантов чистых кровей. Всё же, это хлопотное, но живое дело приносило значительные барыши, и я невольно задумался о приобретении ещё одной прибыльной профессии.
С целью основательного изучения вопроса содержания негра в неволе, я внимательно осмотрел деревянные ошейники и нашёл, что некоторые из них чересчур свободны для столь тощих шей.
– Ниггеры усыхают в дальней дороге, хотя мы и не отказываем им в подножном корме, – с готовностью пояснил мне Диего, ловко перетянув подвернувшегося нам бушмена вдоль хребта шестифутовым чамбоком из носорожьей шкуры, обычно используемым погонщиками быков.
После второй бутылки помбе, мы с сеньором Диего да Гамма стали братьями, а после третьей я нанёс ему коммерческие убытки, приставив к виску португальца револьвер и потребовав освободить негров. Вовремя подоспевший на помощь Магопо не дал работорговцам время на длительные размышления и скоро чернокожие, несмотря на видимое истощение, уже скрывались за горизонтом.
Мой верный слуга предложил тут же прирезать Диего и конвоиров, но, помня их хлебосольство, ограничился изъятием оружия, отпустив на все четыре стороны.
После этого храброго поступка мы с Магопо двинулись к своему лагерю. Туземец всю дорогу восхвалял мою смелость и благородство, а я печально думал, какой дьявол дёрнул брата Диего за язык и надоумил ляпнуть, что янки никудышный и мягкотелый народ, так и не сумевший загнать на свои плантации своих же дармовых индейцев?
До Пешпин-крааля я ходил в героях. Чернокожие сбивались с ног, выполняя любое моё желание, а белые друзья поглядывали с завистью. Когда же, ещё толком не протрезвев, я в становище бушменов совершил ещё один подвиг, слава обо мне покатилась по всему чёрному континенту, достигнув экватора.
Крааль, несмотря на загадочность названия, представляет собой кучу шалашей из местного материала, огороженную чем попало со всех сторон и со стойлом для скота посередине. Когда мы прибыли туда, краалевцы были убиты горем. Женщины пронзительно визжали, а мужчины сумрачно стояли поодаль и внимали этому безобразию. На руках у одной из рыдающих бушменок громко кричал и бился в судорогах ребёнок. Одного взгляда на распухшую ногу малыша с двумя капельками крови на посеревшей уже коже, мне было достаточно, чтобы распознать змеиный укус.
– Это змея пикаколу, – сказал кто-то из наших слуг. – Никто не знает средства против её укуса. Ребёнок умрёт.
Тут-то мне и пригодились индийские познания. Приказав Магопо принести порох и зажечь трут, я выхватил негритёнка из рук ополоумевшей мамаши, распластал его на земле и, не обращая внимания на визг пострадавшего, сделал ножом два крестообразных надреза на местах укуса. Однако кровь из ранок не пошла. Тогда я впал в гуманизм и, припав ртом к местам надрезов, стал отсасывать яд, сплёвывая сукровицу куда попало. Затем у подбежавшего Магопо я взял немного пороха и, посыпав им ранки, поджёг трутом. Запахло горелым мясом, и несмышлёныш потерял неокрепшее сознание. Но я быстро привёл его в чувство назидательным действием и отдал родительнице, заверив всех, что малыш будет жить. Самое удивительное, что так оно и вышло. Через два дня, пока мы готовились к охоте, маленький бушмен уже был на ногах и готовился к новым встречам с животным миром Африки.
Племя ликовало и не мешало подготовке нашей экспедиции. Погонщика Твала и быков мы оставляли на попечение жителей крааля, а сами, в сопровождении четырёх носильщиков во главе с отцом спасённого негритёнка, расторопным бушменом Зуга, углубились в пустыню на поиски слоновьих троп и водопоев. Начинались настоящие охотничьи будни.
Охота на слонов не представляет опасности для надёжно вооружённого человека. В такую гору мяса не попадёт разве что слепой, а тот, кто охотился на более мелкого зверя, может смело отправляться в Африку и свежевать слонов направо и налево. Нам и в голову не приходило, что наше предприятие может потерпеть неудачу, поэтому уверенно надеялись на изобилие слоновой кости, а бушмены на слоновье мясо, которое они умело вялят на солнце, нарезая на полосы и развешивая по деревьям.
Через пару суток перехода вглубь Калахари нам стали попадаться деревья мачабель с большими жёлтыми плодами, являющимися любимым лакомством для слонов. Некоторые деревья были выворочены с корнем, что свидетельствовало о наличии в этой местности и самих животных.