Внимательно осмотрев всё вокруг, мы пришли к выводу, что в этот тупик мог заехать только круглый дурак или настигаемый погоней беглец на раненой лошади, которому терять было нечего, кроме своего скакуна. Далее оставаться среди голых камней смысла не было, и мы пустились в обратный путь для воссоединения с основными силами отряда. Друзья приветствовали наше появление радостными криками, мы в свою очередь их тоже тепло поздравили с первым боевым крещением, а братья даже несколько помяли немцев.
– За холмом следов нет, – чётко доложил мне Поль, – но, кажется, где-то стреляли.
Снисходительно разъяснив причину стрельбы, я поделился с ним скудными сведениями, полученными при допросе бандита.
– Якобсдоль – не имя, – не дослушав меня до конца, перебил догадливый бур, – это название фермы. Она в милях пятнадцати отсюда. Видимо, там и находится логово бандитов, – смело предположил он в заключение.
Я моментально уцепился за эту идею и, выдвинув бура вперёд, увлёк за собой отряд в неведомую даль. Мы единой лавой накатывались на вельды, копытя земную твердь и сбивая чахлую растительность подковами резвых лошадей.
Вихрем промчавшись вдоль гряды утёсов и скал, мы вырвались на открытые пространства пастбищ и распаханной целины. И передо мной открылась знакомая по Кембпелс-Дорбу панорама старинных голландских хозяйств, а сама ферма Якобсдоль предстала точной копией усадьбы незабвенного тестя Иохима Ван-Ласта. Та же надменная неприступность строений, и всё та же обособленность от внешнего мира. При виде знакомого вражеского логова, я внутренне подтянулся и хорошо поставленным командным голосом окатил все поколения бюргеров таким кручёным слогом, что вогнал отряд в состояние повышенной боевой готовности.
– Дик, будем атаковать змеиное гнездо с ходу, – потребовали мои взвинченные соотечественники. – Раздавим гадину на её же пороге! – недавняя победа им явно кружила головы.
– Сдуру можно нарваться на неприятности, – охладил пыл американцев Зига. – Сначала за фермой необходимо установить наблюдение, затем сделать определённые выводы, а дальше видно будет, – мудро закончил он.
Я утвердил этот план. Стреножив коней и пустив их кормиться в апельсиновой роще, мы уже скрытно подобрались поближе к ферме и залегли в неглубоком рву в полумиле от неё. Время в дозоре тянулось липкой патокой, народ устал от напряжённого наблюдения и стал роптать, тем более, что результатов нашей бездеятельности налицо не было. Только уже в сумерках какой-то пастушок, схожий размером с недоноском Жорисом, пригнал на ферму с противоположной от нас стороны тучное стадо коров.
Бездеятельно провести всю предстоящую ночь во рву я посчитал воинским просчётом, поэтому, собрав подчинённых поближе, объявил, что вынужден лично пойти в разведку, так как не понаслышке знаю устройство наблюдаемого нами объекта и уклад жизни его обитателей, чем очень удивил свою рать. Пообещав не задерживаться до утра, я оставил вместо себя многоопытного Поля и, прихватив с собой юркого Джеки для связи, очень скоро уже безоружным странником стучался в ворота фермы.
Не открывали, по обыкновению, очень долго, а, открыв, облаяли почище цепных псов. Но я всё стерпел, лишь до лёгкого визга повысил голос, когда в десятый раз начал объяснять цель прибытия заблудшего путника в этот гостеприимный дом. Лишь тогда нас нехотя впустили и в совершенной темноте провели в помещение, где в свете тростниковых фитилей самодельных ламп из выдолбленный тыкв я увидел добрую дюжину вооружённых парней, сидящих за заставленным выпивкой и закусками столом.
Банда была налицо, и я принял решение возвращаться восвояси, спросив для отвода глаз дорогу на Кейптаун. Однако радушие хозяев не позволило нам немедля удалиться с честью и достоинством скромных бродяг.
– Подсаживайтесь к столу, джентльмены, – радушно пригласил нас к ужину одноглазый бандит, возглавляющий застолье.
– Благодарим, мы недавно откушали, – вежливо отклонил я предложение.
– Не огорчайте нас отказом, – настаивал кривой. – Мы, в нашей глуши, всегда рады свежему человеку, особенно если он с прииска.
– Увы, мистер, – скорбел я голосом, – моё хилое здоровье и юные года моего поводыря не позволяют нам браться за непосильную работу на копях. Мы странствуем по краалям и фермам, питаясь подаянием и уходом за скотом. Не огорчайтесь, но нам пора в долгий путь, а если вы укажите дорогу и одарите коркой хлеба, мы будем молиться богу за вашу доброту на протяжении всей нашей скорбной тропы, – и я шагнул к порогу.
– Сядь и не дёргайся! – перехватив меня и насильно запихнув за стол, грубо сказал один из бандитов.
Пришлось подчиниться грубой силе и воле случая.
Джеки усадили за другой конец стола, и в его карих глазах читалась некоторая растерянность, хотя всё складывалось пока ещё не так и плохо. По крайней мере ни кулаки, ни оружие в ход не пускались.
– Куда же вы от стола и на ночь глядя? – одинокий глаз главаря излучал участие. – Кстати, как вас? Ах, Дик! Весьма польщён знакомством. Я просто Смоки. Работяга Смоки, – бандит нагло втягивал в разговор. – Так куда же вы направляетесь, не зная дороги и без оружия?
– Кто позарится на убогий скарб странников? – продолжал сиротствовать я. – Мы с юным другом привыкли прогуливаться по ночной прохладе, когда спадает зной и в неге спит природа.
– Отчаянный вы народ, нищие! – восхитился одноглазый и гаркнул: – А ну-ка, всем налить кружки!
Пришлось, нехотя, пригубить до дна бандитское пойло. После третьей я провозгласил здравицу в честь хозяев фермы и перешёл с кривым на дружескую ногу.
– Смоки, – кипятился я, – алмазы надо искать у кафров, а не в земле. Это неясно только страусу.
– Но ведь находят их в Олд-де-Бирсе? И не мало! – по-змеиному лез в душу главарь.
– Не знаю, как в Олд-де-Бирсе, – защищался я, – но в Нельсонс-Фонтейне рудники давно иссякли.
– А ты давно из Олд-де-Бирса?
– Что до Нельсонс-Фонтейна, так я и там не бывал.
– Хотелось бы верить, Дик.
– Надо верить, Смоки.
– Проверим, Дик.
– Не уважаешь ты меня, Смоки.
Таким образом, наша беседа всё время вертелась вокруг приисков, но я достойно уходил от прямых ответов, ежеминутно собираясь в дорогу, несмотря на нежелание одноглазого расстаться с умным собеседником.
Далеко за полночь наше общение приняло столь острый характер, что в очередной раз в ответ на просьбу признать себя шпионом с прииска, я ответил неприкрытой грубостью, свалив с ног подвернувшегося под горячую руку одного из бандитов. В завязавшейся потасовке мне слегка повредили челюсть, и если бы не одноглазый, прервавший склоку на самом интересном месте, я не поручился бы за себя и свою целостность.
Заперли нас, с заснувшим за столом Джеки, в какой-то кладовке, где я до утра воевал сам с собой и горланил голландскую песню о наводнении, пренебрегая травмированной челюстью.
На свет божий нас выпустили к обеду, а так как я твёрдо вспомнил подробности ужина, то приготовился к худшему и без опохмелки.
– Дик, – серьёзно начал одноглазый бандит, – Дик, я понял всё. Шпионы так себя не ведут. Только истинный бродяга и пропойца может учинить драку прямо за столом в незнакомом месте. Прости за недоверие, садись к столу и давай выпьем мировую.
– А ты ещё сомневался, Смоки, – камень свалился с моей души. – Конечно, выпьем, но в меру. Нам пора и честь знать, скоро в путь.
– В путь, так в путь. Мои парни покажут дорогу до следующей фермы.
Немного перекусив, мы начали тепло прощаться. Джеки уже ступил на порог, а я продолжал принимать на посошок, и как раз в этот трогательный момент, отбросив итальянца от выхода, в дом ворвался пропылённый человек в живописных обносках старателя.
– Беда, Кайман, – заорал вновь прибывший, обращаясь к одноглазому. – Паркер убит в ущельи, а мастер Вель сказал, что против нас выступил хорошо вооружённый отряд приисковых добровольцев.
Это была очень неприятная новость для бандитов. Они в волнении повскакивали с мест, а из дальнейших разговоров я понял, что не дождавшись пристреленного нами бандита, Кайман этой ночью отправил в Олд-де-Бирс нового лазутчика, который встретился там с продавшимся полицейским, узнал от него о неудаче с ограблением и о создании отряда самообороны, а на обратном пути по нашему же следу обнаружил труп Паркера. Страх за собственную шкуру не позволил шпиону в одиночку выследить наш отряд. Он, сломя голову, примчался прямо на ферму, так ничего и не узнав о моих товарищах.
– Спокойно, парни, – перекрывая гвалт, заорал главарь, – мы немедленно выступим и передушим приисковых кротов, а их шкуры пустим на штаны.
Бандиты, воодушевлённые кровожадным призывом, оживлённо засуетились, забыв о каких-то бродягах, и я беспрепятственно протиснулся к порогу, готовясь вместе с Джеки покинуть под шумок этот разбойничий притон.
– Кайман, а откуда здесь этот пронырливый итальяшка? Я его неделю назад видел на прииске, – вдруг изумлённо закричал бандитский лазутчик, хватая Джеки за рукав.
Это было неожиданностью, и не только для меня. Головорезы, прекратив сборы, недоумённо вылупились на своего товарища, уже тащившего Джеки на середину помещения. Наша разведка грозилась перейти в бандитское опознание, однако мне повезло опомниться первым. Схватив с края стола бутылку, я расколол её о череп памятливого негодяя, а ударом сапога сбив с ног ещё одного мерзавца, образовал небольшую свалку у выхода.
– Беги, Джеки! – приказал я, жертвуя собой.
Юный соратник пулей выскочил за дверь, и я очень надеялся, что он легко сумеет преодолеть ограду фермы и подать сигнал опасности нашим товарищам, если только они не сняли наблюдение с этого объекта.
Из-за спешки меня били не долго и без усердия. С допросом Кайман тоже решил повременить до завершения разгрома нашего отряда.
– С тобой я поговорю не торопясь и в спокойной обстановке, ползучий гад, – пообещал он и приказал заточить в уже знакомую кладовку.
Меня даже не стали вязать, а мякинным мешком бросили в тухлую темноту, где уже поджидал расторопный Джеки. Я ему сделал серьёзное физическое замечание о недопустимости промедления при совершении побега и впал в тягостные раздумья о своей незавидной судьбе.