– Дени, – обратился я к товарищу, – извини, но сейчас я никак не смогу вернуть тебе свой долг. Подожди до нашей обшей победы.
– Дик, – вскричал он, – ни о каком долге не может быть и речи! Если это тебя волнует, то считай, что ты всё возвратил сполна слоновой костью.
Такое решение вопроса чести меня вполне устраивало, поэтому, уже не отвлекаемый собственным рассказом, я основательно перекусил и подступился с расспросами к другу:
– Дени, а где наш славный капитан Боб Слей?
– Не знаю, Дик. Мы расстались с ним в Натале после продажи бивней. Я возвратился в Дурбан, а он поспешил в Кейптаун, чтобы оттуда отправиться к родным берегам Альбиона. Денег мы выручили не так много. Ведь тогда, в Калахари, бесцельно проискав тебя десяток дней, мы так и не смогли наладить дальнейшую охоту. Наши быки пали от мухи цеце, бушмены, напуганные вашим внезапный исчезновением, отказались работать на нас, к тому же близился сезон дождей, а поэтому нам пришлось повернуть назад, едва выторговав у туземцев одноосную повозку. Да и на поспешный отъезд капитана из Наталя напрямую повлияла твоя необъяснимая, но предполагаемая гибель. Он стал настороженно относиться к неграм, избегать встречи с хищниками и всечасно поминал бога и спокойную государственную службу. При расставании я почти насильно вручил ему все наши деньги и не стал удерживать от решения поскорее покинуть Африку. Думаю, что и ты поступил бы так же.
– Без всякого сомнения, друг! – откликнулся я и констатировал: – Значит, Боб не прижился на этой земле. Давай выпьем за его здоровье и процветание на родных островах.
Мы опрокинули по очередной кружке, и я, не перебивая, дослушал рассказ о том, как Дени благополучно добрался до своего дома, где занялся хозяйством и спортивной охотой на антилоп гну. И лишь когда англичане начали теснить буров из Оранжевой республики, в Дени проснулся дух противоречия.
– Меня вывели из себя наглость и ненасытность англичан, – возмущённо сказал он. – Я и так по известным причинам не питал к ним симпатии, но после развязывания томми войны против мирных буров, я примчался в Преторию и встал под знамена президента Крюгера.
– И правильно сделал, – поддержал я. – Мы ещё расплатимся с британцами за Индию, Цейлон и Мадагаскар. Выпьем же за Трансвааль и Крюгера!
Мы поднялись и, поддерживая друг друга, истово осушили кружки, а когда удачно и мимо стола приземлились, я авторитетно заявил:
– Мы обязательно победим, дружище, раз сумели найтись в такой огромной и чёрной стране.
– Я в этом и не сомневаюсь, – обнадёжил друг. – И знаешь почему?
Я не знал, поэтому скромно отмолчался.
– А потому, – стал разъяснять Дени, – что с нами бог и его матерь, а также лучшие солдаты и командиры, слетевшиеся в Африку со всех концов земли. Например коммандо, куда входит моя сотня, находится под началом великого тактика и стратега, свободолюбивого отца угнетённых великого Капказ-батоно.
– Это – американец, – сразу догадался я.
– Вовсе нет, – разочаровал меня друг. – Этот титан – настоящий горный орлан с отрогов гор, что на задворках Европы.
– И в такой глуши живут разумные люди?
– Встречаются, хотя и не часто.
–А он не потомок Моисея? Ведь где-то в тех краях в своё время швартовался ковчег незабвенного Ноя.
– Нет! – подумав, отверг мои опасения Дени. – Обличьем не сподобился. А в настоящее время этот патриот тотальной демократии руководит участком обороны под Кимберли и уже хорошо зарекомендовал себя, экспроприировав золотой запас английского эшелона в ущелье Ван-Реннен и взяв кассу неприятеля в банке Бетлехема. Акции были проведены столь искусно, что и до сих пор никто не может догадаться, куда исчезли ценности британцев. Да что говорить без толку. Его уважает сам генерал Кронье, и ты сам скоро увидишь своего нового командира.
На этом мы закончили разговоры о моей будущей военной карьере, а так как фляга ещё не показала дна, вновь углубились в воспоминания, веселясь как пара круглых дураков, нашедших расписную торбу.
– Так куда, ты говоришь, скрылся я в Калахари? – в который раз спрашивал я.
– Мы решили, что не скрылся, а накрылся полноценно предметом твоей давнишней страсти, – смеялся Дени, – прочным, как после штопки знакомыми тебе рукодельницами из Таба-Нгу.
И мы безудержно хохотали, а я вспоминал Аньес и пытался растолковать другу истинный смысл накрывания, но вовремя удерживался, щадя нервную систему друга.
– Иногда нам казалось, правда, что тебе отомстили слоны, – между тем говорил Торнадо, – и всё же чаще думалось, что ты вновь встрял в любовную историю, но с чёрным оттенком, да и слугу сумел увлечь своим дурным примером. Правда, о бушмене мы и не подумали, мало ли чего взбрело Зуге в его курчавую башку?
Про любовь Дени вспомнил, конечно, зря, поэтому я сразу же засобирался на фронт и, видит бог, ушёл бы, имей возможность.
– Ладно, пошутили и будет! – примирительно сказал старый друг, стряхивая черепки от кружки со своих кудрей. – В Кимберли двинемся завтра. Я пригнал лошадь и для тебя, а сегодня заночуем под мимозой, тем более что во фляге ещё осталось, хотя придётся обойтись одной кружкой.
Дальнейшие подробности нашей встречи расползлись из моей головы, словно раки из горшка, но пробудился я вполне транспортабельным, хоть и с пустой душой. Дени вправил мне мозги остатками муцуки, и мы поскакали на поля сражений пускать англичанам кровь и ковать бурам победу.
Глава 8
ПОДАРОК ГУСЕНИЦ НГУА
Вооружённое противостояние какому-либо противнику, как известно истории, всегда является желанным подспорьем в славных трудах во имя процветания нации всякого уважающего себя политического или военного деятеля. А кровавая бойня, задуманная в тишине кабинетов, на практике позволяет убедиться в несомненной правильности принятых решений, несмотря на исход битв. Победы и поражения в войне равноценны, так как на скрижалях истории оставляют одинаково алый цвет, а имена дирижёров этих кровавых симфоний вписываются в одну строку. Без войн человечество топчется в своём развитии на одном месте и не может упрямо двигать цивилизацию вперёд, но военные противостояния должны быть по возможности жестокими, кровеобильными, с элементами жуткой новизны и никак не затяжными. Вялотекущая и длительная война вызывает лишь историческое недоумение у стареющего вместе с нею зрителя и пренебрежительное отношение будущего потомка. Противоборство Алой и Белой роз служит тому ярким отрицательным примером.
Народ, как и всякое стадное сообщество, любит пребывать в состоянии противления себе подобным, поэтому обожает тех своих вождей, которые призывают население к ратному подвигу. Жителям того или иного государства всегда интересно сбросить с себя иго повседневных забот и любовно отдаться власти команд и воле чужих решений. Мужчины начинают гордиться собой и строевой выправкой, женщины – готовностью к любому повороту событий, старики предаются сладким воспоминаниям об утраченной в прежних войнах силе, а дети просто не берутся в расчёт, предоставленные сами себе.
Кроме прочего, война приносит и ощутимую пользу природе, как окружающей, позволяя ей кое-где отдохнуть от вмешательства разума, так и самого человека, ибо сокращает его поголовье до разумных пределов и улучшает породу путём насильственной селекции. К тому же, боевые действия ускоряют смену поколений. Ведь даже счастливо вышедший из войны, частично или целым, человек не всегда годится для дальнейшего процветания. Он, обычно, до конца дней продолжает пребывать в состоянии противоборства, бодрится воспоминаниями, делясь ими с кем попало, а порой и просто стесняется взяться за соху, хотя бывают и досадные исключения. Вот тогда-то подрастающее поколение начинает рано приобретать вкус к жизни, спешит с усердием залатать чужие прорехи на теле государства, чтобы поскорее услышать новый сигнал полковой трубы и получить свою часть боевых удовольствий.
Поэтому любой пламенный вождь знает, что без войны он в веках будет считаться бесполезным импотентом своего государственного гарема, а его народ – быдлом. И в силу этого, если не удаётся столковаться с правителем иной державы, вождь лезет за рубеж со своим уставом или устраивает бойню у себя дома, но не сидит, сложа руки, как безмозглый сукин сын или последний землероб. А пока народ развлекается, гвоздя друг друга по головам чем попало, государственный муж всегда может быть спокоен за себя, свою семью и насиженное место. И тогда, отечески взирая на молчащую толпу с высот своих птичьих полётов, вождь до краёв переполняется чувством преисполненного долга и бросает человечьим стадам сиюминутно-верный лозунг или всегда нужный боевой клич.
Словом, война есть мероприятие полезное, оттачивающее общественный глазомер на бытие с быстротой натиска, а также неоценимо выгодное для всех социальных слоёв, принося моральные и материальные дивиденды. И даже неизбежно павшим воздаются почести по заслугам – где поимённо, а где и выборочно. Они многопудовой цифирью оседают в памяти поколений и своим примером зовут к новым жертвам и подвигам во имя развития цивилизации человечества.
Обе армии, буров и англичан, стояли под Кимберли и готовились к решающему сражению. Лорд Митуэн во главе британских войск намеревался ворваться в город, а генерал Кронье призывал буров к героической защите своих позиций. Профессиональная королевская армия и добровольческие отряды буров были полны боевого задора и непоколебимой решимости, а их моральный дух как никогда высок. Укрытая холмами и пригорками, армия буров в своих действиях не предполагала наступательных боёв, поэтому упрямо ждала английской атаки и ежедневно возносила хвалу господу, исполняя торжественными голосами старинные псалмы гугенотов на всём протяжении линии обороны. Англичане, ожидая приезда главнокомандующего лорда Робертса, активных действий не начинали, но в ответ на психологическую атаку добровольцев не оставались в долгу, а откликались не менее торжественным исполнением гимна «Боже, храни Королеву!» Обоюдное песнопение мирно плыло над позициями, вселяя в сердца воителей уверенность в победу. Временами казалось, что верх в противостоянии принесёт более крепкая вера в бога или в Королеву, но никак не кровь, страдания и насильственная смерть.