Перед рассветом мы выползли на мост и поняли, что враг не дремлет, так как на противоположной стороне этой переправы кто-то ходил с фонарём и ругался на чём свет стоит. Когда световое пятно запрыгало по шпалам на мосту, и стало ясно, что идут за нами, я решил брать языка и лягнул ползшего за мной Фила, призывая его к вниманию. Сообразительный соотечественник ответным действием подал знак, что сигнал принят, при этом едва не вывернул мою ногу с корнем, и стащил меня со шпал. Таким образом мы заняли выгодную позицию в тени несущих мостовых конструкций для нанесения упреждающего удара и затаились.
Скоро из предрассветной тьмы стали вырисовываться фигуры беспечных патрульных. По фетровым шляпам с поднятыми левыми бортами я определил в них слабообученных волонтёров английской пехоты. Оба необстрелянных солдата шли без опаски, словно через Темзу, поэтому мы решили их брать живьём, предварительно оглушив рукоятками наших револьверов.
Исход операции решала внезапность нашего нападения, поэтому мы дружно выскочили из карающей тьмы и в едином порыве бросились на неприятеля. К чести волонтёров, они не бросились в рассыпную, а сорвав с плеч оружие, без промедления выполнили ружейный приём «к штыковому бою готовьсь!» Сделав шаг левой ногой вперёд и одновременно выбросив руки с ружьями вперёд перед собой, они лихо пырнули воздух длинными штыками. Но их подвела слабая строевая выучка. Мой противник так и не догадался слегка присесть и согнуть в локтях руки, поэтому, прежде чем он успел выстрелить, я схватился за дуло и изо всех сил толкнул его от себя. Англичанин не удержал равновесия и упал навзничь, оставив своё оружие в моих руках. Я же не растерялся и прицельным штыковым ударом пригвоздил недоучку к шпалам. То же самое проделал Фил и с другим волонтёром, полагая, что языка буду брать я. Патрик, оказавшись во время этого столкновения не у дел, начал было нелестно отзываться о наших слаженных действиях, но взглянув повнимательнее на длинный штык вражеского оружия, надолго приумолк.
Совершая узаконенное войной насилие, мы стали опасны для неприятеля и подлежали безоговорочному уничтожению в случае поимки. А потому, когда на мост выскочил поезд, приближение которого в пылу схватки и последующей её разборки мы неосмотрительно прозевали, нам не оставалось ничего другого, как броситься с довольно приличной высоты в воду. Тяжёлые братья Макмерфи не знали правил поведения на воде. Так что Фила я вылавливал уже вместе с пассажирами железнодорожного состава. Спасателями оказались артиллеристы лорда Митуэна со вспугнувшего нас бронепоезда, так что впоследствии я смог без помех изучить эту крепость на колёсах как снаружи, так и изнутри.
Бронепоезд состоял из трёх платформ с корпусами из листовой стали с двумя рядами прорезей для стрельбы с колена и стоя. На последней, уже четвёртой платформе находилась легко вращающая пушка с предохраняющими обслугу броневыми листами по краям.
Эта современная боевая колесница, великолепное детище инженерной мысли, только начинало обживать дорогу до Кимберли, поэтому так легко остановилась у моста через Моддер, заметив впереди неладное. Название реки мне, кстати, живо подсказало, что за две ночи мы не уползли далее вражеской передовой, а поэтому положение наше было столь отвратительным, что даже потерянный мною револьвер не гарантировал безопасности, как простому сельскому жителю. Когда же у спасённых братьев оружие всё-таки обнаружилось, мне стало совершенно ясно, что никаким допросом уже не откупиться. Однако артиллеристы марать о нас руки не стали, а засунув в чрево бронепоезда, повезли от Кимберли в свой тыл, куда, собственно, мы и стремились, но не столь резво.
По двум сверкавшим на эполетах звёздам я определил звание командира поезда и обратился к нему как к равному:
– Капитан, куда мы следуем? Было бы нелишним разобраться в досадном недоразумении на месте.
Английский пёс в ответ так посмотрел на меня, что от дальнейшей беседы я отказался, а уже во второй половине дня мы прибыли на конечную станцию. Это был базовый лагерь войск Соединённого королевства. Стройные ряды остроконечных палаток, бесконечные линии коновязей, отгороженные места с крытыми брезентом повозками, полными снарядных ящиков, полковые пекарни, расположенные в стороне и выдававшие себя запахом свежеиспечённого хлеба, красный крест над опрятным госпиталем – всё говорило о строгом порядке, профессионализме и было подчинено интересам войны. Доломаны и каски уланов, клетчатые юбки шотландских стрелков-гайлендеров, мушкетёрские шляпы волонтёров, неброская, цвета хаки, форма пехотинцев, белые шарфы офицеров – эти атрибуты войны мелькали среди палаток, и по деловой озабоченности их владельцев чувствовалось, что каждый солдат находится на своём месте и занят привычной военной работой.
Нелюдимый командир бронепоезда сдал нас другому молчуну, который препроводил доверенных ему людей в приземистое каменное здание и, втолкнув вовнутрь, снаружи выставил охранение. И мы стали полноправными военнопленными с ясной перспективой близкого конца.
Под вечер нас повели на допрос, не предложив перед этим даже вечернего чая. По пути я приказал каждому из братьев изо всех сил держаться молодцами и прикидываться мирными жителями, не выдавая под пыткой военных планов, которых они толком и не знали. Близнецы в первый раз попали в такую переделку, поэтому не хотели приходить в ясность сознания, а пытались свести счёты с жизнью путём оскорбления конвоя. Я же собирался бороться до конца и уверенно смотрел в завтрашний день, так как расстреливали обычно не раньше рассвета после суточного допроса.
Нас подвели к вместительной палатке с британским флагом. Братьев оставили у входа, а меня, как наиболее вменяемого, первым повели на муки.
– Ваше имя и звание? – спросил себе под нос этот надменный судья, не поднимая глаз от стола.
– Дик Блуд. Капитан, – бойко начал я и прикусил язык. – Правда, капитаном прозвали индейцы, а так я простой скотник с берегов Онтарио, – всё же нашёлся я.
Майор вдруг быстро отбросил перо и стал медленно поднимать голову. В его суровых чертах лица мне почудилось что-то знакомое, а когда в его правом глазу блеснул монокль без шнурка, я не мог сдержать возглас удивления. В этом чопорном английском офицере я узнал своего былого товарища и морского капитана. Да, это был Боб Слей, но как изменился мой прежний приятель! Он не без интереса скользнул по мне взглядом, но в блеске его стальных глаз ничего хорошего для меня не отразилось.
Двусмысленность нашего положения не позволила и мне раскрыть объятия старому знакомцу. Так мы и смотрели друг на друга в поисках приемлемого выхода.
– Джентльмены, – стряхнув оцепенение, обратился майор к подчинённым, – можете заняться своими неотложными делами. Я сам сниму показания с капитана.
Вышколенные офицеры не заставили себя долго ждать, и через минуту мы сидели с Бобом за одним столом и разговаривали с глазу на глаз.
– Здравствуй, пропавший друг! – и по первым тёплым словам старого моряка я понял, что в наших отношениях ничего не изменилось к худшему. – Какой дьявол занёс тебя к бурам?
–Случай подтолкнул, дорогой капитан, – так же сердечно отвечал я, оставляя его по старой привычке в прежнем звании морского офицера. – Случай и свободолюбивые идеи.
– Жаль, Дик. Ведь из тебя получился неплохой военный, если судить по донесению командира бронепоезда и не смотреть на тебя, как на врага.
– Я проворачивал и не такие операции.
– Охотно верю. Тебя ожидает прекрасная военная карьера, если пойдёшь правильным путём, ведь ещё месяц и армия буров будет разбита. – Боб на что-то намекал, но дальше свою мысль развивать постеснялся, а потянувшись к рядом стоящему шкафчику, извлёк из его нутра графин прекрасного Шираза и бокалы. – Выпьем, друг, за встречу. Я очень рад видеть тебя живым, – заключил он, наполняя бокалы.
– С радостью присоединяюсь к тосту, – горячо откликнулся я. – Весьма счастлив и тебя видеть в полном здравии.
Мы выпили, повторили и растрогались до слёз. Я заметил, что мой приятель стал более человечен, видимо сухопутная жизнь развивает стадный инстинкт индивидуума более выразительно, нежели океаническая.
– Дик, а теперь поднимем бокалы за Дени Торнадо! – старина Боб не забывал хорошего. – Он когда-то очень помог мне.
– Да, Дени – большой души человек. Выпьем, чтобы и ему вспомнилось о нас, тем более, что он недалеко отсюда, – и я рассказал капитану о моей встрече с Торнадо.
– Дела-а, – протянул Боб, дослушав меня до конца. – Кто бы мог подумать, что мы окажемся по разные стороны баррикад? Неужели мы стали непримиримыми противниками?
– Не мы противниками, – поправил я, – а системы, которым служим. Но ты-то сам что забыл в рядах сухопутной армии Королевы?
– В Кейптауне я вдруг задумался, Дик, – тяжело вздохнул капитан, – кому нужен старый моряк в Англии без связей и капитала? И тут мне подвернулся случай. Как раз в Капской колонии шло подавление восстания базутов под предводительством черномазого вождя Мозеша. Платили офицерам неплохо, вот я и пошёл добровольцем в экспедиционный корпус. Потом давили кафров и зулусов, как теперь буров. Так что работы хватало всем. Так и втянулся в службу. Знать, судьба!
– Каждому своё, – согласился я. – Кому пышки в маке, кому шишки в драке. Так и несём каждый свой крест.
– Да что мы о печальном? – встрепенулся Боб. – Расскажи о себе, ведь я считал тебя безвременно погибшим.
Меня не нужно было уговаривать, и я привычно, как по написанному, выложил ему всё о своих странствиях вплоть до сегодняшнего дня. Капитан удивлённо переспрашивал, неподдельно поражался моему мужеству, а в конце посоветовал:
– Дик, пиши книгу! Твои приключения – источник знания! И береги свою голову, как божий дар, ведь редко чья башка вмещает столько правдивого, но не проверенного материала. А что до лорда Робертса, – Боб перешёл к практическим делам, – то его сейчас не сыщешь и в Кейптауне. Вот когда начнётся наше наступление, знай, что генералиссимус прибыл на континент. Так что тот дуролом, пославший тебя на верную смерть, явно страдает избытком ложной информации с одной стороны, и амбициозной смелостью её толкования с другой, хотя допускаю, что здесь чисто медицинский случай мании величия. И если у вас все командиры с подобными отклонениями, то англичане одолеют буров ранее намеченного срока. Поэтому, друг, я считаю, что тебя, и в первую очередь, как англосакса, ничто не может связывать далее с голландцами и прочими авантюристами, и ты со спокойной совестью можешь стать под знамёна королевы Виктории. А зная твою щепетильность в вопросах чести, я поспособствую твоему назначению в мой штаб, а не на передовую. И поверь мне, тебя ждёт блестящая военная карьера ветерана британских войск, многочисленные награды и почётная смерть в кругу многочисленного потомства.