ПРОЩАНИЕ
Когда человек уходит от нас навсегда, переступает порог вечного, многое, происходящее в самом конце его жизни, — его последние слова, встречи, жест — приобретает со временем особый, порой даже роковой, смысл.
Одно из самых последних деловых писем Владимира Ильича начиналось словами: «Я кончил теперь ликвидацию своих дел и могу уезжать спокойно».
Последним публичным выступлением Ленина — в ноябре 1922 года — была речь на пленуме Московского Совета. Заканчивая, он говорил: «Мы социализм протащили в повседневную жизнь и тут должны разобраться. Вот что составляет задачу нашего дня, вот что составляет задачу нашей эпохи».
И примерно в то же время были сделаны кинокадры: Ленин в дни работы IV конгресса Коминтерна. Владимир Ильич, очевидно, заметил кинооператора и помахал рукой. Эта киносъемка стала последней, и жест Владимира Ильича может показаться прощальным.
В жизни между тем все проще, во всяком случае естественней. Когда 12 декабря 1922 года М. А. Воло-дичева записала в «Дневнике дежурных секретарей В. И. Ленина: «Владимир Ильич в кабинете с 5 ч. 30 м.», пометила, что были на приеме Дзержинский и Стомоняков, а спустя несколько часов сделала еще одну запись — «Ушел в 874» — она не знала, не думала и предположить не могла, что больше никогда не появится подобных записей: Ленин в последний раз работал в своем кабинете. Не знал об этом и Владимир Ильич. К тому же и не в характере его было произносить многозначительные слова, которые можно толковать и так и этак, делать прощальные жесты — нет, не в его характере.
Ленин писал: «Я кончил теперь ликвидацию своих дел…» — потому, что врачи настаивали на отдыхе, лечении, а он резервировал за собой право выступить на X Всероссийском съезде Советов и старался освободиться от всего остального. Выступая на пленуме Московского Совета, говорил лишь о том, что занимало в последнее время его мысли, — как из России нэповской построить Россию социалистическую. И вовсе не прощальным был тот жест рукой. Отличный выдался день, хорошее было настроение; выступал на заседании IV конгресса Коминтерна — и все заметили: был весел, оживлен, лишь под конец речи устал, осунулся.
Нет, эти эпизоды никак не свидетельствуют о какой-либо исключительности в состоянии духа Ленина, говорят о другом: и в самые последние дни своей работы он был таким жег как всегда.
Но давайте откроем 45-й том Полного собрания сочинений Владимира Ильича, вновь перечитаем раздел, в котором опубликованы последние письма, статьи. Их немного: «Письмо к съезду», «К вопросу о национальностях или об «автономизации», «Странички из дневника», «О кооперации», «О нашей революции», «Как нам реорганизовать Рабкрин», «Лучше меньше, да лучше». Порой мы называем эти документы ленинским завещанием партии, народу. На протяжении многих лет, да и сейчас находим подтверждение высказанным в них мыслям. Значит, эти документы были обращены в будущее, над ними и сосредоточился Владимир Ильич, отвлекаясь от многосложных будней? Именно в этих статьях читаем:
«Мы должны постараться построить государство, в котором рабочие сохранили бы свое руководство над крестьянами, доверие крестьян по отношению к себе и с величайшей экономией изгнали бы из своих общественных отношений всякие следы каких бы то ни было излишеств».
«Народный учитель должен у нас быть поставлен на такую высоту, на которой он никогда не стоял и не стоит и не может стоять в буржуазном обществе».
«…Завтрашний день во всемирной истории будет именно таким днем, когда окончательно проснутся пробужденные угнетенные империализмом народы и когда начнется решительный долгий и тяжелый бой за их освобождение».
Так чему же посвящены последние письма, статьи? Завтрашнему дню всемирной истории? Или же о неотложных сегодняшних делах думал Владимир Ильич, диктуя своим секретарям?
Первый раз диктовал 23 декабря 1922 года и начал с того, что больше всего его занимало — «волнует один вопрос», — начал с письма XII съезду партии, который соберется спустя четыре месяца: «…советовал бы очень предпринять на этом съезде ряд перемен в нашем политическом строе». Ведет разговор о том, что сделать надо совершенно безотлагательно. В первую голову — это увеличение членов ЦК до нескольких десятков или даже сотен человек — «и для серьезной работы по улучшению нашего аппарата, и для предотвращения того, чтобы конфликты небольших частей ЦК могли получить слишком непомерное значение для всех судеб партии».
И, продолжая диктовать на следующий день, на третий и на четвертый, делая добавление в начале января, думал все о том же — об устойчивости Центрального Комитета, о мерах против раскола, «поскольку такие меры вообще могут быть приняты», о тревоживших Владимира Ильича отношениях, сложившихся между членами ЦК, стремился объяснить предстоящему съезду сильные и слабые стороны некоторых руководителей, обращал внимание на то, что могло показаться кому-то мелочью: «…это не мелочь или это такая мелочь, которая может получить решающее значение». В общем, делился мыслями о том, что настораживало сегодня и исправлено должно быть непременно сегодня же — иначе отзовется со временем.
И второй вопрос в «Письме к съезду» — о придании законодательных функций Госплану — тоже был вызван отнюдь не мыслями о далеком будущем, а нынешним положением, «когда государственные дела необыкновенно усложнились…». Предложением к XII съезду партии стала и статья «Как нам реорганизовать Рабкрин». «Несомненно, что Рабкрин представляет для нас громадную трудность и что трудность эта до сих пор не решена». Думая над разрешением этой трудности, Ленин диктует «Лучше меньше, да лучше». «Я считаю, что для нашего госаппарата именно теперь настала, наконец, пора, когда мы должны поработать над ним как следует, со всей серьезностью, и когда едва ли не самой вредной чертой этой работы будет торопливость».
Еще одна диктовка — «К вопросу о национальностях или об «автономизации» — здесь Владимир Ильич начинает с утверждения: «Я, кажется, сильно виноват перед рабочими России за то, что не вмешался достаточно энергично и достаточно резко» в вопрос о союзе советских социалистических республик. (Обратите еще раз внимание, как велико значение каждого слова в ленинской строке. Принято решение о создании СССР, давно сложились связи между республиками, и Ленин мог бы говорить о рабочем классе не только России, но и других республик. Нет, РСФСР равной среди равных входит в Союз, Ленин в настоящий момент Председатель Совнаркома Российской Федерации и чувствует себя ответственным перед российским рабочим классом.)
Ленин говорит — «Следует оставить и укрепить союз социалистических республик» — и рассматривает проблемы буквально сегодняшние: диктовать эти записки начал 30 декабря — в день, когда открылся I съезд Советов Союза ССР, была принята Декларация о создании Союза Советских Социалистических Республик. А что касается завтрашнего дня всемирной истории, когда окончательно проснутся пробужденные угнетенные империализмом народы, то и он просматривался Владимиром Ильичем с позиции сегодняшних решений: станет ли наша страна в устройстве национального вопроса примером для вступающих на историческую авансцену народов Востока.
Вышедшая из печати работа о грамотности в России послужила основой для «Страничек из дневника». Владимир Ильич говорит с читателем о том, «сколько еще настоятельной черновой работы предстоит нам сделать, чтобы достигнуть уровня обыкновенного цивилизованного государства Западной Европы… какая уйма, работы предстоит нам теперь для того, чтобы на почве наших пролетарских завоеваний достигнуть действительно сколько-нибудь культурного уровня». Владимир Ильич высказывается здесь о необходимости поставить народного учителя на такую высоту, на которой он никогда не стоял, и предлагает это отнюдь не из соображений далекого будущего. «Мы не заботимся или далеко не достаточно заботимся о том, чтобы поставить народного учителя на ту высоту, без которой и речи быть не может ни о какой культуре: ни о пролетарской, ни даже о буржуазной».
В статье «О кооперации» Ленин говорит с читателем «о том, что практически можно и должно сделать сейчас же…» И даже для статьи «О нашей революции» был своеобразный оперативный повод: 24 декабря М. А. Володичева записала в «Дневнике дежурных секретарей В. И. Ленина» — «Владимиру Ильичу взяли Суханова «Записки о революции», тома III и IV», а 29 декабря записано: «Врачи разрешили читать. Владимир Ильич читает Суханова «Записки о революции» (III и IV тома)». И в январе Ленин диктует «О нашей революции (По поводу записок Н. Суханова)».
…Последние письма, статьи Владимира Ильича передавали тот капитал, во владение которым следовало вступать немедленно. Именно в своих последних диктовках Ленин подчеркивал: «Для меня всегда была важна практическая цель».
«Доминирующей чертой его характера, — писал Луначарский, — то, что составляло половину его облика, была воля крайне определенная, крайне напряженная воля, умевшая сосредоточиться на ближайшей задаче, начертанной сильным умом, воля, которая всякую частную задачу устанавливала как звено в одной огромной цепи, ведущей к мировой политической цели».
О многом конечно же догадывался Владимир Ильич, — его беседы с врачами убеждают в этом. «Особенностью Ильича, — писала Крупская, — было то, что он никогда не обманывал себя, как бы печальна ни была действительность…» И, отчетливо представляя всю серьезность своего положения, по-прежнему был занят очередными задачами государства, партии.
«…Владимир Ильич переносил свою болезнь так же бодро, как раньше он переносил тюрьму», — заметила Надежда Константиновна. Сравнение это поначалу озадачивает: тюремное заключение и болезнь — сравнимо ли это? Правда, и в том и в другом случае было вынужденное отстранение от текущих дел. Однако общее, дающее возможность сравнивать, заключено в более важном. Навестив брата в тюрьме — было это в начале 1897 года, — Анна Ильинична сказала, что, по слухам, дело его вскоре будет рассмотрено. И Владимир Ильич воскликнул: «Рано, я не успел еще материал весь собрать»