Александр III — на «Программе террористической фракции партии «Народная воля»
Это записка даже не сумасшедшего, а чистого идиота.
Из протокола Заседания Особого присутствия Правительствующего Сената для суждения дел о государственных преступлениях, происходившего с 15 апреля 1887 года… при закрытых дверях
Новорусский, Андреюшкин, Генералов и Ульянов защитников иметь не пожелали.
Из воспоминаний И. Д. Лукашевича[4]
Судило нас особое присутствие Сената с сословными представителями. Выстроив нас в длинную вереницу на коридоре, причем меж каждыми двумя подсудимыми в цепи стоял жандарм, нас повели в суд. Председатель Дейер сразу же проявил свою придирчивость к нам, закричав: «Без рукопожатий!», когда увидел, что я здороваюсь с Ульяновым и другие делают то же… Когда я увиделся в первое заседание с Ульяновым на суде (он сидел рядом со мной на первой скамье), то он, пожимая мне руку, сказал: «Если вам что-нибудь будет нужно, говорите на меня» — и я прочел в его глазах бесповоротную решимость умереть…
Из воспоминаний М. В. Новорусского[5]
Это желание принять на себя вину другого сквозило так явно во всех его показаниях до суда и на суде, что даже прокурор стал недоверчиво относиться к ним.
В речи на суде Александр Ульянов заявил, что сама история зовет на борьбу за изменение общественного строя России.
Из речи А. И. Ульянова на суде 18 апреля 1887 года
Я могу отнести к своей ранней молодости то смутное чувство недовольства общим строем, которое, все более и более проникая в сознание, привело меня к убеждениям, которые руководили мною в настоящем случае.
Из воспоминаний А. И. Ульяновой-Елизаровой
Тяжела была Саше гимназическая лямка. Все время прохождения курса он не видел в гимназии ничего положительного, а смотрел на нее только как на необходимый мост в университет… Убежденный в необходимости этой лямки, он не жаловался и не заикался о возможности какого-либо иного выхода. Он только еще больше замкнулся в себе, а его всегда грустные глаза стали еще грустнее. Т. е. он не скрывал, конечно, от домашних, что ему тяжело и все в гимназии не нравится, но он вел себя с самого начала как мужчина.
Аттестат зрелости А. И. Ульянова
…За все время обучения его в Симбирской Гимназии поведение его вообще было отличное, исправность в посещении и приготовлении уроков, а также в исполнении письменных работ отличная, прилежание усердное и любознательность ко всем предметам, особенно к латинскому языку и математике большая…
А И. Ульянов — И. Н. и М. А Ульяновым из Петербурга в Симбирск, 27 сентября 1883 года
Милые мои мама и папа!
…Университет произвел на меня очень хорошее впечатление; профессора все читают хорошо, кабинеты тоже хорошие и богатые, кроме того, есть две библиотеки. Сегодня были похороны Тургенева. Мы с Аней тоже ходили, видели процессию, массу венков и народа и гроб под золотым балдахином, убранным венками и зеленью; но на кладбище пройти было нельзя.
Из воспоминаний А. И. Ульяновой-Елизаровой
Чуть ли не первым нашим впечатлением были похороны привезенного из-за границы тела И. С. Тургенева. Вся погребальная процессия была сжата тесным кольцом казаков. На всем лежал отпечаток угрюмости и подавленности. Ведь опускался в землю прах не одобряемого правительством, «неблагонадежного» писателя… На кладбище пропускали немногих, и мы не попали в их число.
Из воспоминаний Д. И. Ульянова
Это было в Симбирске (Ульяновске) летом 1885 года, за полгода примерно до смерти отца… Мне было тогда И лет. Отец с братом гуляли по средней аллее сада. Гуляли очень долго и говорили о чем-то тихо и чрезвычайно сосредоточенно… В настоящее время я совершенно убежден, что описанный разговор был на политические темы… Иначе и не могло быть в те годы, когда только что завершилась героическая борьба народовольцев с самодержавием. Если принять во внимание, что у отца с Александром Ильичем были — судя по всем данным — самые близкие товарищеские отношения, что отца чрезвычайно интересовали все переживания брата, нельзя допустить ни в коем случае, чтобы он мог скрыть от отца свои политические убеждения. Другой вопрос, насколько оформился у него к тому времени взгляд на террор.
Мои предположения вполне подтверждаются словами отца, сказанными Анне Ильиничне, уезжавшей в Питер: «Скажи Саше, чтобы он поберег себя хоть для нас».
Из речи Д. И. Ульянова на суде 18 апреля 1887 года
…Я убедился, что единственный правильный путь воздействия на общественную жизнь есть путь пропаганды пером и словом. Но по мере того, как теоретические размышления приводили меня все к этому выводу, жизнь показывала самым наглядным образом, что при существующих условиях таким путем идти невозможно.
Начальник Петербургского охранного отделения — в департамент полиции, 17 ноября 1886 года
Получено мною сведение, что сего числа, в час дня, предполагается общестуденческая панихида на могиле Добролюбова (на Волковом кладбище), по случаю 25-летия со дня кончины его. По сведениям, соберется до 1000 человек, причем собирающиеся предполагают после панихиды произвести демонстрацию.
Из воспоминаний М. А. Брагинского[6]
Мне никогда не приходилось наблюдать Ульянова в таком состоянии, в каком я увидел его на демонстрации 17 ноября. В продолжение всей демонстрации — а она длилась с утра до поздних сумерек — Ульянов был в сильно приподнятом настроении… Его настроение достигло крайней степени возбуждения, когда огромная толпа демонстрантов, с революционными песнями продвигавшихся к Казанской площади… была остановлена цепью конных казаков… и когда вскоре затем перед демонстрантами появился градоначальник генерал Грессер… С побледневшим лицом, с загоревшимися гневом глазами, Ульянов с криком: «вперед!», увлекая за собою других и пролагая себе путь сквозь гущу демонстрантов, устремился навстречу к подходившему к нам градоначальнику…
Из прокламации «17 ноября в Петербурге», написанной А. И. Ульяновым
…Всякое чествование сколько-нибудь прогрессивных литературных и общественных деятелей, всякое заявление уважения и благодарности им, даже над их гробом, есть оскорбление и враждебная демонстрация правительству. Все, что так дорого для каждого сколько-нибудь образованного русского, что составляет истинную славу и гордость нашей родины, всего этого не существует для русского правительства…
Грубой силе, на которую опирается правительство, мы противопоставим тоже силу, но силу организованную и объединенную сознанием своей духовной солидарности.
Цензор С.-Петербургского почтамта — товарищу министра внутренних дел, 23 ноября 1886 года
Имею честь препроводить при сем к вашему превосходительству найденные сегодня на почте 85 кувертов с прокламацией под заглавием «17 ноября в Петербурге».
Примите, м. г., уверение в отличном моем почтении и преданности.
Из воспоминаний А. И. Ульяновой-Елизаровой
Как я, так и многие другие, знавшие брата, писавшие о нем, считают добролюбовскую демонстрацию с ее результатами сильным толчком, подвигнувшим его на террор.
Из речи Александра Ульянова на суде
Наша интеллигенция настолько слаба физически и неорганизованна, что в настоящее время не может вступать в открытую борьбу и только в террористической форме может защищать свое право на мысль и на интеллектуальное участие в общественной жизни.
Из воспоминаний С. А. Никонова[7]
…В студенческой массе пошли толки о необходимости ответить на расправу с мирными манифестантами и показать правительству, что нельзя безнаказанно давать волю полицейскому произволу. Шли разговоры о террористическом акте, причем некоторые называли градоначальника, другие находили нужным прибегнуть к «центральному террору», направив его против царя, как главного виновника и лица, ответственного за всю реакционную политику… Александр Ильич один из первых пришел в ноябре 1886 г. к убеждению о невозможности борьбы с правительством иными средствами, кроме террора, и… вступил в организацию, замышлявшую покушение.
Из воспоминаний О. М. Говорухина[8]
Первый шаг был сделан. Затем Александр Ильич пошел так быстро по этому пути, проявил такую энергию и страсть к революционному делу, что все, знавшие его прежде, удивлялись такой резкой перемене.
Из речи обер-прокурора на процессе по делу 1 марта 1887 года
Во второй половине декабря начинает уже ходить составленная при участии Ульянова программа «Террористической фракции партии «Народная воля».
Из речи А. И. Ульянова на суде 18 апреля 1887 года
Среди русского народа всегда найдется десяток людей, которые настолько преданны своим идеям и настолько горячо чувствуют несчастья своей родины, что для них не составляет жертвы умереть за свое дело.
Героическое поведение на процессе Александра Ульянова и его товарищей стало примером для всей революционно настроенной молодежи. Петербургские студенты писали в прокламации: «Мы глубоко запечатлели их славные имена в своих сердцах и будем воспитывать на их примере себя и лучших детей своей земли».
Приговор Особого присутствия Правительствующего Сената 1887 года апреля 15/19 дня
По изложенным основаниям Особое присутствие Правительствующего Сената определяет: 1) подсудимых: Шевырёва, 23 лет, Ульянова, 21 года, Осипа-нова, 26 лет, Андреюшкина, 21 года, Генералова, 20 лет… лишив всех прав состояния, подвергнуть… смертной казни через повешение…