Антон желал действовать быстро, но Квентин Талбот призывал к осторожности. Теперь в деле замешались Лоры — практически королевская кровь Эссенвальда.
Талбот сыграл критическую роль в расследовании, передав им все записи Гильдии лесопромышленников о Хоффмане и Маклише. Флейшер не хотел лишиться ценной помощи Талбота и знал, что, когда вернет лимбоя, именно Талбот примет его с Урсом в верхние эшелоны Гильдии и за ее пределами. О деле же Сирены Лор тот высказался недвусмысленно: такт и осторожность. Не заступать за границы этой семьи. Вопросы задавать с экивоками и почтением. Совет не оставлял пространства для маневра — был не рекомендацией, а требованием. Все знали, что Талбот — большой друг Лоров и правая рука их семейного предприятия в Африке. Из всей семьи здесь жила только Сирена, хотя последнее слово во всем оставалось за ее братом в Берлине. Но даже от флейшеровской проницательности ускользнуло великое восхищение Талбота — граничащее с тайной любовью — к некогда слепому великолепию Сирены Лор.
Флейшер послал соответствующую просьбу, и Сирена согласилась его принять, не представляя, о чем пойдет разговор. Суть своего визита он свел к минимальному вопросу о мелких внутренних делах гильдии.
Сирена ожидала его в одной из грандиозных приемных. Давно уже никто не совещался с ней о лесной промышленности, особенно младший член. Настроение у нее приподнялось уже от одной перспективы. Дворецкий Гуипа проводил молодого господина к Сирене, и они обменялись любезностями перед тем, как перейти к делу. Гуипу отослали принести им обоим вина.
— Чем я и моя семья могут помочь вам в делах гильдии, герр Флейшер?
— Э-э… это мелкий второстепенный вопрос, госпожа Лор… э-э, касательно… э-э, пропажи работников нашего штата.
В комнате воцарилось неловкое молчание.
— Вот как.
— Да, мэм. Я…
Его прервало появление вина, разлитого из декантера с серебряным горлышком. Гуипа ушел, и его резкие шаги отмеряли паузу до продолжения вопроса. Флейшер бросал на Сирену взгляды, не удостоенные взаимности.
— Мы разыскиваем сведения о практике доктора Хоффмана перед его исчезновением. В его дневнике упоминалось ваше имя.
Сирена отставила бокал, звякнувший в большой комнате, словно кубик льда.
— И как, позвольте спросить, в вашем распоряжении оказался дневник Хоффмана?
Флейшер был начеку и заметил интонацию, с какой она произнесла имя доктора.
— Дневник и кое-что из его имущества после пропажи были конфискованы. Их затребовала Гильдия лесопромышленников, а я работаю с ними, чтобы прояснить некоторые моменты.
— Ну хорошо, — сказала она и увернулась от самодовольной улыбки, промелькнувшей на губах Флейшера.
— Мы обнаружили в его дневнике запись касательно вас и поиска человека в Ворре.
Внутри у Сирены все рухнуло, но это она уравновесила подъемом снаружи.
— Ах, вы о том дельце, которое мы задали Хоффману? — уже вскочив на ноги, она искала собственный дневник или какую-нибудь запись о том событии. — Все есть в моем журнале, мы просили найти друга, пропавшего в лесу. Так, где же он… — она заметалась по залу с озабоченным видом. Резко обернулась, пока в ее проницательном уме забегали мысли. — Ох, вы же не думаете, что добрый доктор пропал во время поисков нашего друга?
— Нет, госпожа Лор, ваше дело имело место раньше.
Она внезапно приросла к месту.
— Тогда к чему спрашивать меня? — в ее голосе прозвучала резкость. Осколок раздражения свысока.
— Мы проверяем все его известные контакты перед исчезновением.
— Проверяете, — сказала она с натренированной усмешкой, которую так обожает аристократия.
Флейшер замолк, и тогда-то она набросилась на него.
— Вы предполагаете какую-то связь моего семейного бизнеса с таинственной пропажей Хоффмана?
— Нет, мэм.
— Хорошо же, герр Флейшер. Предлагаю дальнейшие переговоры на эту тему вести Квентину Талботу с моим братом на родине. Не могу и представить, чего вы ждали от меня, — рассерженная и оскорбленная дама вышла, отправляя Гуипу показать побежденному чужаку дверь.
Флейшер снимал в коридоре шляпу с крючка, когда из сада вошел обезображенный человек. Они увидели друг друга и поняли, что придется представиться. Смолчать — значит причинить обиду или вызвать подозрение. Флейшер решил, что раны на лице встреченного остались после участия в Первой мировой войне. Войне, с которой сам он удачно разминулся на несколько лет. Он видел и других с похожими ранениями, когда его отправляли по семейным делам на родину. К ветеранам он испытывал большое уважение.
— Доброе утро, сэр, — сказал Антон, сунув ладонь приближающейся фигуре. Перед этим удостоверился, что все конечности у того на месте; однажды он уже совершил такую ошибку. Незнакомец крепко пожал руку. — Я Антон Флейшер, член Гильдии лесопромышленников.
— Рад познакомиться. Измаил Уильямс, член семьи.
Антон с застывшей улыбкой снова взглянул на раны на лице. Знакомство закончилось, более говорить было не о чем.
Особняк Лоров Флейшер покинул как в тумане. По ступеням сходил в замедленном движении. Затем свернул на следующую улицу, не зная толком, где находится. Лишь оказавшись на дороге у мотора, завизжавшего на него клаксоном, полностью очнулся. Только что он повстречал единственного живого человека, который был в Ворре продолжительное время без вреда рассудку. Человека, который решил исследовать лес единолично. И, не считая ран на лице, полученных прежде экспедиции, казался нормальным и разумным. Более того — казался тем, с кем можно поработать, если удастся вновь обойти заслоны Сирены Лор. Антон шагал взбудораженный и смущенный. Все произошло так быстро. Одномоментно слух стал реальностью. И да, было и кое-что еще. Кое-что насчет имени.
Это Урс рассказывал ему о племени под названием Морские Люди, проживавшем на опушке леса и берегах эстуария. Это были береговые рыбаки со сложной и религиозной иерархией, склонные к магическо-хирургическим новациям. Предания гласили о незнакомце, выброшенном на один из их пляжей. О том, как его вернули к жизни и обнаружили в нем божественные силы. Так Морские Люди обрели величие в глазах других, в том числе — своих врагов. Потерпевшего кораблекрушение тоже звали Уильямсом, и ценили его так высоко, что знахари лезли друг другу по головам за честь усовершенствовать его еще больше, дополняя и правя анатомию. Через несколько лет он сбежал с молодой девушкой по имени Ирринипесте. После исчезновения Морские Люди не беспокоились. Они знали, что однажды он вернется.
Очевидно, этот молодой человек, этот Измаил Уильямс, вовсе не тот герой легенд и не имеет ничего общего с подобным варварством. Но сейчас Флейшера это не волновало. Гораздо важнее, что он нашел того, кого искал, и бегом вернулся в дом, где жил с Урсом.
— Урс, я нашел его! — ворвался в дверь Антон и заговорил раньше, чем увидел друга. — Урс, Урс, человек из Ворра!
Урс ел на кухне бутерброд, стоя у раковины. Рядом на плите кипел чайник. Он издал в ответ удивленный возглас со ртом, набитым хлебом и сыром. Антон не стал дожидаться более внятного отклика.
— Он живет в доме Лор — тот, кто прошел через лес невредимым. Я думал, это всего лишь легенда, а теперь сам его встретил, жал руку. Он может найти лимбоя.
Глава десятая
Неделю спустя Гектор Шуман снова предстал перед ними. Муравьев убрали. В присутствии существ он чувствовал спокойствие, облегчение и разочарование — потому что больше никаких особых ощущений не было.
Они наблюдали за ним, но казались отвлеченными и сонными.
К ним присоединился Чапек, и его они едва заметили. Позже в кабинете директор сказал:
— Кажется, вы им интересны больше всех остальных. Они опять говорили? Поэтому вы теряли сознание?
— Нет-нет, ничего подобного.
— Возможно, вам лучше показаться врачу.
— Нет, это необязательно, я в полном порядке. Я был на прогулке и пропустил завтрак и обед. Вот и все, — соврал он.
— Как считаете нужным. Только я хочу, чтобы вы были в здравии.
Гектор простонал, чтобы прервать эти расспросы.
— Мне пришло новое сообщение из ведомства герра Химмельструпа.
Гектор взглянул так, чтобы показать весь холод своего безразличия.
— Вы никогда не мечтали отправиться в Англию? — тихо спросил Чапек.
— В Англию?
— Да. Если точнее, Лондон.
На далекой башне заплакал колокольный звон. Лондон был несбывшейся мечтой Гектора. Отложенной в дальний угол, накрытой от пыли простыней и позабытой. Он знал, как это иррационально, но у кого их нет — тех иррациональных мест, что зовут и требуют их посетить. Даже если только в многолетних фантазиях. Английский язык был вторым предметом Шумана, и он прочел все до единой строчки Генри Мэйхью, все до единой фразы Диккенса. Он видел сны на английском, скользил по золотой Темзе. Парил по дворикам и дворцам, лачугам и рынкам. Слышал Барда в великих театрах, так часто навещая Лондон в воображении, что карта города излохматилась и чуть не стерлась. В реальности жизнь, посвященная не той теме, скромные финансы, презирающая саму мысль о путешествии супруга и мировая война преградили путь через лужицу моря, отделяющую от мечты. А теперь?
— О чем вы? — спросил он Чапека, стараясь сдержать надежду, заскакавшую, как щенок, при виде пробуждающихся ожиданий и защелкавшую зубами на просроченные грезы.
— Один из агентов Химмельструпа в Англии прослышал еще об одном, где-то в Лондоне.
Гектор облизнул губы.
— Его начальник хочет, чтобы тот, кто знает наших, отправился и проверил. Тот, кто говорит по-английски, кому можно доверять. Тот, кто сможет составить удовлетворительный отчет. Химмельструп выдвинул вас, — Чапек мрачно уставился на свои туфли и не видел, как старик перед ним бурлил от счастья и подавил сбежавший смешок, легко способный перерасти в гогот.
Гектор боролся с возбуждением, мешавшим заснуть, но давалось это трудно. Нахлынули все образы, которые он уж полагал забытыми. И в ту ночь он ворочался и метался, предвкушая их воплощение. К трем часам уже злился сам на себя. «Старый ты дурень, что ты как девятилетка, приди в себя, успокойся, еще может ничего не случиться. Как и раньше». Он сделал из разочарования заклинателя сна, и, как ни странно, оно сработало.