Вся эта картина доставила самой миссис Брэдли, бездну удовольствия, о чем она оповестила похожим на клекот смехом. Фелисити вежливо улыбнулась.
– Как мы видим, – продолжила миссис Брэдли – все условности были соблюдены, оставалось только зажить приятной монотонной жизнью вдали от городского шума. – Она грустно покачала головой. – Но никто так не подпадает под пяту деспотии, как презревшие закон. Табу и условности несравненно важнее для тех, кто как будто стремится от них освободиться. Мы меняем господ, однако до конца жизни остаемся невольниками.
Обри Харрингей, вырвавшийся из зарослей крыжовника с изяществом, силой и меткостью чемпиона по скачкам с препятствиями, вырос рядом с Фелисити.
– Я тебя слушаю, внучек, – обратилась к нему миссис Брэдли, но Обри, улыбнувшись ей, повернулся к Фелисити.
– Надеюсь, ты не станешь ругать меня за то, что я исполнил обещание и посетил вашу свалку?
– То-то я гадаю, откуда этот запах! – Она с отвращением сморщила носик. – Полагаю, ты хотя бы догадался подвернуть штанины своих замечательных белых брюк? Нашел, где в них лазать!
– Место ужасное, спору нет, – согласился он, разглядывая свои брюки. – Хотел спросить тебя про искусственные зубы твоего папаши! – неожиданно выпалил он.
– У него зубы настоящие!
– Вот и я того же мнения, – сказал Обри, учтиво улыбнулся обеим дамам и как ни в чем не бывало удалился, оставив миссис Брэдли с улыбкой, сочетавшей удивление и насмешку, а Фелисити заставив растерянно смотреть ему вслед.
Внезапно миссис Брэдли расхохоталась. У нее самой зубы оказались ровные, крупные, белые, как у неутомимой хищницы, привыкшей разрывать на части беспомощную добычу.
– И это еще называется «сонная провинция», – пробормотала она себе под нос. – Очень любопытно!
Глава VIIПовесть о голове
Епископ Кулминстера тяжело вздохнул и уставился на свою левую ногу. Нога была как нога, правильно обутая, воистину епископская, выдержавшая самый придирчивый хозяйский осмотр. После этого последовал такой же осмотр правой ноги.
– Мне бы очень хотелось, Реджинальд, – сказала миссис Брайс Харрингей с простительной резкостью, – чтобы вы поторопились. Машина ждет у дверей уже двадцать минут.
Епископ одарил ее благосклонной улыбкой, после чего издал стон. С его точки зрения, длительная поездка в машине в обществе властной родственницы была не лучшим способом проведения чудесного июньского дня.
– Я более чем готов, дорогая Констанс, – промолвил он, спускаясь следом за ней к автомобилю.
Миссис Брайс Харрингей, не переставая ворчать, удобно устроилась на сиденье «Рентли» Руперта Сетлея.
– Где сам Руперт? – осведомился епископ, когда водитель Руперта Сетлея тронулся с места под стук камешков, захватываемых колесами с гравийной дорожки епископата. – Не нашел времени составить вам компанию?
– Именно про Руперта я и намерена с вами говорить. – Миссис Брайс Харрингей сделала паузу, не в силах лишить себя удовольствия разыграть трагедию. Только когда молчание непозволительно затянулась, она наконец соизволила произнести: – Руперт пропал.
– Пропал? Но… на Руперта это совсем не похоже! Не могу этого представить. Такие, как Руперт, не пропадают. Беглые клерки-расхитители, агенты компаний – еще куда ни шло, но только не Руперт Сетлей!
Миссис Брайс Харрингей гневно воззрилась на него:
– Как я устала, Реджинальд, от абсурдных разговоров о Руперте! Пропасть может кто угодно. В этом нет ничего позорного. Вообще-то мы сначала решили, что он уплыл в Америку.
– По-моему, уплыть в Америку – далеко не то же самое, что пропасть, – задумчиво заметил епископ.
Миссис Брайс Харрингей устремила на него взгляд, предназначенный для пытавшихся проявлять остроумие ей в ущерб, однако безупречная учтивость епископа обезоруживала и не таких, как она.
– Мы обратились в полицию! Подняли на ноги прессу! Дом перевернут вверх дном! Садовые клумбы сфотографированы и вытоптаны! Сегодня утром ворота имения осаждают – именно осаждают – зеваки из окрестных населенных пунктов! Личные бумаги Руперта конфискованы! Полицейские хозяйничают в библиотеке: мне пришлось предоставить ее в распоряжение властей, чтобы слуг и нас самих подвергли там унизительным допросам касательно всех наших перемещений в последние дни. А все из-за Джеймса! Это его вина!
Епископ недоверчиво приподнял брови.
– Поверьте, Реджинальд, это именно так. Знаю, Джеймс – ваш любимчик, как ни прискорбно. Похоже, Джеймс позволил себе Непростительную Ложь, – услышав заглавные буквы в ее потоке слов, епископ не удержался от улыбки, – поскольку у Руперта не было ни малейшего намерения отправляться в Америку вопреки тому, что наболтал Джеймс. Джеймс прекрасно знал, что никуда Руперт не уезжал, но намеренно ввел нас в заблуждение – заметьте, намеренно! – прибегнув к целой серии ложных измышлений, желая скрыть истину о том, куда подевался его злосчастный кузен.
– Куда же подевался его злосчастный кузен? – спросил епископ, переварив все услышанное об исчезновении Руперта и о коварстве Джеймса.
– Неизвестно. Похоже на то, что в приступе животного гнева, о каком цивилизованному человеку остается лишь сожалеть, он применил к своему кузену насилие и нанес удар ему по голове.
– Сомневаюсь, что это сильно повлияло на Руперта, – задумчиво пробормотал епископ. – Бестолковым как-то все равно…
– Удар, – продолжила миссис Брайс Харрингей, прервать которую было невозможно, – пришелся Руперту под подбородок…
– …и повалил его навзничь, – с одобрением дорисовал картину епископ. – Продолжайте, Констанс.
– Я поражена, Реджинальд! – горячо возмутилась невестка епископа. – Можно подумать, что вы оправдываете, а то и одобряете этот акт варварства!
– Ничуть! – поспешил опровергнуть обвинение епископ. – Ваш выразительный повествовательный стиль – вот что вызвало мое восхищение, а вовсе не суть сказанного. Вам бы… У вас определенно дар. Умоляю, продолжайте.
– А теперь будет по-настоящему загадочная часть всей истории. Бессердечный и беспринципный Джеймс, к которому лично я не испытываю ничего, кроме жгучего презрения, бросил своего несчастного кузена лежать на сырой земле – в восемь часов вечера, в ужасном месте…
– Кто бы мог подумать, что где-то нашлась сырая земля после такой продолжительной засухи! – усмехнулся епископ. – Какое ужасное место вы имеете в виду?
– Лесная чаща рядом с Камнем друидов. В том месте, где бедняга ударился головой о камень, осталась кровь. С тех пор Руперта никто не видел.
– Подобная определенность в умозаключениях преждевременна, – заметил епископ. – Надеюсь, в действительности Руперт страдает от сотрясения мозга и временной потери памяти и просто где-то бродит, не в состоянии получить помощь.
– Именно на это, – промолвила миссис Брайс Харрингей похоронным тоном, – все мы и надеемся. Но в Боссбери тем временем стали происходить такие ужасные вещи, что диву даешься, как люди могут приезжать сюда в поисках мира и покоя!
– Вот бы окунуться! – сказал епископ спустя три часа.
Они остановились на плоской, поросшей короткой травой площадке на вершине меловой скалы. Внизу, вокруг черных скал, пенились волны – начался прилив. Солнце светило вовсю, не встречая помех в небе и отражаясь от морской глади, вдоль откоса скалы с криками носились сильнокрылые чайки.
Вниз, к узкому пляжу, вела крутая тропинка. Миссис Брайс Харрингей уже отказалась по ней спускаться, но епископ, сидевший на травке, вдыхал полной грудью чистый морской воздух и мечтал о заплыве. Водителя отправили в ближайший городок за едой для епископа и за чтением и коробкой конфет для его спутницы.
– Нет, я должен поплавать, – произнес епископ, убедившись, что прошлое его заявление не возымело действия.
Миссис Брайс Харрингей восприняла это как личное оскорбление.
– Сразу после ленча? – холодно бросила она. – Вряд ли это благоразумно.
– Чепуха! – огрызнулся епископ с резкостью, которой позавидовал бы покойный муж миссис Брайс Харрингей. – Я спущусь вниз и поищу, где бы раздеться. Если окажется негде, то вернусь и разденусь в машине. Вы не возражаете провести в одиночестве четверть часа, пока я буду купаться?
– Я уже вижу в отдалении Купера, поэтому нисколько не возражаю. Особенно если он привезет те журналы, которые я просила, а не те, какие выбрал сам или с помощью хозяина магазина.
Крутая узкая тропинка привела епископа к воде. Ему повезло: он нашел выемку в скале, недостойную называться пещерой, где можно было укрыться. Уже через три минуты он с наслаждением плыл навстречу солнцу.
Миссис Брайс Харрингей спокойно читала, водитель Купер сидел на ступеньке машины и курил. Епископ радостно плескался в прозрачной воде. Дальше по пляжу, если смотреть в сторону города, виднелась одинокая полосатая палатка.
Епископу понравилось купание, и он посвятил ему пятнадцать минут, после чего вылез из воды, радостно фыркая и отдуваясь, схватил полотенце и принялся вытираться. Откуда-то сверху донесся голос:
– Вы только взгляните на это! – Молодой человек лет двадцати пяти заглянул сверху в пещеру. – Не мешкайте, одевайтесь! Я должен показать кому-то нашу находку, а кроме вас, здесь никого нет, так что у вас нет выбора. Простите, я боюсь поскользнуться…
Епископ пребывал после морской ванны в чудесном настроении. Он натянул на себя все, включая гетры.
– Отлично, – прозвучал голос у него над головой. – Идите сюда! Дайте руку. Вот так!
Епископ оказался на узком мысу, рядом с крупным молодым человеком в шортах и рубашке. Спортивные замшевые башмаки его были в моде несколько лет назад, но теперь таких никто не носил. Его умное смуглое лицо было воплощением добродушия. Он по-свойски улыбнулся епископу.
– Это мое убежище. – Он указал на полосатую палатку. – Немного пестровато. Выбор моей сестры. Вы только взгляните, что` мы нашли! Не правда ли, красота? – И он достал из отверстия в скале человеческий череп, в полной сохранности, если не считать пролом от макушки до середины лба.