Какого черта? Как же он меня победил? К двум часам ночи я уже чуть ли не с ума сходил, не мог успокоиться, мне требовались ответы. Я отправился по коридору в комнату тренера и постучал. Я разбудил Миллса, но даже заспанными глазами он разглядел, что со мной что-то не так.
– Усэйн, что случилось?
И я все выложил.
– Как он это сделал, тренер? Я имею в виду, серьезно? Он же был сзади меня и так вырвался вперед в повороте – как? Я реально думал, что обгоню его. Я думал, что смогу.
Была середина ночи, и большинство спортсменов спали, но я продолжал соревноваться на беговой дорожке со своим главным противником. Тренер был готов к этому разговору. Может быть, он его даже заранее обдумал, не знаю.
– Это оттого, что ты прогуливаешь тренажерный зал, – сказал он. – Ты думаешь, что работаешь, но на самом деле – нет.
Я перебил его:
– Тренер, но я…
– Ты не работаешь, – продолжал он. – Ты делаешь только часть работы. Да, это сложно, но тебе нужно выполнять все задания. Вбей себе это в голову, потому что у тебя есть скорость, но тебе нужно больше силы.
Затем он сказал, что я должен работать в клубе Spartan больше. Я должен становиться сильнее, тогда у меня укрепятся мышцы и появится дополнительная сила, чтобы выше поднимать колени на 200 метрах. Разница между мной и Тайсоном заключалась в том, что у него еще было много энергии в запасе, а мои силы уже иссякли.
Конечно, возвращение в зал будет непростым, я знал, как мне будет тяжело, но должен был работать усерднее, даже преодолевая эту чертову боль, потому что я хотел побеждать. Я был готов постараться, даже в этом проклятом зале.
– Это правда, тренер?
– Правда, Усэйн.
В тот момент будущее показалось мне ясным, и я почувствовал, как во мне зарождается дух соперничества. Я не мог позволить себе быть побежденным Тайсоном Гэем или еще кем-то, потому что знал, что у меня дар к бегу от природы. Конечно, возвращение в зал будет непростым, я знал, как мне будет тяжело, но должен был работать усерднее, даже через эту чертову боль, потому что я хотел побеждать. Я был готов постараться, даже в этом проклятом зале.
Думаю, что тот разговор с тренером наконец возымел силу. Я хотел бежать быстрее всех, я хотел быть номером один. Но больше всего я хотел стать чемпионом Олимпийских игр в Пекине в 2008 году. У меня появилась новая мотивация пройти через Момент, и это уже не была машина для отца или модные часы для себя. У меня в голове засела идея.
«Эй, Тайсон, тогда тебе просто повезло».
Вот история, подтверждающая, каким уставшим я был в конце 2007 года. Во время соревнований в Цюрихе в конце сезона американский спринтер на 200 метрах Хавьер так назойливо преследовал меня, что это просто выводило из себя, и я никогда не был так расстроен ни до, ни после соревнований.
Хавьер был отморозком с темным прошлым, от которого ему никак не удавалось избавиться, как он ни старался. Он значился в списке арестантов за кражу секретного оружия. Он получил прозвище X-Man, и каждый раз, когда пересекал финишную черту первым, самодовольно складывал руки на груди, что поначалу казалось мне даже забавным.
Соревнования в Цюрихе начались почти сразу после чемпионата мира в Осаке, и я был очень возбужден по поводу этой встречи – я чувствовал в себе силы сражаться снова. Между тем X-Man пропустил Осаку из-за травмы, поэтому он не был мне помехой. Я не ожидал от него угрозы, но когда собирал вещи в Швейцарию, получил предупреждение от Уоллеса Спирмона.
– Эй, Усэйн, не беги эти 200 метров, – сказал он.
Я не мог поверить своим ушам.
– Почему, Уоллес? – сказал я. – Ты шутишь?
Но Уоллес был серьезен.
– Нет, правда. X-Man в Цюрихе уже три недели усиленно тренируется, чтобы побороть нас обоих. Он посылает угрозы и сообщения со всяким бредом и собирается надрать нам задницы на дорожке.
У нас с Уоллесом были хорошие отношения начиная с первой встречи в Crystal Palace в Англии, где я спас его от пропуска бегового старта. В тот день я разминался перед забегом и смотрел по сторонам, кто чем занимается. Уоллес был из тех людей, которые любят приходить пораньше перед стартом для разминки и пробных стартов, но в тот раз его нигде не было видно.
«Где этот парень? – подумал я. – Я знаю, Уоллес должен быть где-то здесь – он же должен размяться».
Через 20 минут упражнений на растяжку я уже начал слегка волноваться.
«Так, что-то здесь не так. Он же должен быть здесь».
Я схватил свой комплект одежды и пошел к боковым трибунам. К своему удивлению, я увидел Уоллеса, растянувшегося на скамейке. Кепка закрывала его лицо – он спал. Я подбежал к нему и стал трясти за голову.
– Эй, Уоллес, что ты делаешь? – кричал я. – А ну, вставай!
Он вскочил со скамейки.
– Что?! Что происходит? – мямлил он с жутко заспанным видом.
– Пора разминаться, – сказал я. – Давай, старик, пора идти.
Я знал, что спас его от провала на треке. Без надлежащей разминки он вряд ли показал бы себя во всей красе, но после того случая наши отношения не стали дружескими, возможно, потому, что в тот день выиграл Тайсон, а Уоллес пришел третьим, я же лишь четвертым.
Но на этот раз все повернулось по-другому. Рассказав мне про X-Man, Уоллес тоже дал мне своего рода толчок. Но моей большой проблемой было то, что я был не в настроении это слышать.
– Эй, да я в порядке, – сказал я, когда он подчеркнул мне, насколько хорошо подготовился X-Man. – Я чувствую себя хорошо, я в отличной форме…
Но Уоллес не унимался.
– Я не собираюсь бежать, старик. Я в этом кое-что понимаю. Он ждет этого с самой Осаки. Ты уверен, что хочешь поехать туда, приятель? Уверен, что ты не устал?
Я сказал ему:
– Я не устал.
«Ты устал, – сказал он мне, – ты просто не чувствуешь, насколько твое тело истощено».
Я не собирался слушать его, X-Man меня не волновал. Конечно, он победил меня в начале сезона с поразительным временем – 19,63 секунды – второе время в мире на 200 метрах, но я был готов и жаждал поехать в Швейцарию побеждать ровно до того самого момента, когда мы выстроились на стартовой линии. Бах! И тут я вспомнил устрашающие слова Уоллеса. Сначала все было в порядке, но через несколько метров меня начало мотать – 40, 50, 60 метров, – и тут мое тело словно умерло. Через 70 метров уже ничего не осталось, вся энергия испарилась. Я обернулся и увидел, что X-Man настигает меня на повороте. Он вырывался вперед.
«Вот черт, – подумал я. – Я проиграю. Уоллес был прав».
Я собрался, зная, что все же смогу занять второе место, не особо напрягаясь.
«Как бы то ни было, – подумал я, – я просто получаю удовольствие. Я бегу домой…»
Затем случилось самое худшее. X-Man пересек финишную черту первым, он был очень возбужден, и чтобы доказать это, он продемонстрировал толпе свой фирменный жест победителя, сложив руки крестом на груди. Это меня просто раздражало.
«Да что ты! Ты не приехал на чемпионат мира и что же ты делаешь сейчас? – думал я. – Скрещиваешь передо мной руки? Да ты шутишь!»
Я был очень расстроен, а когда я увидел Уоллеса сразу после забега, он смеялся.
– Я же говорил тебе не бежать, – сказал он. – Я предупреждал тебя!
Я был в ярости.
– Эй, хочешь взглянуть на меня и X-Man вместе на следующей гонке? – сказал я. – Не беги сам.
– Что?! – сказал Уоллес.
– Я серьезно, – ответил решительно я. – Не беги. Посмотри, как я возьму над ним реванш.
Я действительно в это верил, но Хавьер преподнес мне урок, равный по ценности тренерскому совету: я должен лучше понимать свое тело. Я должен чувствовать момент, когда я устал. Без этого понимания я могу забыть о том, чтобы представлять серьезную угрозу своим соперникам на беговой дорожке.
Глава 8. Боль или слава
Тебе нужно попробовать бегать другую дистанцию. Слова тренера прозвучали так, словно я дал серьезный повод для такого заявления. Но мы оба знали, что это лишь рекомендация. Несмотря на то что я проиграл X-Man в Цюрихе, за сезон я стал физически крепче, и спина болела меньше благодаря упражнениям и лечению доктора в Мюнхене. У меня появился новый массажист по имени Эдди, работающий со мной перед каждой тренировкой и каждым забегом. Но оставалось ощущение, что мою форму можно улучшить большим количеством тренировок. Работа на другой дистанции увеличила бы не только силу, но и скорость соответственно, а еще добавила бы мощности на повороте и ускорила время.
– Хорошая идея, тренер, – сказал я, когда эта мысль была впервые озвучена в середине 2007 года. – Мне это нравится.
А затем он выдал мне оглушительную новость.
– Усэйн, я думаю, тебе стоит снова начать бегать 400 метров, как ты это делал в средней школе.
– Что? 400 метров? Забудьте!
Для меня эта дистанция была просто ужасом. 400 метров означали боль, очень много боли. Я вспомнил тренировочные забеги в школе Вильяма Нибба под руководством тренера Макнейла, и мне стало дурно. Я видел, как тяжело даются профессионалам 400 метров. Для меня это была дорога в ад. Я знал, что на этой дистанции мне будет очень тяжело преодолеть Момент Невозврата.
– Тренер, – сказал я, быстро обдумывая все в голове, – давайте начнем со 100 метров?[10]
Лицо тренера вытянулось – он подумал, что я говорю ерунду. В его представлении, более короткая дистанция была сложнее для выполнения, потому что требовала от атлета отличной техники. Бах! С выстрелом пистолета все должно быть сделано гладко и безупречно. Потерять технику при разгоне – нельзя. Потерять голову на финишной прямой – нельзя.
На 200 метрах я мог допустить ошибку: небольшой шаг в сторону или медленный старт – но после поворота я все наверстывал. На этой дистанции был запас времени и расстояния, чтобы что-либо исправить, но на 100 метрах все было совершенно по-другому. Все что угодно могло пойти не так, и было слишком мало времени, чтобы исправлять технические ошибки. Все должно было быть идеально – с первого движения и до пересечения финишной прямой.