Тайсон.
И она будет жаркой.
Глава 9. Время действовать
Чтобы понять, насколько неожиданным был мой успех на стометровке, надо вспомнить: когда год назад я впервые бежал эту дистанцию, мы с тренером даже не помышляли об Олимпийских играх. Даже не мечтали. Нашей целью были 200 метров. Но вскоре успех на непривычной дистанции стал набирать серьезные обороты, люди видели во мне потенциального золотого медалиста, и, имея в своей копилке мировой рекорд, я не мог не бежать стометровку на Олимпийских играх. Я был Самым Быстрым Человеком на земле. Как я буду смотреть на весь этот мир, если не побегу на Олимпиаде? Это было бы чертовски глупо.
Решение принять участие в Играх было самым простым делом. Шумиха вокруг меня и установление мирового рекорда означали, что фанаты следили за каждым моим шагом. Они говорили: «Эй, да это будет серьезно. Этот парень покажет класс на 100 метрах. Это надо видеть».
Люди приглядывались ко мне, хотели понять, чего я еще могу добиться, и после прохождения квалификации на Олимпийские игры через отборочные турниры на обеих дистанциях в 100 и 200 метров обо мне трезвонили буквально все в спортивном мире. Больше интервью, больше автографов и больше разговоров.
Я же ощущал совсем другое возбуждение. Раньше, при слове «Олимпиада», звучало ли оно дома, в клубе Racers Track Club или во время общения с друзьями, я чувствовал дикую радость, чувство, которое я никогда раньше не испытывал. Я понял, что Афины и 2004 год – еще не были моим временем, тогда я был слишком молод. Как сказал тренер, к каждому атлету приходит его день славы. Тайсон, Асафа, Морис Грин и Донован Бейли испытали это на себе. А Пекин должен был стать моим, и я жаждал наконец собрать плоды своего усердного труда, всей этой боли, пота и тошноты на беговой дорожке Университета вест-индийской культуры. Все видели, что я находился на вершине своей физической формы. Отец пришел несколько раз посмотреть на мои тренировки в Racers, но даже он под конец уже не мог это видеть. Его расстраивало, что я так чертовски напрягаюсь.
Несмотря на ту боль, через которую провел меня тренер, наша пара была крепка и все выдержала. Мы жили и работали, как отец и сын. Все трудности отношений сплотили нас, мои травмы и тренировки он разбирал с гениальной скрупулезностью, которая мне даже в голову не приходила. Он разработал способ увеличения моей силы без раздувания мышц на спине и ногах, с помощью тренера я улучшил свою беговую технику.
К черту сколиоз! Каждый раз, когда мы сталкивались с какой-то помехой в его программе – порванная связка в Хельсинки или разочарование на финише в Осаке, – он находил способ все исправить. Когда тревожные мысли сводили меня с ума, как это случилось во время проклятой гонки на Национальном стадионе в Хельсинки, он вытаскивал меня из этой ямы. Предсказания тренера сбылись: трехлетний план подготовил меня к Олимпийским играм физически и морально.
У меня сохранилась классная фотография, где мы вместе. Тренер и я стоим радостные на беговой дорожке, смеемся, что-то обсуждаем – скорее всего, NBA, а может быть, глупость типа: «Что является более великим изобретением: самолет или мобильный телефон?» (Тренер: «Мобильный, Болт. В том случае, если ты не собираешься никогда покидать Ямайку».) На фото я без рубашки, и всякий раз, глядя на фотографию, я думаю: «О, те дни!» – потому что тогда выглядел действительно здорово: сильное, мускулистое, мощное тело. Я был на пике физической формы, и Пекин никак не мог обойти меня стороной.
Я был в превосходной форме и очень горяч на беговой дорожке. Особо не напрягаясь, я установил самое быстрое время на 200 метрах за весь сезон в Остраве в Чешской республике и снова побил ямайский национальный рекорд в Афинах со временем 19,67 секунды. Но атлет должен иногда скрывать свое нетерпение, потому что во время подготовки к крупному соревнованию важно не распространять о себе слишком много информации. Когда только начался сезон, тренер заявлял меня на все гонки, которые только были возможны. За месяц до Олимпиады он решил, что с меня хватит всевозможных соревнований и теперь нужно готовиться вдали от посторонних глаз.
– Нам больше не нужно участвовать в забегах, – сказал он. – Пусть это будет для всех интригой!
На самом деле это походило на тактику блефа в домино: продемонстрировать свою силу слишком рано означало навредить старту в Китае. Если звезда стометровки смог улучшить свой старт или фазу разгона, для чего ему сообщать об этом всему миру перед приближающейся Олимпиадой? Это только заставит его соперников активизироваться. Мне этого не хотелось, я знал, что элемент сюрприза будет важным тактическим преимуществом даже для того, кто недавно побил мировой рекорд.
Сам же я следил за прогрессом Тайсона в Америке. Я догадывался, что моя победа в Нью-Йорке распалит его, и на первый взгляд он был в превосходной форме. В течение нескольких месяцев, последовавших за моим рекордом на стометровке, благодаря попутному ветру он пробежал 100 метров за почти рекордное время – 9,68 секунды[12] – в США на отборочном турнире к Олимпийским играм. Но затем случилась беда: он повредил подколенное сухожилие там же, во время финала на 200 метрах. Это была серьезная проблема для каждого спринтера, хотя, по слухам, Тайсон волновался из-за моих возможностей не меньше, чем из-за своей травмированной связки. В одном из интервью для журнала он сказал, что, похоже, мои коленки взлетают выше его лица во время гонки. Это был лучший ярлык, который только можно повесить на своего соперника.
Из отчета о годовых результатах, приведенного в газете, я знал, какую позицию занимаю по сравнению с каждым бегуном. Накануне Игр я уже мог предполагать, что произойдет в Пекине на 100 метрах, исходя из событий прошлого.
Я победил Тайсона.
Тайсон победил на отборочных турнирах в США.
Асафа победил меня, но я позволил это сделать.
Я одержу победу над ними обоими.
Я был уверен, что когда мой самолет вылетит в Пекин из Лондона, где я обычно останавливаюсь перед европейскими гонками, я откинусь на сиденье, достану мобильный телефон и напишу сообщение. На этот раз самому себе. Я открыл крышку телефона и нашел раздел, где писал для истории свои планы перед Олимпийскими играми 2008 года.
«Эй, я еду в Пекин, – написал я. – Я буду бежать очень быстро. Я выиграю три золотые медали. Я вернусь домой героем».
И я уже жаждал посмотреть свое видео, когда вернусь домой.
Первые несколько дней в Пекине были словно затишьем перед мощной тропической бурей. Я гулял по Олимпийской деревне и общался с другими атлетами в кафе. Никто меня не беспокоил. Пара ребят, возможно, узнали меня в лицо во время прогулок и кивнули в знак признания. Еще я поймал несколько холодных взглядов с противоположной стороны улицы. Но это все. Никаких особых помех и трудностей не было. Я был словно анонимом со званием Самого Быстрого Человека на земле.
Мне нравилось ездить в Азию, потому что там люди дарили мне любовь. Впервые я почувствовал это во время чемпионата мира в Осаке. Дети кричали мое имя, где бы я ни выходил из нашего автобуса, просили дать автограф и сфотографироваться. Даже СМИ были ко мне дружелюбны: когда бы я ни давал интервью для телевидения или прессы, журналисты всегда дарили мне какой-нибудь приятный подарок в конце, например маленький фотоаппарат или забавную футболку.
Однако не все было так здорово. Меня предупреждали, что бытовые удобства там не рассчитаны на парней моего роста, и, когда я ездил в Японию в 2007 году, даже принять душ становилось проблемой. Душевая насадка находилась на уровне моего пояса, и, чтобы помыться под этой чертовой штукой, приходилось применять немало атлетических упражнений. Душевые кабинки были размером с гроб, я даже не мог полностью туда втиснуться. Так что я не мог нормально помыть спину целых две недели.
Также я считал немного странной азиатскую пищу. Она была совершенно мне не по вкусу, и, когда я приехал в Пекин, ямайский тренер строго-настрого запретил есть за пределами Олимпийской деревни. Одновременно с этим китайские власти не разрешали местным ресторанам продавать туристам некоторые сорта мяса, например мясо собак. Правда, я и сам отказался бы есть мясо собак и любые другие деликатесы накануне Олимпийских игр.
Вместо этого я трижды в день ходил в ресторан в Олимпийской деревне. Я попробовал там немного курицы и лапши, но все это мне не понравилось. Я из Ямайки – и люблю вяленую свинину, рис, ямс, клецки. А сладкая и кислая курица мне не нравится. В некоторую местную еду добавляют слишком много специй, а в некоторую вообще не кладут, и я каждый раз волнуюсь, потому что не знаю, что получу. Первые несколько дней были постоянной борьбой.
«Забудь об этом, – сказал я себе однажды утром, когда передо мной поставили тарелку с какой-то яркой едой. – Мне бы сейчас куриных наггетсов».
Сначала я съел коробку из 20 кусков на обед, затем еще одну на ужин. На следующий день я съел две коробки на завтрак, одну на обед и еще две вечером. Я даже брал на вынос картошку фри и яблочные пироги. Когда я проголодался в три часа ночи, то разбудил своего соседа-десятиборца Мориса Смита, и мы вдвоем пошли купить еще коробку курицы.
Существует мнение, что фастфуд нельзя достать в Олимпийской деревне, что мы все едим только полезную пищу, но это не совсем правда. По всей деревне расположены сетевые рестораны, где могут поесть офисные работники (а не только атлеты), и к обеду я съедал уже три коробки, а мои приятели показывали на меня пальцем и смеялись. Они не могли поверить, что я съедаю столько жареной курицы, а барьеристка на 100 метрах Бриджит Фостер-Хильтон не стерпела и даже вынесла мне вердикт.
я должен был победить сильнейшего атлета в мире: если я получу золотую медаль, то должен знать, что добился этого в самых тяжелых условиях.
– Усэйн, нельзя есть столько наггетсов, – сказала она. – Поешь овощей. Ты доведешь себя до болезни.