олодых великих князей — крики, жестикуляция, пошлые, хотя и невинные шутки, а со стороны дам — смешки и жеманство субреток, фамильярная распущенность, наполовину бессознательная, от которой делается прямо-таки тошно. Мое лицо, боюсь, слишком часто выдает испытываемое мною впечатление, так как я чувствую, что меня неохотно принимают в этом кружке, в котором я сама чувствую себя неловко и в который мое присутствие вносит также невольно неловкость.
Портрет Екатерины Чавчавадзе Дадиани. Художник — Франц Винтерхальтер. 1864 г.
Княгиня Екатерина Александровна Дадиани (урожд. Чавчавадзе, 1816–1882) — правительница Самэгрэло (Мегрелии) (при несовершеннолетнем сыне Николозе (Николае), 1853–1866), вдова владетельного князя Мегрелии Давида I Дадиани
В семь часов Александра и я поднялись вверх, чтобы поздравить маленькую великую княжну с именинами, так как завтра великой княжне будет два года. Мы застали ее за маленьким столиком у подножия огромного Baumkuchen[81] с двумя свечками с каждой стороны и Lebenslicht — свечой жизни — посередине; она с большой серьезностью была поглощена своими игрушками и делала вид, что наливает чай своей матери в маленьком сервизе, ей подаренном; ее братья столпились кругом нее, не менее ее заинтересованные ее игрушками. Императрица сидела на полу рядом с маленькой девочкой. Она смотрела на ее игру и улыбалась, глядя на нее, но в то же время у нее было такое грустное и озабоченное выражение лица, что было больно на нее смотреть. Великие князья бегали и играли кругом…
Сегодня была обедня по случаю дня рождения великой княжны. Присутствовали императрица и все великие князья, но маленькую великую княжну в церковь не брали, так как вследствие ее нервности вид священников и церковное пение приводят ее в слезы.
Год тому назад была такая же обедня, но поздравления не принимались, так как первый год рождения не празднуется. В этот день мы после обедни уехали в Гатчину. Цесаревна плохо себя чувствовала; вечер она проводила у себя; она хотела нас отпустить в Арсенал, но я так умоляла ее оставить нас при себе, что она согласилась.
Сегодня в три часа я поднялась к великой княжне, чтобы поздравить ее: ее высочество сидела за своим детским обедом; она не была любезна со мной. Но немного спустя вошла великая княгиня Мария Николаевна[82], и девочка была ей очень рада. Великая княгиня поощряла ее повторять грубые выражения, как: Aunt Piggy[83], скверная тетка. Девочка смеялась и поглядывала на няню, чтобы увидеть, одобряет ли она это. Но так как у няни был очень скандализованный вид, девочка не решалась следовать урокам своей тетки. Великая княгиня Екатерина Михайловна[84] также приехала поздравить свою августейшую племянницу, и я удалилась.
В шесть часов я отправилась к императрице. Она задержала меня около получаса, затем было доложено о приходе военного министра, и меня отпустили. Я пошла играть с маленькой великой княжной. Эта маленькая женщина очень любит дразнить. Я просила ее налить мне чаю.
— Мари не хочет.
Я сделала вид, что ухожу. Она побежала за мной. Я ей сказала:
— Теперь я не хочу, подите прочь.
Это ее очень возмутило:
— Как, «Мари, подите прочь!» — повторяла она негодующим тоном и бегала за мной со своей чашкой и чайником, чтобы заставить меня играть с ней.
Вечером императрица позвала нас к чаю. Она была очень грустна. Возобновилась бомбардировка Кинбурна[85], сильней, чем третьего дня. Нечего и думать о возвращении императора. Пока эта крепость будет под угрозой, он не захочет и не сможет уехать из Николаева. К довершению несчастья, погода великолепная и благоприятствует действиям неприятеля…
Общественное мнение теперь чрезвычайно строго в отношении памяти императора Николая. Всякая новая неудача — горький упрек, бросаемый на его могилу. Обвиняют его в чисто личной политике, которая ради удовлетворения его собственного самолюбия, ради достижения европейской славы отказалась от исторических традиций России, предала наших братьев, православных славян, и превратила в полицеймейстера Европы государя, который мог и должен был возродить Восток и церковь. Винят его гордыню, которая внушила ему ненависть ко всему, что было мыслящего и, до известной степени, независимого. Обвиняют в том, что он воображал, что, поручая человеку известную должность, он самым своим выбором делал его способным выполнять лежащие на нем обязанности, что благодаря плохому выбору своих министров и почти сознательному ослеплению относительно злоупотреблений своих чиновников он внес дезорганизацию во все отрасли администрации. Россия в его руках напоминала некоторые товары наших фабрикантов: предмет хорошо лакированный и полированный, красивый по внешнему виду, но рассыпающийся при первом употреблении. И тем не менее, несмотря на столько — увы — вполне заслуженных упреков, нельзя отказать этому человеку в истинном величии души. Восстание 14 декабря, бунт на Сенной, его величавая смерть показали, что это была натура, стоявшая выше толпы. Ему недоставало известной глубины понимания, знания людей и оценки исторических событий. Он считал себя призванным подавить революцию. Ее он преследовал всегда и во всех видах. И действительно, в этом есть историческое призвание православного царя. Но он ошибался относительно средств, которые нужно было применять. Он пытался гальванизировать тело, находившееся уже в состоянии разложения — еретический и революционный Запад, — вместо того, чтобы дать свободу прикованному цепями, но живому рабу — славянскому и православному Востоку, который, сохранив истинные традиции веры и социального строя, призван внести в мир живительное искупительное начало. Дело в том, что вся Россия сбилась с истинного пути; она поддалась соблазну чисто земной славы, человеческой и скептической мудрости, столь противоположной духу истинной веры, религиозной и общественной. Будем надеяться, что яд не проник до жизненных органов, что Россия вернется назад и вновь обретет, хотя бы ценою крови и страданий, свой подлинный лик.
После молебна состоялся завтрак. Случайно я оказалась по соседству с великим князем Михаилом, который уселся рядом с m-elle Гудович. На меня произвел неприятное впечатление обмен ничтожными суждениями между ними и их бессмысленное хихиканье. После такого интересного путешествия, которое только что совершил великий князь, могло бы возникнуть много интересных вопросов и ответов. Как жаль, что великие князья, очень милые по существу и далеко не глупые молодые люди, попали в исключительное общество молодых девушек, глупых и невоспитанных, которые могут оказать на них только очень дурное влияние своей глупой сентиментальностью и полным отсутствием умственных интересов. Нет ничего дурного в том, чтобы молодые люди имели дело с кокетливыми девушками, если только это кокетство остроумное и хорошего тона, но существует кокетство девичьей, совершенно нестерпимое.
Сегодня, в сочельник, у императрицы была елка. Это происходило так же, как и в предыдущие годы, когда государь был еще великим князем, — в малых покоях. Не было никого приглашенных; по обыкновению, присутствовали Александра Долгорукая[86] и я; мы получили очень красивые подарки. Была особая елка для императрицы, елка для императора, елка для каждого из детей императора и елка для каждого из детей великого князя Константина. Словом, целый лес елок. Вся большая Золотая зала была превращена в выставку игрушек и всевозможных прелестных вещиц. Императрица получила бесконечное количество браслетов, старый Saxe, образа, платья и т. д. Император получил от императрицы несколько дюжин рубашек и платков, мундир, картины и рисунки. Впрочем, я должна сознаться, что вся эта выставка роскоши вызывает во мне скорее чувство пресыщения и печали, чем обратное. То, что так легко дается, не может уже доставить удовольствия, и когда обладаешь таким количеством вещей, уже не можешь испытывать по отношению к ним чувства собственности. Не знаю, почему в этот рождественский вечер я уже не чувствовала себя свободной, может быть, потому, что там собралась вся императорская фамилия, и у меня было чувство, что я чужая среди этого блистательного общества. Императрица к нам очень добра, но остальные члены семьи совсем нет, и у меня такое чувство, что они с недоброжелательством смотрят на все те милости, которыми нас осыпают император и императрица. Когда они были великим князем и великой княгиней, на них гораздо меньше обращали внимания, а на нас поэтому никакого; но теперь их милость чрезвычайно высоко ценится. Великий князь Константин, который по природе чрезвычайно неучтив, мимоходом сказал нам очень нелюбезную вещь, сделавшую на меня особенно неприятное впечатление вследствие состояния духа, в котором я уже находилась. Я с трудом удержалась, чтобы не расплакаться там же, и расплакалась, вернувшись к себе…
Император и императрица переезжают сегодня в город. Они очень недовольны этим, так как жизнь в Царском им очень нравится. Императрице особенно будет недоставать близости ее детей, которые здесь живут около нее, а в городе — в другом этаже. Здесь маленькая великая княжна каждую минуту прибегает к императрице, постоянно слышны ее детские шажки, ежеминутно в двери появляется ее улыбающееся личико. В городе все это изменится, они будут гораздо более отделены друг от друга, благодаря помещению, во-первых, а также занятиям императрицы. Они так счастливы в семье, что, естественно, им хочется быть вместе. Я всегда огорчаюсь тем, что огорчает императрицу, и это мешает мне радоваться отъезду отсюда, хотя я здесь очень скучала и была очень грустна.