Эти обещания были слишком заманчивы, чтобы просто отмахнуться от них; такая перспектива требовала рассмотрения, пусть и с изрядной долей скептицизма. Появился шанс, что трудности поиска подходящей медсестры будут преодолены благодаря этому случайному знакомству; что касается последнего и, несомненно, самого высокого барьера – сопротивления Стивена, то оно тоже могло быть преодолено, так как инициатива исходила от третьей экспертной стороны. Тогда тяжесть неприятного решения легла бы не только на мои плечи. В течение нескольких дней Мартин Рис нашел предварительный источник финансирования медицинских услуг по уходу за Стивеном по его возвращении домой, но, как я и опасалась, Честеру потребовалось гораздо больше времени, чтобы связаться с медбратом. Казалось, что эта перспектива была всего лишь обманчивым блуждающим огоньком, лучом надежды, который гаснет, не успев озарить тьму. Возможно, то было к лучшему: мне не хотелось участвовать в заговоре против изъявленной воли Стивена, какой бы невыносимой ни была ситуация.
Затем одним январским утром знакомый доктора Уайта, медбрат Никки Манатунга, все-таки материализовался на нашем пороге. Тихо говорящий трудолюбивый уроженец Шри-Ланки, поселившийся со своей женой и детьми в деревне под Кембриджем, он не испугался, услышав описание наших проблем и требований. Наоборот, он был уверен, что сможет собрать команду, состоящую из его коллег – медицинских работников психиатрической больницы Фулбурн. Неделю спустя, когда он пришел на свое первое дежурство, Стивен решительно отказался смотреть на него или общаться с ним иным способом, кроме наездов на носки его обуви инвалидным креслом. Я извинилась перед Никки, который, невозмутимо улыбаясь, продолжил свою работу. «Все нормально, – сказал он, – мы привыкли работать с трудными пациентами». Неделю спустя он привел и обучил другого медбрата, а затем третьего.
Стивен был вынужден прибегнуть к помощи медсестры для купания в тот период времени, когда я щеголяла огромным животом, никак не умещавшимся в ограниченном пространстве ванной комнаты.
Обученный медбрат выходил на смену вместе с новичком и передавал ему все необходимые навыки, так что в их работе почти не было сбоев, и от нас, опекунов больного, редко требовалось вмешательство. Постепенно раздражение Стивена сошло на нет: он смирился с присутствием этих преданных, терпеливых людей и, кроме того, понял, что может рассчитывать на их помощь и вне оговоренного графика. Он мог брать медбратьев в зарубежные поездки и таким образом обрести независимость как от студентов и коллег, так и от собственной семьи. Ему больше не приходилось полагаться на узкий круг близких людей для реализации личных потребностей. С этого времени началась новая эпоха для хозяина Вселенной и, как следствие, для всех нас.
12. Ad Astra
Взяв на себя уход за Стивеном, команда Никки позволила нам вновь зажить полной жизнью, а не выбиваться из сил, пытаясь выжить. Забота о Стивене не доставляла столько хлопот, как раньше, тем более что Джонатан был с нами почти каждый вечер и все выходные, помогая кормить Стивена, водить в туалет и усаживать в машину. Он тоже порой становился беспомощным свидетелем ужасающих приступов удушья, которые при каждом приеме пищи с такой силой сжимали легкие, что, казалось, жертва вот-вот испустит последний вздох. Каждый раз мы ждали в надежде, что приступ закончится, готовясь незамедлительно вызвать службу спасения и осознавая, что нить жизни, за которую так отчаянно цеплялся Стивен, становится все тоньше. В конце концов приступ завершался, и после нескольких глотков теплой воды Стивен вновь приступал к еде, оставляя на тарелке то, что, по его мнению, могло раздражать горло. Но как только мы все начинали расслабляться, он становился жертвой очередного приступа.
Восприимчивый к чужому несчастью, Джонатан инстинктивно чувствовал, где именно он был нужен и в чем больше всего требовалась помощь. Он выполнял домашние обязанности, которые раньше ложились на одну меня: таскал мешки с картошкой, выносил мусор, менял лампочки, проверял давление воздуха в шинах и заливал бензин. Наконец-то появился человек, готовый помочь мне дотаскивать до дома недельный запас продуктов с рынка или из Сэйнсбери[141]. В течение многих лет я пробиралась по Задворкам, сложив тяжелые сумки в тележку позади меня, или размещала их в детской коляске, повесив сумки на ручку и до отказа набив нижнюю корзину. Он помогал мне заботиться обо всех трех детях; именно Джонатан возил Роберта и Люси по всем их делам, и именно он баловал Тимми его любимой забавой. Малыш обожал, когда его подкидывали в воздух до самого потолка: он счастливо и самозабвенно открывал глаза и рот, наслаждаясь кратким мигом невесомости, перед тем как очутиться на руках у Джонатана.
В начале восьмидесятых успех Стивена и его амбиции не знали границ. Многие учреждения, университеты и научные организации соперничали друг с другом за право наградить его различными знаками почета – премией Альберта Эйнштейна, медалью Эйнштейна, медалью Франклина, медалью Джеймса Клерка Максвелла и другими почетными званиями и научными степенями, количество которых можно было сравнить лишь с составленным Лепорелло списком женщин, завоеванных Дон Жуаном. Но, в отличие от Дон Жуана, Стивен не ограничился Европой. Тем не менее в Великобритании не было недостатка в церемониях награждения, и если они проходили рядом с домом, то я сама отвозила Стивена. Мне запомнился случай, когда мы поехали в университет города Лестера на церемонию присуждения ученой степени, где председателем был сэр Алан Ходжкин, магистр Тринити-колледжа; ранее он был президентом Королевского общества – как раз в то время, когда Стивена приняли в его члены. Интеллигентный и скромный, с сияющей улыбкой, в парадном черно-золотом облачении, он поздравил Стивена со вступлением в ряды почетных докторов университета, крепко пожав его руку – ту самую руку, с помощью которой Стивен управлял своей инвалидной коляской. Это рукопожатие отправило Стивена, инвалидное кресло и самого сэра Алана, так сказать, вошедшего в сцепку с аппаратом, в опасный кульбит, похожий на головокружительную фигуру странного па-де-де, в результате которого весь ансамбль, состоящий из церемониальных одеяний, магистерских шляп, тел и коляски, оказался в опасной близости от края сцены. Я вскочила на ноги и в последний момент успела выключить манипулятор, вовремя предотвратив ужасную катастрофу.
Большинство церемоний, однако, проходило в США, и нам очень повезло, что Никки и его команда не отказывались сопровождать Стивена в поездках. Благодаря им Стивен смог не пропустить ни одной церемонии награждения по ту сторону Атлантики: расходы на проезд и проживание всей группы оплачивались принимающей стороной. После награждения он переходил к истинной цели поездки: проводил научные семинары с коллегами в близлежащих университетах. Его любимым проектом в то время было издание многотомного собрания научных эссе и материалов конференций по вопросам теории относительности и ее связи с квантовой физикой. Вторым редактором был Вернер Израэль. Конференции или, скорее, «мастерклассы», увековеченные в этих томах, стали новой страстью Стивена. Он обнаружил, что международная известность и почетное звание Лукасовского профессора дают ему возможность привлечения финансирования на кафедру, хотя все равно продолжал жаловаться, что на науку выделяется мало средств. Мы привыкли к ответственности за организацию приема и развлечения делегатов всяческих семинаров и конференций, делая это в течение многих лет своими силами, в скромных масштабах. Настало время, когда Стивен получил возможность приглашать коллег – даже оппонентов – в Кембридж, направляя своим авторитетом все обсуждения и не ограничиваясь семейным бюджетом. Конференции стали гораздо масштабнее и престижнее. С появлением финансирования возникла возможность не только приглашать самых именитых делегатов, но и обеспечивать банкет с развлекательными мероприятиями. Вследствие этого я была милостиво избавлена от роли хозяйки бала. Прошли те дни, когда я устраивала фуршеты для сорока и более человек; в соответствии с новой системой банкеты организовывал тот колледж, в помещении которого останавливались делегаты. Мое участие теперь сводилось к приему гостей и организации чаепитий с огуречными сэндвичами на лужайке (сэндвичи, как обычно, заказывались на кухне колледжа Гонвиля и Каюса). Иногда ужины для самых близких зарубежных друзей проходили дома, в более интимной обстановке.
Львиная доля работы по подготовке семинаров – организация перелетов, проживания, места проведения, обсуждение способа оплаты и подготовка раздаточного материала – ложилась на плечи трудолюбивой секретарши Стивена Джуди Феллы, до отказа заполняя ее теоретически неполный рабочий день. Все эти обязанности были дополнительными по отношению к ее работе секретарем релятивистской группы. Ее дети были такого же возраста, как Роберт и Люси, но она часто задерживалась на работе до позднего вечера, иногда прибегая к загадочной экспериментальной машине, установленной гидродинамиками в подвале для изготовления оригинал-макета материалов конференции, как всегда, насыщенного иероглифами и диаграммами. Хотя Стивен ценил ее преданность, другие секретари не понимали особенностей ее ситуации и всячески усложняли ей жизнь.
В начале восьмидесятых успех Стивена и его амбиции не знали границ. Многие учреждения, университеты и научные организации соперничали друг с другом за право наградить его различными знаками почета – премией Альберта Эйнштейна, медалью Эйнштейна, медалью Франклина, медалью Джеймса Клерка Максвелла и другими почетными званиями и научными степенями, количество которых можно было сравнить лишь с составленным Лепорелло списком женщин, завоеванных Дон Жуаном.
Именно на кафедре, а не дома Стивена впервые застала врасплох новая опасность в виде мировой прессы. В течение некоторого времени открытия Стивена правдиво освещались британской и американской научной печатью; к нему всегда проявляли уважение, комментируя научные аспекты его работы и не упоминая о его физическом состоянии. В нач