[194], где снимали экранизацию «Краткой истории времени», и попросил меня поучаствовать вместе с ним в съемке семейного портрета, биографической основы фильма. Просьба меня поразила. Это было просто невероятно – только что покинув семью, он думал, что мы как марионетки будем играть роли перед камерами, по инерции создавая счастливый образ единения. В моем голосе больше не было робости и колебаний. Приняв решение покинуть нас, Стивен, сам того не зная, ослабил свою власть надо мной, выпустив меня на свободу и позволив мне принимать собственные решения без страха перед его деспотичной реакцией на них. Я отказалась ехать в Elstree. Я обрела контроль над своей жизнью.
С той поры высокая трагедия превратилась в фарс. Телефон разрывался от звонков американских продюсеров и режиссеров, льстиво пытавшихся убедить меня участвовать в их фильме. Когда они приехали в Кембридж, чтобы построить точную копию кабинета Стивена в заброшенной церкви, они без конца ходили вокруг нашего дома, приводя все новые высокопарные аргументы. На кону были миллионы долларов, сокрушались они, ломая руки, и мое отсутствие расстроит все их планы; без внушительного биографического элемента фильм будет не сбалансирован. Я пожимала плечами и цитировала их первоначальные гарантии, зафиксированные в договоре, касательно природы фильма: исключительно научное документальное кино с кратчайшими биографическими справками. Чем больше они обнажали свою беспринципность, отрицая эти обещания, тем легче оказалось придерживаться своей позиции, а чем легче мне было придерживаться своей позиции, тем сильнее я становилась.
Приняв решение покинуть нас, Стивен, сам того не зная, ослабил свою власть надо мной, выпустив меня на свободу и позволив мне принимать собственные решения без страха перед его деспотичной реакцией на них.
16. Без юридической силы
Хотя меня в некоторой степени утешала новообретенная независимость духа, семейный катаклизм на самом деле сломил меня. Во тьме поражения я чувствовала, что опозорена и что от меня все отреклись, что я неуклюже пытаюсь вновь найти свою личность, как будто предыдущие двадцать пять лет оказались стерты без следа. Действительно, это впечатление было не только субъективным: мне дали это понять две благотворительные организации, с которыми я так усердно работала. Они не могли рисковать доверием общества, имея в своем составе двух партнеров, которые разошлись или развелись, так как это могло навести на мысль о том, что это дело рук самих организаций, поэтому они стали обходиться без моей помощи. Естественно, имя Стивена было полезнее, чем мое. Это оказался тяжелый удар. Как я и подозревала, вне брака и отдельно от Стивена я была никем.
Тем не менее именно в этом глухом лабиринте дезориентации, в окружающем меня воздухе я вдруг начала ощущать движение небывалой, почти ощутимой силы, духовной силы, не связанной с моим иссушенным физическим состоянием. Она проявилась в спонтанных выражениях заботы и любви, которые достигали меня почти телепатически от множества наших друзей по всему миру. Это были настоящие друзья, люди, которые знали нас много лет, друзья, ставшие свидетелями наших трудностей и часто помогавшие нам в тяжелые времена, друзья, искренне радовавшиеся успехам и не закрывавшие глаза на грубую реальность, прикрытую этими успехами. И это были друзья, от которых я не скрывала своих попыток наладить ситуацию, друзья, которые знали Джонатана и восхищались его преданностью семье точно так же, как и его музыкальным талантом. Многие говорили, что плакали, узнав о том, что произошло. Они принесли мне умиротворение, которое позволило мне осознать собственные силы. Вместо того чтобы захлебываться обидой, я решила направить всю энергию, которую раньше посвящала благополучию Стивена, в новый проект, мой собственный: это должна была быть книга, но не книга воспоминаний, которую многие издатели уже капризно требовали, а другая; тема семейной жизни была слишком больная, и требовалось время, чтобы приступить к ней без излишних эмоций. Моя книга должна была описывать наш опыт обустройства быта в доме во Франции и состоять из веселых историй и практической информации, направленной на внушительный рынок британских покупателей домов во Франции. Так как лишь немногие из этих франкофилов хорошо владеют французским, я хотела составить фонетический словарь полезных понятий, связанных со всеми аспектами покупки дома и проживания во Франции: законодательные требования, страховка, ремонт, коммунальные услуги, телефония, местное законодательство и здравоохранение.
Естественно, имя Стивена было полезнее, чем мое. Это оказался тяжелый удар. Как я и подозревала, вне брака и отдельно от Стивена я была никем.
Бóльшую часть времени, которое прежде уходило на беготню по дому, выполнение желаний Стивена, расселение его сиделок, организацию графика дежурств, ответы на телефонные звонки недовольных медсестер и организацию приемов, я посвятила работе над этой книгой. В процессе ее написания и составления словаря я научилась – как и Стивен в период после критической болезни – использовать компьютер. Как бы я хотела, чтобы компьютер был доступен в годы работы над моей диссертацией! Компьютер и принтер были великодушными прощальными подарками от Стивена. Я так никогда и не смогла понять, зачем он их купил, но я подозревала, что это был типичный поступок для человека в состоянии замешательства, в котором он оказался и которое, как и всегда, он не признавал в силу чрезмерной гордости и сдержанности. Однако я оценила эти вещи по достоинству, так как без них я никогда не смогла бы составить словарь полезных терминов. Несмотря на то что французская тема проекта бесконечно развлекала и стимулировала меня на исследования и написание, публикация была чревата трудностями, так как в наивности своей я попала в нечистые руки. Симпатичный на вид литературный агент взял книгу в работу, но на самом деле, как и многие другие, он был заинтересован только в мемуарах.
Несмотря на изворотливость литературных агентов, новости о нашем расставании, к счастью, оставались тайной для прессы в течение нескольких месяцев. Так как они не попали в заголовки таблоидов, нам был дан полезный период отсрочки. Это заточение позволило нам со Стивеном попытаться вывести наши отношения на новый уровень без назойливого внимания медиа. Мы могли видеться как старые друзья, уже не испытывая стресса от ежедневных споров, которые омрачали наши отношения: он мог приезжать на Вест-роуд, чтобы навестить Тима в обед, где мы могли обсуждать семейные дела спокойно и осмысленно. Было странно только одно: он жил в другом месте с другой женщиной.
Пресса в конце концов узнала о нашем расставании в буквальном смысле из-за несчастного случая. Однажды вечером, когда Стивен возвращался к себе в квартиру, его и дежурную сиделку (не Элейн) сбило несущееся на большой скорости такси. Инвалидная коляска перевернулась, и он остался лежать на дороге в темноте. Он чудом выжил и отделался лишь сломанным плечом, пробыв пару дней в больнице. Пресса неизбежно узнала об этом, и, естественно, ей хотелось узнать, почему он больше не жил на Вест-роуд. Репортеры и фотографы, особенно из таблоидов, окружили дом как свора лающих гончих, чуя скандал и пугая нас с Тимом. На нас охотились. Благодаря здравомыслию привратника колледжа их пустили по ложному следу, и Джонатан, о чьем существовании они не знали, смог убежать через заднюю дверь.
Как только новости о том, что мы живем отдельно, стали достоянием общественности, колледж, не теряя ни минуты, отправил к нам их финансиста, чтобы выяснить, когда мы уедем из дома. Этот человек выразился довольно ясно: колледж больше не обязан предоставлять жилье семье, если Стивен, с которым колледж заключил соглашение, больше там не живет. Он решительно вручил мне предупреждение о необходимости освободить квартиру. У меня не было ни сил протестовать, ни желания бороться. Накануне мог бы быть – в общем-то и был – день двадцать пятой годовщины нашей свадьбы. В то июльское утро понедельника мне ясно дали понять, что все, что произошло за эти двадцать пять лет, больше ни для кого не имело значения. Все записи были стерты. Этих лет вообще могло бы и не быть. Только Стивен имел значение. Ни я, ни дети не играли никакой роли. Мне было велено убираться вон, и нас фактически выбросили на улицу. Пришла пора встретить новую реальность.
В качестве единственной уступки нам любезно предоставили один год на приведение дел в порядок. Это было особенно важно для Тима, который поступил в школу при Королевском колледже, находившуюся буквально через дорогу от нас, и по невероятной иронии судьбы нам пришлось бы переезжать, когда он только что поступил в школу менее чем в пяти минутах ходьбы от нашей двери. Еще одним преимуществом школы для Тима было то, что его друг Артур тоже там учился, поэтому, какие бы потрясения ни происходили дома, он мог рассчитывать на ежедневную встречу с лучшим другом. На самом деле Тим виделся с Артуром не только в школе, но и дома, так как на следующие два года Артур переехал жить к нам. Все были очень этому рады. Артур стал частью нашей семьи и оказывал Тиму неоценимую моральную поддержку в трудные и переменчивые времена.
Мне бесконечно повезло, что я не осталась одна. Джонатан незаметно и непрерывно поддерживал меня, несмотря на то что к нему относились очень враждебно. И так же незаметно и непрерывно, с бесконечным терпением, он начал собирать осколки того, что было моей личностью, стараясь при этом привыкнуть к тому, что произошло. Сначала он не питал никаких иллюзий: он знал, что наши отношения зависели от точного баланса и от понимания Стивеном того, что этот баланс был посвящен выживанию, а не разрушению семьи. Джонатан боялся возможности появления фрейдовских реперкуссий[195], но он недооценил разрушение, которое могло нанести вторжение сплетен и искажение информации. Иного выхода не было, так как он очень любил меня и всю семью, включая Стивена. А я не только не смогла бы справиться без него, я бы даже не выжила иначе: он брал на себя физический труд, а в его объятиях я нашла столь желанную эмоциональную безопасность. Новая реальность свела нас, но не для радости или восторга, а лишь для сожаления о предательстве наших лучших намерений вкупе со сдержанным облегчением от того, что долгое суровое испытание окончилось. Несмотря на то что мы с Джонатаном стали жить вместе и начали подыскивать подходящий дом, мы не торопились со свадьбой. Мы были преданы друг другу, но я ни физически, не эмоционально не могла выйти замуж за кого-либо – тем более за того, кто заслуживал гораздо больше, чем я могла предложить. В любом случае, так как о разводе никто не упоминал, юридически я все еще была замужем за Стивеном.