детельствуют с особой настойчивостью и определенностью как киевская летопись, так и сохранившиеся реминисценции и устойчивые воспоминания в формах более поздних обрядов, символизирующих похищение, нападение на дом невесты, его защиту и конечное соглашение.
Важнейшее известие об этом дает киевская летопись, говоря о русских, еще языческих племенах. По ее словам, древляне, радимичи, вятичи и северяне «живяху звериньским образом» и браков никаких не имели; они похищали девушек из чужих сел, встречаясь с ними у воды, либо при вечерних играх и плясках[20], в то время как поляне, отчасти уже крещеные, «брачный обычай имяху» на основе сговора с родными. Это же подтверждает и датское предание, передаваемое Саксоном Грамматиком, о том, как датский король Фрот, победив некогда русских, приказал, чтобы в дальнейшем они заключали браки на основе выкупа, так как такие браки он считает более справедливыми. Постановление кн. Ярослава Всеволодовича налагает за похищение уже известное наказание[21].
У поляков еще в X в. упоминаются свадебные дары, т. е. отцу невесты[22]. Что у чехов было и похищение, говорят «гомилии» (поучения, слова) Опатовицкого (конца XI–XII вв.). На Балканах похищение фактически осталось и поныне, равным образом, как и купля невесты. О «выслуживании» жен у славян, как это было у татар и евреев, никаких сведений нет. Первичным названием выкупной платы был общеславянский термин — вѣно, лат. vernit, греч. έδνον, англ, weotuma, бург, wittimon. Слав, věno образовано, вероятно, от vedmno. Приданое, которое приносила с собою невеста, вероятно, называлось по-древнеславянски ruho, ruha.
Об обрядах, которые в языческий период сопровождали брак, известно очень немного. Однако, отчасти из общеарийского языкового и бытового материала, частью же из позднейших (исторических) и современных славянских обычаев, в которых сохранились остатки от языческих времен, многое можно реконструировать. В этом отношении интересны работы Гирта[23] и особенно полная Шрадера[24]. Гирт построил обряд праарийской свадьбы из следующих основных частей: 1) сватовство, сговор с родителями или родственниками и назначение времени, удобного для свадьбы; 2) окутывание невесты покрывалом, что следует отличать от прикрытия волос чепцом, «повоем», у замужних женщин, не имевших права выходить с непокрытой головой, — «простоволосой»; по-чешски — «dostati se pod čepee» — выйти замуж; 3) «обрученье» (заручины, зарученье, запорученье, руковины, рукодайны) — жених берет невесту за руку, что сопровождается церемонией и жертвой у очага; 4) торжественный увод жены в дом мужа; 5) перенесение жены через порог мужнего дома и посадка ее на разостланную мехом вверх шкуру; 6) торжественное положение жены, при свидетелях, на брачное ложе. Шрадер присоединяет еще к этому, как обряды общеевропейского характера, посыпание жениха и невесты различными зернами и злаками (горохом, просом, маком, орехами, льяным семенем и хмелем), покрытие волос новобрачной особым шерстяным платком, обычно в виде чепчика, часто красного цвета, и помещение ребенка на колени невесте при входе в дом жениха. Три главнейших момента индоевропейской свадьбы (1, 3 и 4), установленные Гиртом и поныне сохраненные в славянском фольклоре, достаточно подтверждают их существование у древних славян[25]. Увод невесты в дом жениха является заключительным актом в славянской свадьбе, и это видно уже из того, что термин «водимая» принял на Руси значение законной супруги; «увести женщину» — значить жениться по обряду: «Да всяк человек, иже водити хощет жену, да ю водить по закону». Почти безошибочно можно сказать, что все эти обряды славянской свадьбы существовали в большей или меньшей мере уже в языческий период. Чужие влияния (римские, византийские) нужно видеть лишь в усилении, ослаблении или специфической форме тех либо других обрядов. Какие из них новы, какие стары, какие местны, какие пришли изчужа, равно какие детали в этом богатом и разнообразном материале являются общими для славян, и какие из них следует отнести за счет языческого периода, можно будет сказать с определенностью лишь после того, как ценные работы И. Сумцова, Ф. Волкова, Μ. Довнар-Запольского, Μ. Ковалевского, и новейшие Μ. Жмигродского и Е. Лилка будут подвергнуты сравнительному изучению.
К ним можно отнести:
1. Ряд актов, символизирующих бывшее похищение и насильственное добывание невесты, сохранившееся часто только в виде упоминаний или отдельных пережитков. У некоторых славянских народов похищение представляется в виде драматического действия[26], например, у малороссов и белорусов оно состоит из препятствований в пути жениху, загораживании и защиты дома невесты, нападений на него, обороны близкими и родственниками, укрывания невесты и, наконец, соглашения. В Чехии и Моравии дело ограничивается лишь незначительными мерами противодействий жениху, которые являются пережитками древности.
2. Раздача подарков, имеющих аллегорический смысл, жениху и невесте. Особо важное значение имеет взаимное одарение яблоками, которые считались символом плодовитости и афродизийского начала. Обычай этот идет из глубокой древности: в Персии и Греции жених съедал гранатовый плод. Яблоки же символизировали собою любовь. Одинаково значителен и обмен перстнями, который у славян предшествует свадьбе и утверждает сватовство; наконец, одарение жениха новой свадебной рубахой. К подаркам, которые получают жених и невеста, относятся куры, которые во многих местах должны быть обязательно черными.
3. Увенчивание, «венчание»[27] (срб. в]енчати, болг. вінчаване, польск. wieńczyny) невесты различно изукрашенным венком (венцом, короною; жених — князь, невеста — княгиня) встречается у славян повсеместно.
4. Приготовление и раздача свадебного каравая и свадебного деревца. Хлеб обыкновенно делался пшеничный, приправлялся и украшался яйцами, сластями, цветами, лентами и являлся для славянской свадьбы особенно типичным и незаменимым атрибутом. Он носит различные названия: чешек, и польск. — колач; словац. — радостник, словин. и хорв. — кравай, русск. — каравай (или коровай)[28].
5. Расплетание и обрезание волос невесты имело двоякое значение: с одной стороны, оно было как бы реминисценцией на обряд, вводящий девушку в зрелый возраст, а с другой — известно, что остриженные волосы были знаком подвластности, покорности и, следовательно, этим явно подчеркивался переход жены во власть мужа.
6. Символическое битье невест — на востоке нагайкой, на юге — рукой; обычай этот перешел к славянам от соседних тюрко-татар.
7. «Разувание» жениха невестою обозначало выражение покорности ему. Позднее этот обряд был ослаблен тем, что его совершают молодожены друг другу взаимно.
8. Возможно, что первоначально существовало как пережиток прежнего промисквита — «jus primae noctis» для всей семьи и шаферов: невеста, прежде чем стать женою своего мужа, принадлежала другим. Отзвуки этого обычая можно видеть на Украине, в Черногории и Польше; местами он исчез и был заменен танцем невесты с шаферами, а иногда выкупом ее от них.
9. Свадьба всюду кончается буйным весельем дружек, шаферов и всех гостей, сопровождаемых пением, хороводами и музыкой.
В самом значении свадьбы издревле заключался сексуальный характер с оттенком фаллического культа, нередко переходившего в эротическую оргию. Отголоски этого можно наблюдать еще и теперь на Украине и в Сербии; в других местах эротика проявляется только в диких криках, разнузданных танцах и стрельбе, в то время как молодожены занимают брачное ложе. Весьма древнего происхождения и маскарады, которые кое-где встречаются на свадьбах и поныне; участники переодеваются в различных диких зверей — лошадей, коз, медведей, бегают по селу и дразнят встречных.
10. Наконец, обряд, который выполнялся уже после свадьбы, но был тесно связан с нею, — очищение жениха и невесты посредством омовения проточной водой у ключа или у колодца, впоследствии замененное или окроплением водой, или поднесением невесте и гостям воды в сосуде. Обряд этот, как оставшийся еще от языческих времен, вызывал порицание церкви. В грамоте новгородского митрополита Кирилла II (1274 г.) прямо указывается: «И се слышахом: в пределах новгородских невесты водят к воде. И ныне не велим тому таки быти; аще ли, то проклинати повелеваем»[29].
Кроме этих обрядов есть еще целый ряд других, менее типичных или еще мало исследованных, как возложение хлеба на головы новобрачных, потчевание их медом и солью (весьма характерно!), выметание дома и двора, развязывание узлов, отпирание замков и пр. Обо всем этом церемониале, который несомненно существовал уже в языческий период, известий сохранилось очень мало.
Что касается покрывания невесты, то, по словам Казвини, славянская девушка становилась тотчас женою того, кто ее, простоволосую, при встрече покрывал платком. Следовательно, всеславянский и всеарийский обряд покрывания существовал уже в период язычества. От этого обычая, вероятно, возник и термин — namêtea, namêtka (от namêtati, inicêre), для обозначения особого покрова для головы, носимого замужними женщинами. Другим общеславянским термином является — zâvoj или «повой». О том, что замужние женщины покрывали голову, видно из легенд о св. Людмиле, у которой на голове был «zâvoj», «увивало» — «имша же Людмиле възвергоста увивало, сиемша с главы ея на шию ей и тем удависта ю», — а также из новгородской грамоты кн. Ярослава Владимировича от 1195 г., где указано, что тот, кто сорвет с чужой жены «повой» и она останется простоволосой, должен заплатить пеню. Под 980 г. в Киевской летописи встречается указание, что невеста того времени должна была в доказательство своей покорности снять у жениха обувь, что затем удержалось как на Руси, так и у других славян; Рогнеда, дочь Рогволода, говорит о Владимире: «Нехочю розути робичича, но Ярополка