Быт и нравы Российской империи — страница 123 из 148

На каторге принудительный труд был тяжёл и для мужчин, и для женщин. После нескольких лет заключения при хорошем поведении уголовные каторжане и каторжанки могли получить право выходить за периметр и навещать близких, если таковые имелись. Им могли разрешить жить за стенами места заключения. Позже они становились поселянками и вели крестьянский быт. Если наказание было не бессрочным, они по истечении срока могли вернуться в родные края.

Примечательно, что в Сибири и на Сахалине по очевидным причинам женщин было намного меньше, чем мужчин, поэтому они становились объектом повышенного внимания и легко находили себе мужей, даже если овдовели при криминальных обстоятельствах. На Сахалине, который считался самым неприятным местом отбывания наказания, мужеубийц и просто убийц было особенно много, так как туда посылали за самые тяжкие преступления. Политических на Сахалине практически не было. Нехватка женского общества вдали в этом суровом крае ощущалась особенно остро, и отношение к каторжницам было лояльнее. Женщин часто не сажали под замок, а находили им сожителей из числа местных сидельцев, которым уже разрешили жить в своих домах. Нередко женщинам предлагали идти в прислугу, а по факту стать еще и любовницами местных чиновников или полицейских. Интерес вызывали даже те, кого «на большой земле» мужчины обходили бы за версту.

В конце 19 века известный публицист Влас Дорошевич совершил поездку на Сахалин, изучив быт его вынужденных обитателей: «Женская тюрьма. Всего один “номер”, человек на десять. Женщины ведь отбывают на Сахалине особую каторгу: их отдают в сожительницы поселенцам. В тюрьме сидят только состоящие под следствием. При нашем появлении с нар встают две. Одна — старуха-черкешенка, убийца-рецидивистка, ни звука не понимающая по-русски. Другая — молодая женщина. Крестьянка Вятской губернии. Попала в каторгу за то, что подговорила кума убить мужа.

— Почему же?

— Неволей меня за него отдали. А кума-то я любила. Думала, вместе в каторгу пойдём. Ан его в одно место, а меня в другое.

Здесь она совершила редкое на Сахалине преступление. С оружием в руках защищала своего сожителя. Он поссорился с поселенцами. На него кинулось девять человек, начали бить. Тогда она бросилась в хату, схватила ружьё и выстрелила в первого попавшегося из нападавших.

— Что ж ты полюбила его, что ли, сожителя?

— Известно, полюбила. Ежели бы не полюбила, разве стала бы его собой защищать, — чай, меня могли убить… Хороший человек; думала, век с ним проживем, а теперь на-тко…

Она утирает набежавшие слезы и принимается тихо, беззвучно рыдать.

— Ничего ей не будет, — успокаивает меня смотритель. — Осудят, отдадут на дальнее поселение опять к какому-нибудь поселенцу в сожительницы… Женщины у нас на Сахалине безнаказанны.

Действительно, с одной стороны — как будто безнаказанность. Но какое наказание можно придумать тяжелее этой “отдачи” другому, отдачи женщины, полюбившей сильно, горячо, готовой жертвовать своей жизнью. Не пахнуло ли чем-то затхлым, тяжёлым на вас? Отжитым временем». Но нехватка женщин имела еще одно последствие. Так как способов хоть немного заработать на Сахалине было мало, а условия жизни были суровы, то некоторые женщины были вынуждены заниматься оказанием интимных услуг. Иногда их «котами» становились новые сожители.


Воры и мошенники

Воровство — наравне с подделкой документов и отсутствием паспорта, пожалуй, самая частая причина попадания в дореволюционные места лишения свободы, также как и мошенничество. Иногда схемы были примитивными, иногда сложными и интересными. Некоторые из них даже вошли в историю.

Долгое время не было юридического термина «мошенничество». Ещё в допетровские времена было слово «татьба», которое подразумевало любое неправомерное завладение чужим имуществом, при котором к жертве не применялась физическая сила. Если вор срезал у человека мешочек с деньгами, который называли мошной, то он и был мошенником. Впервые слово мошенничество в законодательстве появилось при Екатерине II. Но и тогда по факту это всё равно считалось кражей. При Петре I наказание для воров и мошенников было серьёзным, за ущерб свыше 20 рублей могли казнить, также применялось клеймение, вырывание ноздрей и иные физические наказания. Когда в 1710 году в столице сгорел только недавно построенный Гостиный двор, некоторые несознательные горожане попытались в суматохе что-нибудь прихватить. Из 12 пойманных мародеров 4 были повешены на виселицах, поставленных по углам сгоревшего здания. В 19 веке за кражи не казнили, но вырывание ноздрей официально перестало практиковаться только в 1817 году, а клеймение отменили только в 1863 году, поэтому ещё в начале 20 века встречались старики, на лицах которых можно было различить, слово «вор». Вероятно, выражение «на лбу написано» порождено именно клеймением. Ко второй половине 19 века наказание за воровство смягчилось. В конце 19 века за бытовую кражу злоумышленника обычно отправляли в тюрьму всего на несколько месяцев. За крупную кражу можно было попасть в мёста лишения свободы на несколько лет. Но при оценке ущерба нужно учитывать, что курс рубля сильно изменился, и 20 рублей в 18 веке были приличной суммой.

У воров была специализация. Торбовщики воровали мешки у приехавших в город крестьян, капорщики срывали головные уборы, рыболовы выуживали сумки и чемоданы из экипажей, городушники воровали в магазинах. Понтщики провоцировали скандалы или происшествия и привлекали внимание зевак, которых в это время обворовывали подельники. Подкидчики ещё в 19 веке разыгрывали спектакли с якобы утерянным кошельком, который на свою беду мог поднять наивный прохожий. Были и злоумышленники, которые подсовывали попутчикам или собутыльникам дурманящие вещества в напитки. Это часто называли «напоить малинкой». Появился и такой жанр как «хипес». Название свое он получил от слова «хипе», как в Одессе называли балдахин, под которым стояли жених с невестой во время традиционной брачной церемонии у евреев. Вор работал в паре с проституткой, и криминальных сценариев могло быть два. Проститутка приводила к себе гостя, где помимо кровати обычно был только стул, стоящий у шкафа или двери. Пока гость был увлечён эротическими утехами или уснул, из шкафа или из-за двери мог выглянуть подельник и обыскать его одежду. Обычно брали лишь часть денег, чтобы гость не заметил пропажу сразу. Второй вариант, который дошёл до наших дней — когда в самый неподходящий для визитёра момент в комнату вламывается «муж» незнакомки и затевает скандал, требуя от любовника сатисфакции. Эти способы сначала практиковали польские евреи, но потом они стали популярны по всей стране. Есть версия, что слово «кипиш» произошло именно от слова «хипис». Вероятно, отсюда же пошло использование слова «фраер». Дословно оно переводилось с немецкого языка как жених, а одесские жрицы любви называли так между собой клиентов.


Оригинальный способ воровства описан И. А. Слоновым в книге «Москва торговая»: «Высоко в воздухе над головами многотысячной толпы летают большие связки цветных воздушных шаров, при помощи которых московские жулики очищают карманы у почтеннейшей публики. Для этого они устраивают следующий манёвр: покупают у разносчика 5–6 больших воздушных шаров, связанных вместе, и пускают их на свободу. Шары быстро поднимаются вверх. Публика, наблюдая за полётом, поднимает головы кверху, при этом, по обыкновению, многие широко разевают рот <…> этим моментом ловко пользуются воры, вытаскивая из карманов зевак кошельки, часы и всё, что попадётся».

Но были и те, кто работал с размахом. В 1870-х действовала известная банда «Клуб червонных валетов». Примечательна она была и тем, что состояла преимущественно из аристократов и «золотой молодежи». Лидером группы был сын артиллерийского генерала по фамилии Шпейер, его правой рукой стал сын тайного советника Давидовский. Начинали они с различных подлогов, а также подпаивали купцов и уговаривали их разными способами подписывать векселя. Они отправляли и страховали на крупные суммы заведомо не существующие грузы, а потом требовали плату за якобы похищенные товары. Эта же банда организовала производство фальшивых денег в Бутырской тюрьме. В деле фигурировало 48 участников, из которых 19 были оправданы. Шпейер сбежал, и больше о нём не слышали. Остальные мошенники получили от несколько месяцев до нескольких лет тюрьмы. Некоторые часть срока уже отсидели, пока тянулся сам процесс, с 1875 до 1877 года. Среди отпущенных была и знаменитая «Сонька-Золотая ручка». Её и позже неоднократно пытались привлекать к суду. Один раз она отделалась ссылкой, в другой при большой сумме похищенного всего тремя годами каторги, откуда благополучно сбежала.

Крупной аферой прославился А. Г. Политковский. Он в 1830-х был назначен директором Канцелярии «Комитета раненых» Военного министерства и на своём посту сумел с помощью подложных документов выписать фиктивные пенсии и пособия для ветеранов войны 1812 года. Ещё лучше дела у чиновника Политковского пошли, когда его покровитель А. И. Чернышев стал главой военного министерства. Ещё одним покровителем мошенника считался глава политического сыска генерал Л. В. Дубельт. После отставки Чернышева возникли вопросы и к Политковскому. Перед началом широкомасштабной проверки проворовавшийся чиновник неожиданно умер.

И. Г. Рыков прославился созданием крупнейшей финансовой пирамиды. В 1868 году банковский служащий Рыков из города Скопин обнаружил недостачу в 54 000 рублей. Чтобы скрыть её, были подделаны документы. Когда подлог удался, банк затеял новую аферу и предложил вкладчикам 7 % годовых, тогда как другие банки предлагали всего 3 %. Деньги потекли рекой и выводились руководством банка и самим Рыковым с помощью мошеннических схем, фальшивых векселей. Тревогу забили бывшие гласные (депутаты) скопинской городской думы Леонов, Попов и Ряузов. Но внимание на их претензии обратили только тогда, когда удалось поднять этот вопрос в прессе. Вкладчики попытались забрать свои деньги, но все счета уже были пусты. Крах банка спровоцировал волнения среди вкладчиков других финансовых организаций, которые понесли большие убытки. Параллельно Рыков провернул и другую аферу. В районе Скопина неожиданно нашли залежи угля, естественно, существовавшие только на бумаге. Для разработки месторождения создали «Акционерное Общество Скопинских угольных копей Московского бассейна», а акции пустили в продажу. Обман раскрылся, но дело удалось спустить на тормоза. На суде Рыков возмущался: «Мне говорят, что я чудовище, что я украл шесть миллионов. Но это грубая клевета. Клянусь вам, господа присяжные, я украл всего только один миллион, только один миллион!» Остальное из украденного лично им он потратил в том числе на взятки и подкупы. Большую часть оставшихся денег Рыков по официальной версии промотал. Общий ущерб составил по разным оценкам около 11 млн. рублей. По делу проходило 26 человек. Среди них городские головы, гласные думы, члены городской управы, члены правления банка. Рыкова осудили, а через несколько лет он тоже таинственно умер. А вот одесские купцы Гохманы прославились тем, что «всего лишь» продавали сокровища, якобы найденные на раскопках древнегреческого города Оливия под Очаковом. Они даже смогли продать в Лувр корону скифов, на самом деле изготовленную их земляком ювелиром Израилем Рухомовским. Привлечь к суду их так и не удалось. Одесса вообще славилась авантюристами.