Были и иные оригинальные схемы мошенничеств. Например, втершийся в доверие аферист мог предложить потенциальной жертве купить по выгодной цене золотой песок, якобы тайно вывезенный с сибирских приисков. При этом сам он напрямую предложение не делал, а как бы случайно рассказывал о своем знакомом. Тот, по легенде, контрабандой привез нелегально добытый золотой песок и хочет его сбыть как можно скорее, а потому готов уступить по минимальной цене, но зато сразу большой партией. Если жертва заглотила наживку, ей предлагали сделать небольшую контрольную закупку, чтобы можно было оценить качество товара, например, показав знакомому ювелиру. После этогожертва покупала остальное, но в итоге вместо золота в мешках оказывалась медь. Подобная схема мошенничества показана в романе «Петербургские трущобы» В. В. Крестовского, и она — отнюдь не выдумка автора. Другой вариант — предложение купить высококачественные фальшивые купюры или кредитные билеты, не отличимые от настоящих. Для начала покупатель приобретал на пробу, например, несколько купюр, чтобы попытаться расплатиться ими. На самом деле под видом фальшивых он получал настоящие деньги. Когда он убеждался, что их берут в магазинах, то покупал целую партию и в итоге оказывался обладателем чемоданчика со стопками нарезанной бумаги. Сценарии подобных сделок могли отличаться, то суть одна — ловкая подмена товара. Расчёт был на то, что жертва не станет обращаться в полицию. Маловероятно, что кто-то стал бы жаловаться на обман при покупке ворованного золота или фальшивых денег. Уже тогда существовали жулики, которые под видом наивных крестьян или рабочих предлагали купить у них якобы случайно найденные клады с редкими золотыми монетами или ценными артефактами.
Убийства. Легко ли отделался Раскольников?
Убийство во все времена считалось тяжким преступлением, и наказание было серьёзным, в том числе в Российской империи. Правда, не всегда и не для всех. Так что же ждало «убивцев»?
Соборное уложение 1649 года за умышленные убийства предусматривало смертную казнь. В начале 18 века был принят Воинский артикул, Морской устав и некоторые другие документы. Исходя из них, убийц обычно также должны были казнить. Убийства разделялись на умышленные, неосторожные, случайные. Случайные были уголовно не наказуемы. Умышленные делились на подвиды, и некоторые из них могли наказываться строже. Например, особо выделялись убийства родителей, детей, мужа. Отягчающим обстоятельством считалось, если убили по найму, на дуэли, в церкви, на государевом дворе, в присутствии государя, если убийца — военный, убивший по дороге к месту службы. За такое полагалось повешение, а иногда и колесование, что было совсем уж изуверской казнью. При Елизавете I на казни наложили мораторий, но пытки и физические наказания сохранились, так что убийца мог погибнуть и от них (да и не убийца тоже). Обычно ссылали на каторгу на различные сроки. Душегубов-помещиков не сажали практически никогда. Процесс над печально известной Салтычихой стал исключением.
В 1845 году приняли «Уложение о наказаниях уголовных и исправительных». По нему виновных в убийстве родителей, родственников, начальников, беременных женщин, из корыстных побуждений, отравителей ссылали на каторгу на срок от 15 до 20 лет, а в некоторых случаях бессрочно. Остальных на срок от 12 до 20 лет. Убийц казнили, только если они совершали повторное убийство на каторге, или если преступление было против представителей власти. Ивана Каляева, убившего в 1905 году великого князя Сергея Александровича, повесили. Некого Никифорова повесили за убийство в Нижнем Новгороде начальника охранного отделения. Военных мог приговорить к казни военно-полевой суд. Раскольников, убивший из корыстных побуждений старуху-процентщицу и её беременную сестру, закономерно ожидал 20 лет каторги, а благодаря смягчающим обстоятельствам получил всего 8, и это было большой удачей. А вот «леди Макбет Мценского уезда», скорее всего, с каторги бы уже не вернулась, даже если бы не утонула, ведь её дело — уголовный «букет» из корыстных побуждений, отравления, убийства родственников и ребёнка. Наличие смягчающих обстоятельств влияло на приговор, поэтому ушлый адвокат мог быть очень полезен.
В 1866 году в России появились суды присяжных. И это стало «золотым веком» судебной защиты. Суды стали привлекать ещё больше внимания, а прения сторон превращались в настоящие шоу. Преступления широко освещались в прессе, люди пытались попасть на судебные заседания, словно в цирк или театр. Оправдательные приговоры присяжные выносили чаще, чем было до этого. К тому же это добавило фемиде «человечности» там, где раньше чисто по формальным признакам преступления точно проехали бы по обвиняемому катком правосудия. Всё чаще стала применяться формулировка «убийство в состоянии запальчивости и раздражения», как сейчас назвали бы состояние аффекта. Вот только наиболее известные оправдательные приговоры.
Дело князя Г. И. Грузинского, убившего любовника своей жены. Супруга завела любовные отношения с гувернёром неким Шмидтом. Когда князь узнал об измене, Шмидта уволил. Жена потребовала развода, переселилась с общими детьми в другое имение и наняла любовника в качестве управляющего. В некоторых источниках пишут, что это было её имение, но с учетом того, что до свадьбы она работала в обычном магазине, вряд ли у неё изначально были деньги на что-то своё. По утверждению защитника Ф. Н. Плевако, князь Грузинский застрелил Шмидта во время бытового конфликта, потому что ему не давали полноценно общаться с детьми, клеветали на него и всячески ему досаждали. Общественность была на стороне князя. Громким было дело Вадима Бутми де Кацмана, который застрелил своего кредитора Ойзера Диманта. Кацман задолжал огромную сумму и не смог выплатить, а Димант приехал в его имение и начал демонстративно там хозяйничать. Защитник доказал, что Димант намеренно разорил Кацмана, и тот не выдержал несправедливости. Некоторые, правда, считали, что оправданию поспособствовало влияние аристократической семьи убийцы.
Громким вышло дело об убийстве в Мултане. Резонансным происшествие в общем-то местного значения стало в том числе из-за того, что расследование велось с вопиющими нарушениями и бездарной фальсификацией улик, а также щекотливого национального вопроса. В 1892 году лесной тропинке 12-летняя Марфа Головизнина нашла обезглавленный труп крестьянина Конана Матюнина, собиравшего подаяния. В убийство попытались обвинить жителей удмуртского села Малый Мултан, которые якобы совершили жертвоприношение из-за неурожая. Следствие длилось 29 месяцев, и первый суд оправдал 3 из 10 подозреваемых удмуртов-вотяков, а остальных приговорил к каторге. Защитник мултанцев адвокат Дрягин сумел добиться повторного суда, и приговор снова был не в пользу обвиняемых. С третьей попытки подследственным удалось отстоять свое доброе имя. Убийство так и числилось нераскрытым. Позже, по слухам, один из убийц перед смертью признался в преступлении. По наиболее распространенной версии несчастного Конана убили крестьяне из другого села, то ли чтобы опорочить доброе имя соседей ли из-за конфликтов на национальной почве, то ли из желания таким образам прибрать к рукам их земли.
Известным и во всех смыслах театральным получилось дело Корнета Бартенёва, убившего в 1890-м году актрису Марию Висновскую. Артистка Варшавского театра была красива, талантлива, любима публикой, имела массу поклонников. Вот только поклонники эти её не радовали, потому что, оказывая ей назойливые знаки внимания, цели имели самые прозаичные. Как говорил на суде защитник корнета Ф. Н. Плевако, «В нашем обществе, вообще не умеющем уважать женщины, не умеют отличить женщины от актрисы. Наше общество требует, чтобы артистка служила ему не на сцене, но и за кулисами. Оно, не давая ей отдыха, преследует её и дома. Она жаловалась с горечью на тех молодых людей, которые аплодируют ей на сцене и считают, что за это они получают право вторгаться в её будуар, чтобы надругаться над ней, которые видят, что только в этом заключается вся суть и цель жизни артистки». Такое отношение к девушкам из творческой среды было в то время обычным делом, а актрисы, певицы, танцовщицы очень часто становились содержанками. Для их покровителей это было таким же показателем успеха, как дорогой экипаж, крупные ставки и траты на иные дорогостоящие безделицы. Жениться на 28-леней красавице никто не стремился. Некоторые обвиняли Марию в излишнем кокетстве, сводившем с ума мужчин, некоторые наоборот, утверждали, что назойливое внимание мужчин сводило с ума её, а ей хотелось простого женского счастья. В итоге все романы заканчивались горькими разочарованиями. На их фоне робкие ухаживания корнета Бартенёва выглядели весьма искренними. Завязавшиеся отношения привели к предложению руки и сердца. Осталось только получить благословение папеньки, но тот был категорически против. Позже выяснилось, что папенька вообще был не в курсе, а сын с ним и не разговаривал о свадьбе. Мотивировал корнет это тем, что и так понимал, что согласия не получит, а роман с ним репутацию артистке не испортит и даже наоборот только назойливых поклонников отпугнёт. Вот только Марию такой подход не устроил. Однако, когда она решила уйти, поклонник пообещал застрелиться. Начался мучительный роман, отравленный бурной ревностью кавалера и не менее бурными скандалами дамы, обманутой в своих надеждах. Она и раньше считалась женщиной эмоциональной и даже экзальтированной, а теперь то говорила о том, что хотела бы уйти из жизни сама, то, что боялась, как бы корнет не покончил жизнь самоубийством, то, что решила уехать выступать в Лондон, чтобы прекратить эти мучительные отношения. Но перед предполагаемым отъездом артистка назначила корнету любовное свидание и пожелала продолжить прощание и на следующий день. А далее версии разнились. По утверждениям защитника Плевако, артистка хотела уйти театрально, потому что жизнь стала ей в тягость, и предложила двойное самоубийство. Корнет умом не отличался, принял предложение всерьёз и ей помог из сострадания, а сам себя не убил, потому что был не в себе. На это могло указывать то, что она принесла с собой револьвер и яд, странный набор для романтического свидания. По более прозаичной версии любовницу Бартенёв убил из ревности во время очередной бурной сцены. Как бы то ни было, сначала убийца получил 8 лет, затем наказание заменили разжалованием в рядовые.