Если в повторный брак вступали вдовы и вдовцы, обычно праздник был намного скромнее, и многие ритуалы не соблюдались. Особенно это было характерно для сельских жителей. Вдовцы на сельском брачном рынке считались «неликвидным товаром» по целому букету причин. Во-первых, они часто были уже не молоды, во-вторых, у них, как правило, уже имелись дети, которых мачехи рассматривали как лишние рты. Мужчины же старались жениться как можно скорее, чтобы вернуть в дом налаженный быт и рабочие руки. Некоторые даже не ждали конца сорокадневного траура и сразу начинали искать неприхотливую невесту. Таковые обычно находились среди сирот, девушек с запятнанной репутацией или физическими недостатками.
Если жених и невеста не православные, то свадебная церемония проводилась согласно обычаям их веры. Так, например, мусульманин мог официально иметь четыре жены, а лютеранин — нет. Из-за особенностей законодательства религиозная принадлежность фиксировалась в официальных документах, и сменить веру было трудно (а в некоторых случаях невозможно). Был и другой нюанс: помимо православных христиан «терпимыми» (то есть признаваемыми государством) считались католики, протестанты/ лютеране, мусульмане, буддисты и иудеи. Староверы долгое время были вне закона, как и некоторые другие конфессии. Браки «раскольников» по указу Николая I в России не признавались, а дети числились незаконнорожденными. Отменили дискриминационный закон только в 1878 году. Были ограничения на браки между лицами разного вероисповедания. Например, всем христианам запрещено было вступать в брак с не христианами. В виде исключения лютеранам разрешили брачные союзы с мусульманами и иудеями при условии, что венчание пройдёт в церкви, дети будут воспитываться в христианской вере, а муж откажется от многоженства. Православные христиане могли венчаться с представителями других христианских конфессий только при условии, что иноверцы обязуются «не совращать от православия» вторую половину, и дети также должны были воспитываться в православных традициях.
О приданом и бесприданницах
Материальная сторона и сейчас для некоторых одна из решающих, а пару столетий назад этого и не скрывали. Поинтересоваться, сколько денег у жениха, или насколько богат и щедр папенька невесты, было нормой.
Как всегда, многое зависело от социального статуса семьи невесты. У крестьян главными качествами невесты были её трудолюбие, крепкое здоровье и хорошая репутация среди односельчан. Поэтому приданое, как правило, ограничивалось прялкой, одеждой и бытовыми предметами. Как пишет бытописательница О. П. Тянь-Шаньская, «прежде за невестой никогда не брали денег. Брали за неё одежду: холсты, две-пять понёв, четыре-шесть рубах, один или два ситцевых сарафана, постель и т. д. Хотя вообще на приданое смотрели мало, обращая главным образом внимание на здоровье и способность к работе. Теперь же за невестой берут деньги (рублей 5-10), особенно если она отличается каким-нибудь недостатком». У небогатых мещан быт и нравы были схожи с крестьянскими, поэтому приданое было примерно такое же. Интереснее дело обстояло с семействами купеческими и дворянскими.
Василий Пукирев «Приём приданого в купеческий семье» (1870-е)
Приданое у людей состоятельных состояло как из бытовых предметов, так и чего-то более существенного. К первому относилось нательное и постельное бельё, сорочки, одежда, скатерти, иногда мебель и т. д. После официальной помолвки составлялась подробная опись приданого с указанием каждого предмета и его ориентировочной цены. С учётом того, что хорошая одежда стоила дорого, итоговая сумма могла быть внушительной. Накануне свадьбы всё это торжественно привозилось в дом жениха, а там проводилась сверка со списком. Девушки небогатые шили и вышивали приданое сами, барышни из более обеспеченных семей предпочитали просто купить готовое или заказать. Со временем сундуки с бельём и одеждой стали просто данью традиции, которую, тем не менее, соблюдали многие. Интересный пример можно встретить в «Повести о сестре» М. А. Осоргина: «На наволочках был вышиты гладью её буквы — по девической фамилии, — хотя я знал, что приданого ей мама не заготовила. Лиза вышла замуж внезапно и не из дому. Очевидно, всё это было сделано самой Лизой после, но по правилам хорошего быта».
Среди аристократов (и пытающихся на них ориентироваться) платья да перины были делом вторичным. Мода менялась всё быстрее, фигуры женщин, к сожалению, тоже, поэтому молодожёны предпочитали деньги и недвижимость. Из 58 сохранившихся списков приданого, зарегистрированных в 1751–1868 гг. во Владимире, Кашине, Тамбове, Курске и Сызрани, 26 (45 %) включали в себя небольшое количество земли, а ещё 32 (55 %) состояли в разных пропорциях из вещей, денег, дворовых людей. В Москве и Петербурге приданое часто было щедрее. Известный живописец В. А. Тропинин был крепостным и ещё ребёнком достался помещику И. И. Моркову в качестве приданого жены. Родители А. Т. Болотова, известного мемуариста 18 века, не могли проявить большую щедрость, поэтому этот фактор нужно было учесть при выборе жениха для его старшей сестры. «Мы не успели полгода прожить в сём городе, как начали уже многие за сестру свататься; хороший её нрав и несвоевольное, а порядочное воспитание, какое имела она в доме родителей моих, делали её завидною невестой, и она была во всём уезде знаема. В самое сие время случилось приехать в сей уезд одному тутошнему молодому и богатому дворянину; он выпросился из полку на короткое время, чтоб побывать в доме, в котором не был почти ни однажды после смерти отца своего. Не успел он приехать, как родственники начали его принуждать, чтоб он женился, и предлагали в невесты сестру мою. Они представляли ему, что хотя сестра моя небогата, но дочь хороших родителей и имеет нрав изрядный; а более всего хотелось им, чтоб она поправила его состояние и хозяйство, которое по молодости его и по долговременной отлучке очень расстроено и упущено было. Таковые представления убедили наконец сего молодого дворянина; он согласился на их желание и начал искать случая видеть сестру мою. Он скоро его нашёл, и она ему понравилась, и для того начал тотчас сватание, не требуя никакого приданого. Легко можно заключить, что таковое предложение не могло противно быть отцу моему; он хотя и находил некоторые затруднения в рассуждении низкого чина, в котором сей молодой дворянин, служа в рижском гарнизоне, находился, а паче того в рассуждении некоторых повествований о его тамошней жизни, однако первое почитал не за великую важность, а последнему верил и не верил, ибо знал, что никакое сватание без опорочиваниев не проходит. Да хотя бы всё сказанное и справедливо было, так можно было приписывать то молодости, почему и надеялся его исправить, переведя его в свой полк и имея всегда при себе, и для того без труда на требование его согласился. Таким образом просватана, сговорена и выдана была сестра моя замуж. Свадьба была тут же в городе, где зять мой имел у себя небольшой каменный дом. Сие происходило в августе месяце 1744 года, и отец мой в своей надежде не обманулся: он получил себе достойного зятя и был сим случаем доволен. Одним словом, сестра моя замужеством своим была счастлива и получила мужа, который был неглуп, хорошего нрава, имел чем жить, а что всего лучше, любил её как надобно, и она не могла ни в чём на него жаловаться. Мы дали за нею небольшое приданое, которое состояло только в нескольких семьях людей и в нескольких стах наличных денег, ибо деревень имел зять мой и своих довольно, почему не столько приданое, сколько человек был ему нужен». Другую сестру автора тоже вскоре выдали замуж по аналогичному принципу. Обе они своей семейной жизнью были удовлетворены.
Большая часть браков в купеческой среде была по расчёту, чтобы укрепить деловые связи, объединить капиталы. Детей во многих случаях и не спрашивали. Примечательна история купца А. И. Абрикосова. Его дед, получивший свободу крепостной, начал производство кондитерских изделий, но уже при отце когда-то успешное дело пришло в упадок, семья разорилась. Предприимчивый и целеустремленный Абрикосов попытался наладить свое производство, и для его развития ему нужен был капитал. В качестве приданого своей жены Агриппины, которая была дочерью крупного фабриката Мусатого, он получил 5000 рублей. Пара счастливо прожила 52 года, у них было 22 ребёнка, 17 из которых дожили до старости. Кондитерская фабрика существует и теперь (сейчас Бабаевская). Нередко бедный дворянин пытался жениться на дочери богатого купца, фабриканта. Это иногда в шутку называли «позолотить герб». Отношение к таким бракам было двойственное. Аристократы считали это «снижением планки». Некоторым купцам такое родство льстило, а некоторые наоборот считали такой брак безответственным шагом. Все понимали, что кроме титула у жениха ничего нет.
Приданое после заключения брака оставалось в руках жены. Муж мог распоряжаться им только с её личного согласия. Тайно от супруги промотать её добро или пустить на погашение собственных долгов было нельзя. Муж и жена официально числились разными хозяйствующими субъектами. Однако доходы от приданого (например, с имения, или проценты по банковским вкладам) были совместно нажитым имуществом и делились пополам. Приданое в некоторых случаях могли изъять за долги того, кто его дал. Например, если богатый папенька наплодил долгов и развёл руками, мол, нет у меня ничего. Если жена зачахла бездетной во цвете лет, то её родня могла потребовать от семьи жениха приданое вернуть. Перина из супружеской спальни или бельё вряд ли бы стали предметом спора, а деньги или имения могли стать поводом для тяжб. Такие иски в суды поступали, и обычно родители их выигрывали.
Курьёзный пример неудачного брака по расчёту можно встретить в мемуарах А. М. Фадеева. «Разборчивая невеста» Е. В. Кожина (в девичестве Долгорукова) была известна своей скупостью, и слава эта выходила далеко за пределы её родной Пензы. Она стала героиней множества баек и анекдотов. «Екатерина Васильевна Кожина, воспитанница Смольного монастыря и бездетная вдова, женщина умная, но несколько причудливая и неподатливая. Её состояние было несравненно в лучшем положении, нежели у братьев и матери, но зато расчётливость её, или даже скупость, составляя отличительную черту её характера, служила источником многих курьёзных анекдотов, вероятно, до сих пор памятных в Пензе.