Быт и нравы Российской империи — страница 131 из 148

Проститутки и содержанки

Проститутки официальные и нелегальные

Слово «проститутка» и его доходчивые синонимы в дореволюционной России считались грубыми и оскорбляющими слух добропорядочных граждан. Обычно в обществе использовали эвфемизмы вроде «прекрасные, но погибшие создания», иногда ставшие клише падшая или публичная женщина, но чаще всего просто «эти женщины» или «те дамы», и из контекста было понятно. Когда в романе «Идиот» про Настасью Филипповну говорили «эта женщина», современникам было ясно, что о ней отозвались более чем нелестно.

Жрицы любви были как официальные (билетные или бланковые), так и те, кто работал неофициально. Официальные имели преимущество в том, что могли лечиться бесплатно (правда, проходить еженедельные осмотры было для них обязательно), их не трогала полиция. Некоторые пытались работать нелегально. Это были либо новички, которые отправлялись на «охоту», чтобы время от времени пополнять свой бюджет, но не решались окончательно порвать с прежней жизнью, либо наоборот «списанные» со счетов. Те, кто из-за болезней и потрёпанного жизнью вида не мог рассчитывать на работу в легальном заведении. В отдельную группу можно выделить представительниц богемной среды, которые оказывали интимные услуги за материальную помощь покровителей. О них будет рассказано поподробнее позже.

Считается, что в допетровские времена организованной проституции в России не было, а существовали только отдельные женщины сомнительного поведения, Всё же иногда встречаются упоминания о «срамных» или «непотребных девках» и своднях. Проституция как организованный бизнес появилась в России в начале 18 века. Девушек сомнительного поведения пытались ловить и наказывать разными способами, от принудительных работ до ссылок, иностранок депортировали. Первой известной хозяйкой борделя стала Анна Фелкер по кличке Дрезденша, которая привезла работниц из родной ей Германии. Разумеется, Дрезденша была далеко не первой и не единственной «мадам», но дела она вела настолько удачно, что слава о ней дошла до самой Екатерины II и привела к появлению специальной комиссии для розыска гулящих женщин. В 1750 году последовал соответствующий указ из Кабинета императрицы: «Понеже по следствиям и показаниям пойманных сводниц и б…й, некоторые показываемые ими непотребные кроются, и, как известно, около С.-Петербурга по разным островам и местам, а иные в Кронштадт ретировались, того ради Её Императорское Величество указала: тех кроющихся непотребных жён и девок, как иноземок, так и русских сыскивать, ловить и приводить в главную полицию, а оттуда с запискою присылать в Калининский дом». Уроженка Дрездена не скупилась на подкуп не чистых на руку чиновников, но всё же была арестована. Пойманных работниц отправили на Прядильный двор в Калинкину деревню, но вскоре хозяйка была отпущена, а заведений с сомнительными услугами меньше не стало. Рядом с Прядильным домом позже была построена знаменитая Калинкинская больница, специализировавшаяся на лечении венерических заболеваний, и именно туда в 19 веке отправляли на лечение заболевших падших женщин.

В книге «Старый Петербург» публициста 19 века М. И.Пыляева приводится такое письмо прелестницы 18 века: «Расставшийсь с тобою, я отошла от госпожи, у которой мы вместе с тобой жили. Я пришла к Агафье, которая расхвалила меня, клялась, что я похорошела и сделалась видна и ловка. “Ты пришла очень кстати, — сказала она, — только перед тобой вышел от меня богатый господин, который живёт без жены и ищет пригожую девушку с тем, чтобы она для благопристойности служила у него под видом разливательницы чая. Нам надобно сделать так, чтобы ты завтра пришла немного ранее вечера, у меня есть прекрасная казимировая шинелька, точно по твоему росту; я её на тебя надену, дам тебе мою шляпу, ты сама распустишь кудри на глаза, приукрасишься как надо, и когда всё будет готово, то пошлём за господином”. Как было говорено, так и сделано. Я понравилась господину, и мы условились, чтобы я в следующее утро пришла к нему с какой-нибудь будто матерью, под видом бедной девушки, которая бы и отдала меня к нему в услужение за самую незначущую цену. Ты знаешь плаксу Фёклу; я наняла её за рубль в матери, и она жалкими рассказами о моей бедности даже прослезила всех слуг. При первом изготовленном самоваре господин за искусство определил мне в месяц по 50 рублей. Две недели всё шло хорошо, но в одну ночь жена моего господина возвратилась из деревни и захотела нечаянно обрадовать его, подкралась на цыпочках и вошла в спальню. Остальное ты сама можешь понять. Кончилось тем, что меня выгнали; долго бы прошаталась, если бы опять Агафья не пристроила меня к месту. Старый и страдающий бессонницей больной аптекарь искал смирного и честного поведения девушку, которая бы большую часть ночи не спала и переменяла бы свечи. За самую небольшую цену вступила я к нему исправлять трудную должность полунощницы. Аптекарь сделался мне противен, и мне казалось, что не только он сам, но и деньги его пахли лекарством. У аптекаря я познакомилась с молодым продавцом аптекарских товаров, у которого жена была дурна и стара. Мы условились, чтобы я отпросилась у аптекаря, будто я должна ехать в Москву, а пришла и нанялась к нему в няни. Я успешно обманула аптекаря, а и того удачнее жену нового любовника. Я сделала башмаки на тонких подошвах, вымыла волосы квасом, выучилась говорить потоньше прежнего и потуплять глаза в землю ежеминутно. Фёкла-плакса опять была моей матерью и до слез разжалобила жену моего любовника. Молодой купец заметно сделался нежнее прежнего к детям и ежеминутно стал приходить к ним и даже ночью уходил от жены, чтобы посмотреть на них. Вскоре эти осмотры подсмотрела сама жена и уверилась, что я была нянька не детей, а взрослых шалунов. Я опять бросилась к Агафье». Автор письма тоже в итоге оказалась в Калинкиной деревне. Примечательно, что и в начале 20 века в газетах встречались объявления, в которых девушки искали место прислуги в доме одинокого состоятельного мужчины, и читатели прекрасно понимали, о чём речь.

Те, кого не брали даже в самый дешёвый бордель, пополняли ряды так называемых «бродячих женщин», по аналогии с бродячими собаками. По сути это были лица без определенного места жительства или обитательницы трущоб, которые оказывали услуги за несколько копеек таким же маргиналам. Они были настолько изуродованы тяжёлой жизнью и болезнями, что клиентов искали только ночью, на неосвещенных улицах. В Петербурге они работали в районе Сенной площади и возле гавани. Другие женщины в таком случае предпочитали идти в попрошайки, ведь в этом ремесле, чем уродливее внешность, тем больше заработок.

Проституцией занимались не только женщины, но и мужчины, но обслуживали они тоже мужчин. Подобные услуги чаще всего оказывались банщиками. Иногда таким образом подрабатывали симпатичные солдаты или приехавшие в город на заработки крестьяне. Но это уже отдельная тема. По крайней мере, описаний жиголо с платой за час или ночь нигде нет. В мемуарах Ф. Ф. Вигеля встречается ироничное упоминание о стареющей аристократке, вокруг которой явно не без корысти вьются юноши. Были мужчины-содержанки, «фавориты» состоятельных дам. Иногда хозяева и хозяйки могли заводить отношения с кем-то из прислуги, но в этом случае речь шла всё же не о проституции в привычном понимании. С другой стороны нанимать жиголо обычной женщине смысла не было. В условиях патриархального общества, всячески порицавшего внебрачные связи женщин, интимные отношения без обязательств были всё же менее доступны мужчинам, а обращаться к «тем дамам» по разным причинам хотели не все. Найти себе партнёра женщина могла легко, если речь не шла о совсем уж пожилой или некрасивой, потому что предложений от дам было намного меньше спроса среди кавалеров.

Малолетние проститутки

Стоит сказать о таком мрачном явлении как детская проституция. Увы, из-за прорех в законодательстве и не достаточно эффективной работы социальных служб это явление не было редкостью. По законам Российской империи был указан минимальный возраст для брака, а вот для интимных отношений нет. Уголовным правом того времени была предусмотрена статья за растление, но и в ней возраст мог варьироваться. Наказание полагалось за контакт, при котором преступник воспользовался «невинностью и неведением» жертвы. То есть если жертва была девственна и не понимала, что именно с ней происходит. По умолчанию таковыми считались все лица до 10 лет. Если жертва была старше, разбирались по ситуации. То есть теоретически контакт с проституткой лет 10–11 мог остаться без последствий для клиента. На женщин с извращёнными наклонностями закон фактически не распространялся.

Армию беспризорников, а с ними и малолетних проституток подпитывало то, что не была чётко отлажена работа с детьми, оставшимися без попечения родителей. Маленьких «благородий» обычно брали в качестве воспитанников родственники, соседи, и это было проявлением дворянской солидарности, а также вызывало уважение. Героиню романа «Идиот» Настасью Филипповну и её сестру сластолюбивый сосед взял в свое имение изначально без цели соблазнить и сделать наложницей, это была обычная практика. Крестьяне и небогатые мещане тоже могли приютить малолетних родственников, кто-то из сострадания, кто-то в качестве лишних рабочих рук. Но были дети, которые оказывались не нужными даже в качестве бесплатной рабочей силы, и идти им было некуда. В большинство приютов брали малышей до 2 лет, а тех, кто старше, поместить в воспитательное учреждение было сложнее. Обсуждая с Сонечкой Мармеладовой возможное будущее малолетних детей Катерины Ивановны, Раскольников не сгущает краски, а описывает суровую реальность. Считалось, что дети 9-10 лет уже могут обеспечивать себя сами. Конечно, детский труд был востребован, потому что оплачивался намного ниже, чем труд взрослых. Но самостоятельно найти себе место было само по себе непросто, и до этого возраста нужно было в прямом смысле дожить. Обычно беспризорники вначале занимались попрошайничеством, и чем старше они становились, тем меньше им подавали. В итоге они могли стать лёгкой добычей негодяев всех мастей. В исследовании «Половой рынок» А. И. Матюшенского подробно описан этот процесс на примере встреченных автором двух беспризорников, принимающих клиентов в своем жилище под мостом. Одному было тринадцать, другой двенадцать лет. «Здесь они жили, здесь же и принимали своих посетителей, или гостей, как называли они их». Из беседы автор выяснил, что девочка занимается проституцией уже год, мальчик дольше и успел уже заразиться. «Первый раз они встретились предыдущей зимой под той же пристанью, где нашёл их я. Он уже жил там и раньше, она пришла туда за неимением другого ночлега