О долгах перед «мадам» и необходимости дополнительных «подработок» пишет в исследовании «Половой рынок и половые отношения» А. И. Матюшинский. «Значительная часть затрат падает на долю девушек; все костюмы, привлекающие гостей и являющиеся, собственно говоря, своего рода орудиями производства, делаются за счёт девушек, причем цена за них ставится двойная и даже тройная. Таким образом, за девушкой сразу же образуется значительный долг, который служит в руках хозяйки весьма сильным орудием против девушки. Напоминанием об этом долге хозяйка подгоняет её более интенсивно “работать”, т. е. спаивать гостей, исполнять все их прихоти, часто противоестественные и пр. Спаивая гостя, девушка и сама напивается, чтобы как можно больше уничтожить напитков, что опять-таки требуется выгодами хозяйки! Уже одно это ежедневное истребление напитков в ужасных количествах не может не расшатать здоровья». К концу 19 — началу 20 века алкогольную зависимость среди проституток потеснила наркотическая. Особенно популярен стал кокаин.
Николай Шильдер "Искушение" (185?)
Цена услуг девушек зависела от многих факторов. Конечно, от возраста и привлекательности, но не меньше от происхождения, образования, умения красиво себя подать. Почти все проститутки были либо из крестьянской среды, либо бедные мещанки. Если взглянуть на статистику, то в крупных городах примерно половина девушек была из числа крестьянок. Количество мещанок было не меньше трети. Процент дворянок, поповских дочек или купеческих был минимален. Крестьянку можно было красиво одеть, но хорошие манеры, умение держать себя, тонкий вкус воспитывались с детства. Симпатичная девушка, хорошо воспитанная, обладающая манерами аристократки и знающая иностранные языки, была штучным и дорогим товаром. Поэтому та же Катерина Маслова из «Воскресения» считалась дорогой проституткой по меркам своего города. Такой кадр с распростертыми объятиями бы встретили и в престижных столичных заведениях с совсем другими гонорарами, таких охотно брали на содержание, а особо обаятельные и удачливые даже выходили замуж. Но если бы Катерина не рефлексировала в провинциальном борделе, не заливала грусть алкоголем, не попала бы в тюрьму и не вышла бы там замуж за революционера, то читателям было бы не так интересно. Примерно как и в ситуации с малахольной Настасьей Филипповной у Ф. М. Достоевского. Девушка из борделя первого класса в Москве отдавалась минимум за 5 рублей за визит, ночь с ней могла стоить и 10, а в борделе третьего класса 20 копеек и 30 соответственно. В небольших городах цены могли быть ниже.
Перспективы у обычных крестьянок и мещанок были печальные. Их соблазняли обещанием легких денег, заманивали в сети разврата, где они могли пользоваться успехом некоторое время, пока сохраняют свежий вид. Дальше по мере «трудовой деятельности» они скатывались всё ниже и ниже, пока не оказывались в борделе третьей категории. Произойти это могло всего за несколько лет. В 1900 году газета «Двинский Листок» опубликовала доклад врача М. Покровской, а в нём были и рассказы самих «тружениц». «Одна очень симпатичная шестнадцатилетняя девушка рассказала, что она жила в деревне с отцом пьяницей. Там ею завладел молодой человек, кто — она не объявила. Затем она приехала с отцом в Петербург и поступила на место в качестве прислуги. Отец постоянно приходил туда, бранил, отбирал у неё деньги и пропивал их. Чтобы избавиться от него, одна из её подруг, живших в том же доме, предложила ей уйти в заведение. Она сама хорошенько не знала, что это за заведение, но согласилась. Тогда они вместе отправились в дом терпимости. Это было год тому назад и ей было пятнадцать лет. Но так как при вступлении в прислуги ей прибавили два года, то содержательница дома терпимости беспрепятственно её приняла. На другой день они отправились в комитет, заведующий проституцией. Там каким-то образом открылось, что ей нет 16 лет. Ей не хотели дать билет, нужный для вступления в дом терпимости. Тогда она начала плакать и говорить, что хочет жить такой жизнью. Члены комитета сжалились над этой девочкой и выдали ей билет, погубивший её навсегда! Теперь она там живёт около года, заразилась сифилисом. Отец не знает, где она находится. У неё есть 40 рублей сбережений на книжке. Она не хочет поступать в дом милосердия, но думает уехать в деревню и покинуть эту жизнь. Боится, что трудно будет избавиться от билета. Водки не пьёт, грамоты не знает. Она находит, что иметь свидание с несколькими очень тяжело». Или другая печальная история. «Одна проститутка прежде работала на фабрике. Ей не было ещё 18 лет, когда она сошлась с одним молодым человеком и прожила с ним три года. Потом он её бросил. На фабрику она вернуться не захотела, так как глаза там испортила, и вот она, по наущению подруги, занялась проституцией, которой и занимается уже 11 лет. Сперва она поступила в дом терпимости более высокого разряда, а теперь находится в “тридцатке”, то есть в доме, где с каждого посетителя берут 30 копеек. На Рождество, на Пасху и вообще по праздникам или под праздник бывает особенно много посетителей: на одну женщину приходится 60–80 человек в день. “Много работы”, как она выразилась, и все страшно утомляются. Для того, чтобы они могли выдержать, хозяйка даёт им четыре стакана водки в день. Кроме того, они получают угощение от посетителей <…> В прислуги не идёт, потому что боится заразить других своей болезнью. Когда я заметила, “как не хорошо и тяжело вести такую постылую жизнь”, она угрюмо молчала, видимо думая, что теперь ей остаётся только на всё рукой махнуть и спасения нет».
Помимо борделей работали и дома свиданий. Правила работы были похожие, но было и важное отличие. Обитательницам борделей клиентов предоставляло само заведение из числа своих гостей и брало большой процент. В дом свиданий дамы приводили клиентов сами, например, познакомившись с ними на улице или в ресторане. Так они получали именно место для встречи. То есть это было ближе к специализированной аренды помещений. Иногда хозяева по просьбе клиента всё же могли организовать встречу с «этой дамой». Дома свиданий часто располагались рядом с крупными ресторанами и иными увеселительными заведениями. Также «территорию» часто предоставляли гостиницы, лояльные к загулявшим парочкам. Помимо легальных заведений были и не легальные. Их открывали те, кто не мог сделать это официально. Довольно часто по документам они числились пансионами, а девушки либо не имели документов вовсе, либо числились «одиночками». В нелегальные заведения шли либо новички, которые были не готовы получить жёлтый билет, либо те, кого не брали в легальные. В итоге «пансионерки» оказывались лишены даже той минимальной юридической защиты, которая была в официальных борделях.
Разврат творился и внутри многих фешенебельных ресторанов. В них были отдельные кабинеты для приватного общения, поэтому можно было и кутить с друзьями, и с дамой познакомиться, и даже потом её из кабинета полуголой выставить на потеху другим гостям заведения, бывало и такое. Но сами рестораны интимные игрища обычно не поощряли, к тому же двери кабинетов не запирались, так что теоретически в неподходящий момент кто-то мог войти.
Куртизанки и содержанки
Теперь поговорим об «элите», если это слово вообще уместно к данной деятельности. Условно в прямом смысле дорогих женщин можно было разделить на 2 группы (некоторые дамы перетекали из одной в другую). Первая — девушки из богемной среды. Отношение к артисткам изначально было неоднозначное. Ими любовались, восхищались, но не уважали. За брак с артисткой офицеров отправляли в отставку, да и родственники смотрели как минимум косо. В театральные училища поступить было не трудно, желающих было меньше, чем сейчас.
Некоторые артистки и не скрывали того, что являются любовницами состоятельных людей. Пикантная история приключилась в конце 18 века с фавориткой канцлера А. А. Безбородко. С. П. Жихарев описал ее в «Записках современника» со слов участника — Ивана Рожкова, купца, известного в юности прекрасным пением, а ещё больше «удальством и смелостью», которые «доставили ему покровительство тогдашних знаменитых гуляк, графа В. А. Зубова и Л. Д. Измайлова. Они держали за него известный огромный заклад, в тысячу рублей, состоящий в том, что Рожков верхом на сибирском своём иноходце взъедет в четвёртый этаж одного дома в Мещанской, к славной в то время прелестнице Танюше, — и Рожков не только взъехал к ней, но, выпив залпом бутылку шампанского, не слезая с лошади, тою же лестницею съехал обратно на улицу. Тысяча выигранных рублей были наградою Рожкову. Бедный Иван Гаврилович не может забыть этого подвига и, несмотря на свои 45 лет и почти лысую голову, с таким энтузиазмом описывает прелести гостеприимной Аспазии, что невольно возбуждает в вас любопытство: “Девица рослая, — говорит он, — дородная, белая, румяная, что называется, кровь с молоком; глаза на выкате, так тебя съесть и хотят; а волосы, волосы чуть не до самых пят. Когда я взъехал к ней в фатеру, окружили меня гости, особ до десяти будет, да и кричат: “Браво Рожков! шампанского!”. И вот ливрейный лакей подаёт мне на подносе налитую рюмку, но барышня сама схватила эту рюмку и выпила, не поморщась, примолвив: “Это за твоё здоровье, а тебе подадут целую бутылку”».
Каратыгина имела от канцлера дочь, которую тот представлял окружающим как свою воспитанницу. Однако помимо артистки у Безбородко был целый гарем других красавиц, о котором ходило немало слухов. Особенно неравнодушен канцлер был к итальянкам. М. И. Пыляев приводит такую цитату из «Воспоминаний» Гарновского: «Четвёртого дня возвратился сюда из Италии певец Капаскин и привёз для графа Безбородко двух молодых итальянок, проба оным сделана, но не знаю, обе или одна из них принята будет в сераль». Однажды столь легкомысленное поведение привело к скандалу. Канцлер положил глаз на популярную артистку Елизавету Уранову, но та на все знаки внимания ответила отказом. Тогда Безбородко, по слухам, решил её похитить. Узнав об этом, Уранова прямо во время выступления в Эрмитажном театре подбежала к императрице и попросила защитить её от посягательств