<…> У неё был в Москве дом, на Пречистенке, и понадобилось перекрасить крышу. Кожиной хотелось выкрасить крышу особенной минеральной краскою, фабрикуемой из каких-то камней, довольно ценных. В то время в Москве проживал один горный генерал, старый холостяк, имевший большую коллекцию именно таких камней, вывезенных им из Сибири. Кожина об этом узнала, познакомилась с ним и принялась так его заискивать и ухаживать за ним, что генерал, прельщённый её любезностью и слухами о её богатстве, не замедлил предложить ей руку и сердце. Екатерина Васильевна, не давая ему решительного ответа, начала ему беспрестанно толковать о своей будто бы страсти к минералам, желании составить коллекцию, особенном влечении к таким-то камням и как была бы счастлива, если бы могла их приобрести в большом количестве. Генерал дорожил своими камнями, но чтобы вынудит скорее согласие на своё предложение, рассчитывая, что после свадьбы камни от него не уйдут, составят их общее достояние, и он опять их приберет к рукам, с готовностью поспешил ей преподнести всё собрание своих минералов. Екатерина Васильевна приняла их очень благосклонно, выразила своё большое удовольствие, но в тот же день отказала генералу и, немедленно распорядившись об обращении камней в краску, выкрасила ими крышу своего дома и уехала в Пензу. <…> Замужество её уже не в молодых годах произошло единственно из расчёта, в котором она горько ошиблась.
Старый помещик Кожин слыл за богатого человека, жил роскошно давал балы, пиры, держал свой оркестр музыки, домашний театр с трупною из крепостных людей, увеселял и удивлял губернскую публику своей широкой жизнью, которая ввела в заблуждение и нашу тётушку, составившую себе преувеличенное понятие о его состоянии. Вследствие этого заблуждения случился неожиданный результат: княжна Екатерина Васильевна Долгорукая, пожелала присоединить богатства помещика Кожина к своему, хотя не особенному, но довольно кругленькому имуществу. Кожин же, расстроив совершенно свои дела, разорённый. — чего никто не подозревал, — считая княжну Екатерину Васильевну скупой, богатой женщиной, гораздо богаче нежели она была в действительности, Ждал её состоянием поправить своё. Так они и поженились, с строжайшим условием с её стороны, жить на разных половинах и абсолютно в братских отношениях; это, в их пожилом возрасте, не могло конечно составить особенной жертвы. Кожин оказался почти без всяких средств, а супруга, разумеется, не дала ему ни копейки для поправления оных. Последовало обоюдное разочарование. Но, как дама с характером и энергией, она не упала духом и немедленно приняла решительные меры: разогнала музыкантов и актёров, уничтожила всю роскошную обстановку его прежней жизни, прекратила безвозвратно все увеселительные проделки, прибрала к рукам всё, что было возможно и главнейшим образом его самого. Затем, Кожин, недолго насладившись счастием супружеской жизни, поспешил оставить её вдовой, о чём она нисколько не горевала». При жизни Кожина не раз обещала оставить накопленные за долгие годы богатства родной племяннице Е. П. Фадеевой, супруге автора данных мемуаров. Однако, мелочно беспокоясь о том, как не переплатить за конфеты или ремонт тротуара, она не потрудилась написать завещание и по этому случаю составить хотя бы опись своего имущества. Когда сумасбродная старушка скоропостижно скончалась, родственники смогли приехать только через несколько дней. За это время почти всё было разграблено, и вернуть похищенное не удалось. Уцелели только стены дома, да сундуки с костюмами, оставшимися от разогнанного театра почившего супруга.
А что делать бесприданницам? Варианты были разные и во многом зависели от социального статуса и амбиций невесты. Для крестьянки или мещанки вопрос приданого был не принципиален. Девушка могла выйти замуж за такого же бедного парня и жить с ним долго и счастливо. Или не счастливо. Если барышня из более привилегированных сословий, то всё было сложнее. Мужчина того времени мог позволить себе жениться на девушке явно ниже себя по социальному статусу. По крайней мере, если речь шла о зрелом мужчине, которому родители уже не могли что-либо запретить или грозить лишением наследства. Женщине выходить замуж за мужчину ниже себя по социальному статусу считалось позором. Лариса Огудалова страдала не из-за того, что не могла выйти замуж в принципе, а потому что была не интересна женихам того круга, на который рассчитывала если не она сама, так её мать. Карандышев — хоть бедный дворянин, у него даже деревня имелась. «Когда перемежка случалась, никого из богатых женихов в виду не было, так и его придерживали».
Вариантов для бесприданницы благородного происхождения было мало. Можно было всё же попробовать снизить планку. Пойти по скользкой дорожке и стать содержанкой, как той же Ларисе предлагал купец Кнуров. Остаться старой девой, что тоже весьма печально. Не спешить и подождать, рассчитывая на удачу, особенно если девушка привлекательна. С одной стороны — риск остаться старой девой, с другой — иногда такой подход давал результат. Наталья Гончарова по факту тоже была бесприданница, и «солнце русской поэзии» стало для её семьи отличным вариантом. Более того, он сам из своего кармана дал ей 11 000 рублей приданого, а потом фактически содержал её сестер.
Ценность невесты на брачном рынке могли поднять красота и обаяние, хорошее образование, аристократическое происхождение. Понимающие это родители начали вкладывать деньги не в вышитые рубашки и подушки, а в обучение, старались отдать дочь в хорошую гимназию или пансион. Правда, это привело к тому, что образованных девиц к концу века стало много, и ценность самого образования снизилась, или, вернее, среди благородных семейств оно стало нормой, а не преимуществом. Образованная и красивая аристократка могла бы заинтересовать «нувориша», который выбился из бедноты, и которому такая жена тешила бы самолюбие.
Когда брак бракованный. Измены и разводы
Официально общественная мораль ратовала за верность до гроба, а развестись было очень сложно, как и в большинстве европейских государств. Но был нюанс, существенно отличавший Россию от многих других стран — более прогрессивное брачное законодательство. В той же Викторианской Англии женщина могла иметь собственностью, но часто не могла ей распоряжаться. У девушки опекуном обычно выступал отец или другой родственник, в браке её собственность автоматически переходила под контроль мужа, и на практике он мог распоряжаться ей по своему усмотрению. Самостоятельной была только вдова до вступления в новый брак. На этом основаны сюжеты многих английских произведений того времени, в том числе детективов. В России супруги были разными хозяйствующими субъектами, поэтому жена могла самостоятельно владеть собственностью, распоряжаться наследством, получить что-либо в дар. Жена Кисы Воробьянинова, чьё состояние тот промотал, на практике спокойно могла показать ему кукиш. В случае выявленной супружеской неверности события могли разворачиваться по разным сценариям.
В крестьянской среде всё было консервативно и патриархально. Неверную жену муж поколачивал, мог выгнать из дома, родственники её третировали, земляки пальцем осуждали. Любовнику могло тоже иногда достаться, но градус общественного порицания по отношению к мужчинам был ниже. Разводились крайне редко, потому что, во-первых, это было слишком дорого и хлопотно, во-вторых, жена была ещё и рабочими руками. К тому же довольно часто любовником мог оказаться кто-то из родственников, ведь жили крестьяне большими семьями под одной крышей, и такое мрачное явление как снохачество никого не удивляло. Особенно если муж работал в городе, где он тоже мог найти временную подругу жизни. Солдатки и вовсе жили без мужей годами. Примерно тоже было и с небогатыми горожанами.
В купеческой среде женихов или невест обычно выбирал глава семьи исходя из своих личных финансовых интересов и амбиций. Мнение отпрысков обычно особо не спрашивали, поэтому брак был лотереей. Также глава семьи единолично держал все финансовые дела в своих руках. В том числе по этой причине после его смерти дети-правопреемники часто шалели от свалившихся на них денег и свободы, начинали пускаться во все тяжкие и совершать нелепые траты, эпатируя общественность. К тому же во многих купеческих семьях не слишком заботились о воспитании и образовании дочерей, поэтому жёны в итоге сидели дома, занимались хозяйством, гоняли чаи со сладостями, чем портили и зубы, и фигуру. Толстая купчиха с чёрными зубами и одетая дорого, но безвкусно — клише для современников. В этом случае завести себе содержанку для купца было обычное дело, особенно хорошенькую и элегантную актрису, даму сомнительных занятий или даже бедную красавицу из благородного семейства. Подобный персонаж — купец Кнуров — пытался купить «бесприданницу» Ларису Огудалову. Купеческие жёны изменяли редко, и в этом случае возникала дилемма. С одной стороны, изменщицу надо бы выгнать с позором из дома, а выгонишь — привлечешь внимание других купцов, опять же удар по собственному авторитету. Скорее всего, жену ждали тумаки и дальнейшее обитание под бдительным надзором многочисленной родни мужа.
Как и среди купцов, среди дворян был высок процент браков по расчёту. В итоге измены не были редкостью, особенно среди мужчин. Кто-то, как брат Анны Карениной, вступал в связь с прислугой или гувернанткой, кто-то заводил содержанку. Поход в публичный дом тем более предосудительным не считался. Женщины тоже изменяли, и отношение к этому было лицемерное. Вопрос был не только в том, что жена не верна, хуже, если внебрачная связь происходила открыто. Тогда страдала честь супруга. К тому, что человек имел тайную связь, относились лояльнее.
Если супруги всё же не пришли к согласию, они обычно просто разъезжались. Жена получала денежное содержание и жила отдельно, и муж мог вести образ холостяка. Как, например, Пьер и Элен Безуховы. Намного хуже отношение было к разводам. Это было пятном для репутации всей семьи. Мужу развод затруднял продвижение по карьерной лестнице. Жену могли перестать принимать в обществе. Ту же Анну Каренину заклеймили позором в большей степени за уход от мужа и открытое сожительство с любовником. Если бы у неё было сразу несколько воздыхателей, с которыми она встречалась тайно, проблем у неё было бы намного меньше, и она осталась бы вполне «рукопожатной». Мать Вронского «была в молодости блестящая светская женщина, имевшая во время замужества, и в особенности после, много романов, известных всему свету», но всё равно пользовалась уважением.