Вопросом разводов занимались власти церковные, а раздельного проживания — гражданские, одно время даже знаменитое III отделение. Вопрос раздельного проживания был важен с юридической точки зрения ещё и потому, что жёны обычно не имели собственных паспортов, а их данные были вписаны в паспорт мужа. Паспорт тогда был не обязателен при постоянном пребывании в родных краях, а являлся, скорее, разрешением на легальное перемещение по стране. Из-за этого при отсутствии собственного паспорта женщине было сложно переехать в другой регион, а выехать за границу тем более невозможно. Ревнивый супруг мог обратиться в полицию, и беглянку бы арестовали и вернули назад. Случалось, что муж мешал бросившей его жене найти работу для самостоятельной жизни, например, заявляясь к работодателям и устраивая скандалы. Если речь шла о работе прислугой, то часто хозяева, чтобы избежать пересудов, предпочитали отказываться от услуг этой женщины. Иногда жертвам такой травли приходилось откупаться.
При Александре I отношение к размолвкам и разводам было либеральнее. Были и примечательные случаи, например история с проигранной в карты графу Разумовскому женой князя Голицына. Заядлый картёжник Николай Голицын наплодил массу карточных долгов и во время очередной игры с приятелем Львом Разумовским поставил на кон собственную супругу. Жена Елизавета переехала в дом выигравшего и жила с ним счастливо, но их союз общество не признавало, и пришлось ждать смерти официального супруга. В «Рассказах бабушки» Д. Д. Благово описано, как долгожданное общественное признание случилось во время бала. «На конце царского стола сидела графиня Разумовская Марья Григорьевна, урожденная княжна Вяземская. Она была сперва за князем Александром Николаевичем Голицыным, потом его оставила и при его жизни вышла за графа Льва Кирилловича Разумовского, и пока её первый муж был жив, брак её с Разумовским не был признаваем. Голицын умер или в 1817 или в этом же 1818 году. За ужином государь обратился к ней с каким-то вопросом, она отвечала, и потом, слышу, она спрашивает вполголоса у своей соседки по-французски:
— Вы слышали, что государь меня назвал графинею?
— Да, как же…
— Вы хорошо слышали?
— Конечно, Боже мой, слышала…
— Так он меня назвал графинею? Ах, слава Богу, слава Богу…
Это потому так порадовало Разумовскую, что её брак был, стало быть, признан по смерти её первого мужа».
Брак однозначно аннулировали с сумасшедшими, близким родственниками, уже женатым или замужней, а также лицами, уже вступавшими в брак 3 раза до этого. За четвертый брак или двоеженство могли даже в тюрьму посадить. Для официального развода было несколько уважительных поводов. Самый частый — измена. Реже из-за осуждения его или её к наказанию в виде лишения прав состояния (так теоретически могли при желании развестись жёны декабристов). Но если жена поехала за мужем на каторгу, то после этого развестись она уже не могла, выбор был сделан. Также можно было получить развод, если партнёр безвестно отсутствует 5 лет. Но в этом случае возникала проблема — надо доказать, что он(а) не просто отсутствует, а именно безвестно. Для этого нужно было послать запросы во все губернии страны и получить ответ, что этого человека там нет. Ответ был действителен в течении года. Маловероятно, что кто-то регулярно в течении 5 лет отправлял бы такие запросы, да и отвечать бюрократы не спешили.
Ещё один вариант — доказать, что супруг(а) не был способен исполнять супружеский долг до брака или не исполнял его в течении трёх лет после свадьбы. Доказать это тоже было сложно, разве что если жена все эти 3 года оставалась невинна, или муж имел явную врожденную патологию. Такой случай был, например, с дочерью Александра III Ольгой, выданной замуж за принца Ольденбургского, который был геем и ни разу не исполнил супружеских обязанностей. Добиться развода, чтобы выйти замуж за любимого человека она смогла только через 15 лет.
Измену также требовалось доказать. Для этого нужно было застигнуть вторую половину на месте преступления, да ещё и при паре свидетелей. Застиг(ла) без свидетелей — не считается. Любовные письма или слухи могли быть дополнительными уликами, но на полноценное доказательство не тянули. Доказательством служило наличие внебрачных детей, которые были официально внесены в метрические акты. Но неверный супруг вряд ли стал бы записывать внебрачных детей на своё имя, да и жена вряд ли бы рискнула предаваться любовным утехам там, где муж её легко бы застал её за этим занятием. Самое интересное, что признательные показания самих изменяющих доказательствами тоже не считались. Нельзя было прийти и сказать «я изменяю, избавьте мою жену от такого развратника». После доказанной измены и развода пострадавшая сторона могла снова вступить в брак, а изменившая — нет. Муж Анны Карениной в начале был готов пойти ей на встречу и развестись, взяв вину на себя. Но вместо этого Анна совершила абсолютно нелогичный в условиях того времени поступок: «Я неизбежно сделала несчастие этого человека, — думала она, — но я не хочу пользоваться этим несчастием; я тоже страдаю и буду страдать: я лишаюсь того, чем я более всего дорожила, — я лишаюсь честного имени и сына. Я сделала дурно и потому не хочу счастия, не хочу развода и буду страдать позором и разлукой с сыном». Легкомысленный художник Брюллов развелся почти сразу после свадьбы, но после мимолетной семейной жизни право на повторный брак потерял.
Бракоразводные дела велись в духовных консисториях при епархиальном управлении. Те, кто не хотел тратить на них годы, могли вместо этого тратить деньги на адвокатов и взятки, а корыстолюбие тружеников консисторий было общеизвестно. Был даже бородатый анекдот. Однажды архиерей приехал в консисторию и подошёл к окну, выходившему на улицу. В это время мимо проходил нищий. Увидев архиерея, он попросил милостыню. Архиерей, замахав руками, ответил: «Что ты, что ты, братец, тут ничего не дают, тут только берут».
Громкий скандал случился в 19 веке с министром Сухомлиновым. Он возжелал жениться на некой госпоже Бутович, а её муж был против. Тогда их развели через суд в отсутствии самого Бутовича, обвинив того в прелюбодеянии со служанкой-француженкой. Француженка на тот момент уже уехала, но смогла прислать медицинское заключение о своём целомудрии. В итоге супругов всё равно развели, а чиновник из Синода прислал ему извещение с комментарием в грубых выражениях о том, что теперь бумаги в порядке, и он может познакомиться со служанкой поближе. Знаменитый адвокат Федор Плевако, который выигрывал самые безнадежные дела, самый важный для себя суд проиграл. В 1882 году к нему обратилась жена богатейшего промышленника Василия Демидова Мария. Она прожила с мужем 11 лет, родила 7 детей, но решила развестись, потому что муж пил и распускал руки. Через 2 месяца у адвоката и клиентки начался роман, она переехала с детьми к нему и даже родила ещё двух общих отпрысков. Но получить развод она так и не смогла, так что поженились они только после смерти законного мужа в 1900 году. К началу 20 века число официальных разводов стало расти. С кем останутся дети после развода, решал суд исходя из ситуации. Алименты могли тоже назначаться и на ребёнка, и на бывшую спутницу жизни. При этом получить официальное денежное содержание по решению суда могла и жена, с которой муж не разведён, но живёт отдельно.
Супружеский долг и внебрачные связи
Супружеские обязанности
Знакомство состоялось, одобрение родителей получено, и пара сочеталась браком. В 1774 году брачный возраст для мужчин составил 15 лет, для невесты 13. В 1834 году его повысили до 18 и 16 соответственно. При выдаче дочерей замуж обычно старались делать это по старшинству, хотя и не всегда получалось. Среди крестьян большинство вступало в брак до 20 лет, и по статистике конца 19 века к 50 годам там «побывало» 96–97 % (среди более привилегированныхсословий процент мог быть ниже, но всё равно абсолютное большинство). И так, что же их ждало? Исполнение «супружеских обязанностей», беременности и появление на свет новых россиян.
Церковь традиционно считает, что интимные отношения возможны только в браке, хотя, разумеется, на практике это было далеко не всегда так. И тут молодожёнов могло поджидать первое испытание, особенно невесту. А именно отсутствие полового воспитания. Сельская молодёжь имела представление в общих чертах, потому что при весьма скученном проживании могла случайно увидеть интимные моменты жизни своих родственников, и, ухаживая за домашними животными, понимала в общих чертах процесс их размножения. Да и фривольные разговорчики и частушки не были табу. Аристократок всячески оберегали от любой подобной информации, считая, что половое просвещение — дело будущего супруга. Откровенно о половом воспитании (а точнее, отсутствии такового) рассказывает в своих «Воспоминаниях» Е. А. Андреева-Бальмонт. «Лет до двадцати, и даже позже, я не знала, что такое половой акт. Слова “опыление”, “размножение», «оплодотворение” я встречала в книгах по естествознанию. “Жеребая кобыла”, “стельная корова” я слыхала на скотном дворе. “Самка”, “самец”, “кобель”, “сука” у нас в семье считались неприличными словами, и их употребляли братья, только когда мы, дети, были одни. Видела я, как щенились собаки братьев, котились их кошки, но никогда не представляла себе, что такие животные процессы происходят и у людей. Человек для меня всегда, с самого раннего детства, стоял на особой высоте, совершенно отделенный от мира звериного. Слово “животное” у нас в семье было самой обидной бранью. Эпитет “животный” — самым оскорбительным осуждением человека. Когда какая-нибудь мать баловала своего ребенка в ущерб чужому, моя мать говорила презрительно — “животная привязанность”. “Животный инстинкт”, “животная красота” были у нас слова самые уничижительные. Когда мне уже было за двадцать лет, я раз случайно заглянула в книгу, лежащую на ночном столике моей замужней сестры Анеты. Это оказалось акушерским руководством. Я только бегло перелистала его, в ужасе от того, какие картинки увидала там, и тут же захлопнула, как только в комнату вошла сестра. Мне казалось, что я сделала что-то дурное, что в этой книге для меня могла раскрыться тайна, которую нам, девушкам, нельзя знать. И я страшно удивилась, когда Анета — она была в ожидании своего первого ребенка — совершенно спокойно спросила: “Ты читала эту книгу?” Я вспыхнула и тот