<…> Огромная, сияющая золотом и драгоценными каменьями, икона занимает почётное заднее место; на переднем месте, лицом к иконе, сидят батюшка и отец диакон в красных бархатных с золотом облачениях, надетых поверх тёплых пальто <…> Икону ставят в зале на заранее заготовленное для неё место: на низенький диван, покрытый белоснежной скатертью. Люди, несшие её, с трудом передыхают, все они красные, потные. Икона, должно быть, страшно тяжела. Она вся сплошь покрыта золотой ризой, усыпанной алмазами и жемчугом. И вставлена она в массивный дубовый ящик — раму в медной оправе. Под золотом ризы видны только живописный лик склоненной головы Богоматери и рука её, придерживающая младенца Христа. К этой руке и прикладываются <…> Перед диваном с иконой стоит столик, покрытый тоже белой скатертью. На нём — большая фарфоровая миска с водой, к краям её прикреплены три восковые свечки. Сейчас священник положит на столик привезённые с собой Евангелие и крест, который он вынимает из ящичка. Начинается молебен. Священник и отец диакон поют весёлые пасхальные напевы, им подтягивают мои старшие братья <…> Молебен идет к концу, священник погружает золотой крест в миску, вода стекает с креста в стакан, тут же стоящий на тарелке. После этого мы все, приложившись к кресту, идём к столу и отпиваем по очереди из стакана глоток святой воды. <…> После молебна мы все по очереди подходим к иконе и, кланяясь в землю, на коленях, прикладываемся к тонкой руке Богоматери. Мать прижимается всем лицом к этой руке и долго, не отрываясь, целует её. Затем она берёт из парчового мешочка, висящего с боку иконы, кусочек ваты и благоговейно заворачивает его в чистый носовой платок. В случае болезни кого-нибудь из нас она с молитвой приложит эту ватку к больному месту. После этого икону опять поднимали те же четыре человека и несли с такими же усилиями по всем комнатам дома. В некоторых маленьких комнатах с ней нельзя было повернуться, тогда Пётр Иванович вполголоса командовал “Заноси” или “Заворачивай”; люди вносили икону за дверь комнаты и, пятясь, выносили её. За иконой шёл батюшка и кропил святой водой все углы комнат <…> Перед тем как икону совсем уносили от нас, её приподнимали повыше и держали наклонно, оставляя пространство, чтобы можно было пройти под ней. Мы всегда ждали этого момента. Было очень интересно, кто как пройдёт под иконой. Мать проползала под ней на коленях. Прислуга наша — точно так же, верно, подражая ей. Мы, дети, по-разному — кто проползал на животе, кто пополам согнувшись, кто на карачках. И при этом у всех без исключения были напряжённые и взволнованные лица». Сходный эпизод есть и в «Лете Господнем» Шмелева.
Если богатые купеческие семьи ждали подобного благословения с нетерпением, то бедные крестьяне часто без особого энтузиазма, потому что во время такого посещения традиционно ожидались пожертвования, а их хотели делать не все. Такое шествие можно увидеть на картине В.Г. Перова «Крестный ход на Пасху». Батюшка и его помощники не имели зарплат и должны были жить за счёт пожертвований паствы и платы за проведение церковных таинств, а размер пожертвований зависел во многом от благополучия самого прихода. В этом отношении Пасха была самым «денежным» из церковных праздников. Из «Записок сельского священника» А. И. Розанова: «В селах на св. Пасху служат молебны во всех домах прихожан; при этом носятся несколько икон, большею частью пять; мужики, носящие иконы, называются богоносцами. При крепостном праве иконы крестьяне носили “по обещанию”, чтоб Господь избавил, или за то, что избавил от какого-нибудь несчастья и болезни; а теперь, — когда стало возможно брать невест, где угодно, — иконы носят, преимущественно, холостые парни, и высматривают невест. Я знал и прежде, что при пасхальном хождении, кроме поющих, за иконами ходит много и припевающих; но не знал, сколько будет этих припевающих теперь, и как они будут вести себя; потому, не увидевши всего собственными глазами, не хотел нарушать порядка, освященного веками, и не сделал никакого распоряжения. В первый же дом мы явились: поп, дьякон, дьячок, пономарь, пятеро богоносцев, церковный сторож, дьяконица, дьячиха, пономарица, просвирня, четыре юнца — детей дьякона и дьячка и шесть старух-богомолок, итого 25 человек, а сзади целый обоз телег. Крестьяне встречают священника с хлебом-солью, у ворот; хлеб этот во время молебна лежит на столе, потом он отдается причту. Для этого и идёт телега; на неё же кладутся и яйца, с которыми христосуются члены семейств с причтом. А так как собирают и хлебом и яйцами и бабы, — дьяконица, дьячиха и пр., то и они тащат одну, или две телеги. Таким образом на каждый дом крестьянина делается целое нашествие. В первый ещё дом все явились уже навеселе и чувствовалась только суетня и теснота; но дворов через 15–20, перепились все и далее ходить не было уже никакой возможности. Богоносцы шли впереди меня и, по очереди, успевали выпить до меня; а хвост мой, на просторе, имел возможность пить, сколько угодно, таким образом скоро перепились все до единого, кроме ребятишек и старух. Войдя в дом я начинал петь, за мной вваливала вся толпа, но вваливала не затем, чтобы молиться, а всякий, наперерыв один перед другим, старался поскорее с хозяином и хозяйкой похристосоваться, схватить яйцо, грош и маленький, нарочито для этого случая испечённый, хлебец <…> Беда, если кто схватит что-нибудь не по чину, — пономарица, прежде дьяконицы, просвирня, прежде пономарицы, дьячков мальчишка, прежде дьяконова!»
Иногда с пасхальными славлениями по домам ходили дети, также как зимой с рождественскими колядками. Следующая неделя после Пасхи называлась Светлой. На праздник традиционно дарилось много яиц, часто богато задекорированных. Их красили луковой шелухой, под мрамор, завернув для этого в цветную бумагу, расписывали красками вручную. Дети получали в подарок разные гостинцы, которые укладывались в большие деревянные шкатулки также в форме яиц. В аналогичных упаковках иногда делались презенты для взрослых, например, флакон духов или портсигар. Детской забавой считалось катание яиц (как правило, деревянных), для чего использовалась любая подходящая наклонная плоскость. Как и на Рождество, люди отправлялись с визитами, и для этого часто нанимали на целый день извозчика. На второй или третий день многие посещали могилы родственников и иногда крошили пасхальные яйца на них.
После Пасхи и Светлой недели следовала Фомина неделя, известная также как Красная горка. В это время было много свадеб. В итоге часто выстраивалась цепочка: Во время зимних праздников и масленичных гуляний пары знакомились, проводились смотрины, далее было больше 40 дней на раздумье и подготовку, и, наконец, праздник и появление новой ячейки общества.
Другие весенние праздники
А. Н. Третьяков "В деревне летом"
Первое марта по старому календарю — Авдотья Весновка. Название происходит от имени святой Евдокии Илиопольской. Евдокия жила в финикийском городе Гелиополе, была блудницей, трудами неправедными заработала крупное состояние, но после общения со старцем Германом раскаялась, пожертвовала своё имущество церкви и ушла в монастырь. Другое народное название — Новичок (в память о том, что когда-то в этот день отмечали Новый год), Авдотья Плющиха (так снег начинал плющиться, оседать и таять), Свистунья (так как в это время начинали дуть весенние ветра). На Авдотью Весновку часто навещали могилы родных, устраивались народные гулянья, а работать было не принято. В этот день оканчивались сроки зимних наймов работников и начинались весенние. Некоторые верили, что погода на Авдотью Весновку показывает, какая погода будет дальше. Были поговорки «Какова Евдокия, таково и лето», «на Евдокию погоже, все лето пригоже», «на Евдокию снег — урожай», «тёплый ветер — лето мокрое», «сиверко — холодное лето». Иногда о погоде судили по первым дням весны: 1 марта говорило какова будет весна, 2 марта — лето, 3 марта — осень, 4 марта — зима. Четвёртое марта — день поминовения святого Герасима. В это время начинали возвращаться птицы, одними из первых — грачи. На Герасима иногда пекли грачей из теста. 9 Марта по старому стилю (22 по новому) — день памяти Сорока мучеников Севастийских. В народе его называли сорок сороков, день жаворонка, просто сороки. Традиции были разные, в каждой местности свои, но везде фигурировало число 40. Например, в западных регионах мальчики выбегали босыми во двор и пытались перебросить через кровлю сорок щепок. В Малороссии ученики дарили учителю 40 бубликов, а в некоторых местах считалось хорошей приметой съесть 40 галушек. Также в этот день выпекали из теста жаворонков. По одной из версий они символизируют летящие к Богу души мучеников, поэтому часто жаворонки были летящие с распростёртыми крыльями. Также пекли жаворонков в гнёздах (гнёзда и яйца в них тоже из теста). После этого птичек давали детям, а те насаживали фигурки на палки, взбирались на пригорки и начинали «закликать» жаворонков, а с ними и весну. Призывающие весну песни назывались веснянки. Они были особенно популярны в южных регионах России, на территории современных Украины и Беларуси. При этом даты, когда именно их начинали петь, были в каждой местности свои.
25 марта (7 апреля) — Благовещение. В этот день традиционно выпускали птиц на волю. В 1823 году А. С. Пушкин написал известное стихотворение:
В чужбине свято наблюдаю
Родной обычай старины;
На волю птичку выпускаю
При светлом празднике весны.
Я стал доступен утешенью;
За что на бога мне роптать,
Когда хоть одному творенью
Я мог свободу даровать!.
В то время в этом стихотворении усмотрели и политический подтекст, но это уже другая история. Стихотворения о Благовещении писали Дельвиг, Цветаева и не только.
Знаменитая балерина Т. П. Карсавина вспоминала: «Отец обожал чижей с их весёлым щебетанием, был у него и скворец, которого отец научил насвистывать разные мелодии и говорить “Христос воскресе”. Весной он всегда выпускал своих птиц.
– “…Свято соблюдая обычай русской старины, на волю птичку выпускаю при светлом празднике весны…” — декламировал отец, заворачивая клетки. Мы встали рано и отправились в Екатерингоф.