2 и 1.29. За что-то иркутяне переплачивали в два раза, за что-то в десять. В этих же записках упоминается, что в 1806 году в Москве венгерское вино стоило 3 рубля за бутылку, шампанское 3.50, рейнвейн 2.50, малага 1.25, мадера 1.50.
В разных источниках цены варьируются, но в среднем на конец века они такие: 1 кг соли — 2–3 копейки, сахара — 25, сахара-рафинада — 60, гречки — 12, фасоли — 18, свеклы — 1,5, картошки 3, сливочного масла примерно 1 рубль, тульских пряников — 80 копеек, шоколадных конфет — 3 рубля, говядины 30–70 копеек в зависимости от качества мяса. Одна селедка стоила 3–4 копейки. Пирожок с начинкой подозрительного происхождения стоил пару копеек. В среднем, по воспоминаниям современников, простой работяга, приехавший на заработки в столицы и работавший на производстве, тратил на скромную еду 5–7 рублей в месяц. У гурманов уходило на еду намного больше. Немного об алкоголе. Начнём с водки. Красноголовка (красная крышка), водка, звавшаяся в народе «казёнка» (бутылка 0,61 литра) в начале 20 века стоила 40 копеек. И второй сорт водки — «Белоголовка» (белая крышка), водка двойной очистки — 60 копеек. Разливное пиво недорогих сортов — до 10 копеек за литр, но были и дорогие. Бутылочное пиво продавалось дороже. Обед в дешёвом трактире стоил 30–40 копеек, 1–2 убля в хорошем. Были и другие расходы. 10 кг угля — 15 копеек, 1 л керосина — 25 копеек, 10 восковых свечей — около 2 рублей (поэтому многие предпочитали дешёвые сальные). Кусок самого дешёвого мыла — 1 копейка, получше — 5 копеек, импортное с различными косметическими добавками дороже. Флакон отечественных духов, например, фирмы «Брокар», мог стоить до 2 рублей в зависимости от наименования и объема. Прокатиться по городу на извозчике стоило в среднем 20 копеек, на лихаче с красивой лошадью 50 копеек и выше, у нелегального «бомбилы» на кляче по договоренности. Посещение дешёвой бани от 5 копеек в общем помещении. Сходить в хорошую баню с отдельным номером — около 2 рублей. Пуд сена — 45 копеек, ржаной соломы 20.
Квалифицированный рабочий в Москве в конце века получал в среднем 20–25 рублей, в Петербурге от 30. Женщины получали 2/3 мужского жалования, детям платили треть. Не квалифицированный рабочий, например, приехавший на заработки крестьянин, 14–15 рублей. Подмастерье в мастерской 7–8 рублей +/- в зависимости от жадности мастера, кров и еду, иногда небольшие премии. Свежепоступившие ученики еду, кров и регулярные подзатыльники. Младший дворник получал 18 рублей, старший дворник — 40, и бонусом бесплатное проживание. Прислуга обычно получала маленькие зарплаты, обычно в пределах 10 рублей, но это с учётом того, что ей предоставлялось жилье и иногда еда (в некоторых случаях также выдавался бесплатно чай и кофе, в некоторых слуги покупали их себе сами, и это оговаривалось заранее). Фельдшер получал 40 рублей, земский врач 80. Молодой ординатор в Москве — всего 20 рублей. Но зато врачи часто занимались и частной практикой, и их услуги стоили дорого. Жадность более-менее успешных частных врачей была известна, поэтому хворать и тогда было накладно для кошелька.
Подпоручик получал 70 рублей, поручик 80, капитан 145, полковник 325, генерал 500. Но был нюанс. С одной стороны, офицерам иногда предоставляли служебное жильё или частично компенсировали его съём. Но с другой стороны, и униформу, и многое другое для службы офицеры обычно покупали за свой счёт. В некоторых случаях эти траты перекрывали доходы, и вояки уходили в минус. Особенно это было характерно для гвардии. Служить в ней было престижно, но очень накладно, поэтому состояла она преимущественно из отпрысков богатых аристократических семейств, тех, кто жил не на жалование, а на иные доходы. Кавалерист-девица Надежда Дурова вынуждена была перевестись из элитного Мариупольского гусарского полка в Литовский уланский полк, потому что очередной мундир был ей не по карману. В воспоминаниях генерала А. А. Игнатьева описано, сколько мук и денег стоил поиск подходящей по всем параметрам лошади, а также форма. «Обыкновенной же походной формой были у нас черные однобортные вицмундиры и фуражки, а вооружение — общее для всей кавалерии: шашки и винтовки. Но этим, впрочем, дело не ограничивалось, так как для почётных караулов во дворце кавалергардам и конной гвардии была присвоена так называемая дворцовая парадная форма. Поверх мундира надевалась кираса из красного сукна, а на ноги — белые замшевые лосины, которые можно было натягивать только в мокром виде, и средневековые ботфорты. Наконец, для офицеров этих первых двух кавалерийских полков существовала ещё так называемая бальная форма, надевавшаяся два-три раза в год на дворцовые балы. Если к этому прибавить николаевскую шинель с пелериной и бобровым воротником, то можно понять, как дорог был гардероб гвардейского кавалерийского офицера. Большинство старалось перед выпуском дать заказы разным портным: так называемые первые номера мундиров — дорогим портным, а вторые и третьи — портным подешевле. Непосильные для офицеров затраты на обмундирование вызвали создание кооперативного гвардейского экономического общества с собственными мастерскими. Подобные же экономические общества появились впоследствии при всех крупных гарнизонах. К расходам по обмундированию присоединялись затраты на приобретение верховых лошадей. В гвардейской кавалерии каждый офицер, выходя в полк, должен был представить двух собственных коней, соответствующих требованиям строевой службы: в армейской кавалерии офицер имел одну собственную лошадь, а другую казённую». Кавалерийская лошадь могла стоить несколько сотен и даже тысяч рублей.
В книге «Москва Торговая» купец И. И. Слонов вспоминает свой путь к успеху, начавшийся в 1870-х. «Через четыре года, на целый год ранее обусловленного срока, хозяин произвёл меня в приказчики и назначил мне жалование в месяц в месяц 12 р. 50 к. Этим неожиданным производством я был очень обрадован. Мне казалось, я вырос на целую голову и стал солидным человеком. Из своего маленького жалования я ухитрялся посылать моей бедной матери ежемесячно по 75 копеек. При этом я удивлялся на своих старших коллег, которые, получая в месяц по 25, 40 и 50 рублей и быстро их прокучивая, говорили, что они получают настолько маленькое жалование, что его не хватает им на самые необходимые предметы. <…> Через год мне прибавили жалованье. Я стал получать в месяц по 20 руб. Но они у меня расходились незаметно, как и 12 руб. 50 коп. Затем я получал 30, 40 и 50 рублей: тогда я посылал своей матери 5, 10 и 15 рублей ежемесячно. Остальные деньги незаметно тратил на себя». В этой же книге автор приводит такие цены: 1 фунт чёрного хлеба — 1 коп., фунт лучшего мяса — 5, десяток яиц — 8, фунт паюсной икры — 1 рубль 20 копеек, фунт — осетрины 15 копеек, сажень крупных берёзовых дров 2,5 рубля. Аренда хорошей квартиры в 4–5 комнат — 25–30 рублей в месяц. Однако во многих других источников цены не столь приятные, особенно на жильё. О них подробно рассказано в главе «Квартирный вопрос».
Долг платежом красен
П. А. Федотов "Вдовушка" (1852)
Дыру в бюджете можно было получить разными способами. Потерять работу, лишиться кормильца, неудачно вложить накопления, проиграть в карты или промотать, живя не по средствам. И так, что делали россияне, если в кармане пусто?
Долги большие и малые имели практически все, в том числе потому, что многие товары постоянно забирались в одних и тех же лавочках и магазинчиках и оплачивались в конце месяца. Для этого были так называемые «заборные книжки», в которые записывали весь взятый товар. Примерно как тетрадки со списком должников в сельских магазинах, только книжки выписывались на каждого конкретного покупателя. Иногда небольшие суммы, суммируясь, превращались в весьма неприятный долг. В то время как брат Анны Карениной легкомысленный Стива спускал приличную зарплату на дорогие рестораны и любовниц, его жена Долли вынуждена была разбираться с унизительными долгами перед булочниками и зеленщиками.
Если сумма относительно небольшая, вопрос обычно решался продажей вещей. Серебряные часы и портсигары могли отправляться к процентщикам. Оценку давали на глаз, фиксированной цены за 1 грамм золота или серебра часто не было, поэтому процентщики обычно давали не больше четверти реальной цены. Вещи теоретически можно было продать на рынке, но и там тоже давали минимальную цену без возможности выкупа назад. За более крупными ссудами обращались к серьёзным ростовщикам. Ссудные кассы могли быть при дворянских, офицерских собраниях. Были банки, кредитовавшие аристократов и купечество под залог имущества. Довольно часто ссуды под имения давали опекунские советы. Изначально этот орган занимался заботой о сиротах, воспитательных домах и иных богоугодных заведениях и деньги на все это зарабатывал сам, в том числе с помощью коммерческих операций. Упоминание о подобных кредитах есть, например, в «Барышне-крестьянке» А. С. Пушкина. «Не смотря на значительное уменьшение расходов, доходы Григория Ивановича не прибавлялись; он и в деревне находил способ входить в новые долги; со всем тем почитался человеком не глупым, ибо первый из помещиков своей губернии догадался заложить имение в Опекунской совет: оборот, казавшийся в то время чрезвычайно сложным и смелым». Но всё же большинство долгов было не перед банками, а перед частными лицами, поставщиками услуг. Фиксировались долги обычно в виде расписок и векселей.
И так, что делали, если платить нужно, а денег нет? Если отбросить такие радикальные варианты как застрелиться, скрыться в неизвестном направлении или срочно найти богатую невесту (все три варианта не были такой уж редкостью), то способы были разные. Кто-то взывал к состраданию и просил отложить платёж, кто-то пытался перезанять деньги, по возможности провести «реструктуризацию» долга, сосредоточить мелкие долги в виде одного большого в руках единственного кредитора. Могли по договоренности с кредитором устроить аукцион и за счёт продажи личных вещей погасить хотя бы часть долга. На картине П. А. Федотова «Вдовушка» можно увидеть почти на всех вещах бирки, то есть всё имущество бедной вдовы описано и будет продано. Можно было заложить имение, которое в случае неуплаты продавалось с молотка, как «вишнёвый сад». Некоторые могли прямо заявить, что платить не желают, или в худших барских традициях выставить кредитора за дверь. Иногда и это могло сработать. Некоторые должники старались задним числом оформить имущество на жену или иных родственников. В России, в отличие от многих Европейских стран, муж и жена могли иметь личную собственность, быть «самостоятельными хозяйствующими субъектами», а имущество жены нельзя было отобрать для погашения долгов мужа. В той же Викторианской Англии собственность жены автоматически уходила под контроль мужа, и тот мог растратить и её. Да и во Франции финансовые операции жены были ограничены.