Канализации тоже долгое время не было, а в некоторых городах она не появилась даже к началу 20 века. Публицист В. Я. Светлов в 1902 году писал: «С внешней стороны Таганрог довольно красив, главным образом, своей правильной планировкой, тенистыми бульварами, обсаженными белыми акациями, каштанами и платанами, опрятными каменными домиками в один редко в два этажа и кажущейся чистой, но именно только кажущейся. Не имея канализации, водопровода и стоков, город не может быть действительно чистым; в особенности отвратительно в нем содержание ассенизационного обоза, распространяющего по вечерам невероятное зловоние на улицах. Несчастные обыватели только что открыли ставни и окна, желая воспользоваться наступившей хотя бы относительной прохладой, как уже приходится закрывать окна, чтобы спастись от мчащегося с грохотом обоза».
Кто-то использовал ночную вазу, кто-то присаживался на так называемое «ретирадное» кресло. Дизайн кресел был разный, но суть одна. Крышка откидывалась, под ней отверстие и ёмкость, по сути такая же ваза. Ёмкость потом выносили слуги и сливали в выгребную яму. В частных особняках и усадьбах выгребная яма была скрыта где-то неподалеку, например, в районе хозяйственных построек. В многоквартирных домах во дворе рядом с чёрной лестницей. Свои горшки слуги выносили туда же, либо для этого в доме был предусмотрен так называемый ретирадник. По факту это был маленький домик с туалетом, часто просто с дыркой в полу. Отходы тоже в итоге попадали в выгребную яму. Ретирадники были и во дворах жилых домов, и различных учреждений. Я. П. Полонский в своих воспоминаниях так описал туалет в Рязанской гимназии в 1820-х: «Во время класса тот, кому нужно было выйти, поднимал руку и, получивши дозволение, бежал на задний двор. Иногда в трескучий двадцатипятиградусный мороз бегали мы туда без шинелей и возвращались как ни в чём не бывало. Ретирадные места не отличались своею опрятностью, и все дощатые стены их были покрыты разными надписями — мелом, углём и чем попало — самого скабрезного свойства. Никто никогда туда не заходил; только раз гимназическое начальство пришло в великий конфуз, когда кто-то из прибывших ревизоров пожелал освидетельствовать и это, всеми заброшенное, из барочных досок сколоченное помещение. Нечего и говорить о том, что о теперешних ватерклозетах во всей не только Рязани, но и в Москве никто не имел ни малейшего понятия».
Принцип первых ватерклозетов был схож с туалетами в старых поездах. Были и просто клозеты, отличавшиеся отсутствием бака с водой. Внедрение водопровода шло быстрее, чем канализации, поэтому вода из ванн и содержимое клозетов всё равно оказывалось в выгребных ямах. Слово «унитаз» вошло в обиход позже, благодаря названию фирмы «Unitas», которая выпускала популярную сантехнику. Но это было новшествами «барских квартир», а хозяева обычно не имели таких прогрессивных взглядов, как профессор Преображенский, и не разрешали прислуге пользоваться своими туалетами. Слуги ходили вниз по старинке, но часто не доходили дальше чёрной лестницы. Аналогично вели себя и обитатели дешёвых доходных домов, поэтому гадить в подъезде для некоторых людей, вероятно, давняя семейная традиция. Бороться с этим было сложно, поэтому собственники зданий пошли на компромисс. Стали делать «удобства» на этаже, на всё той же на чёрной лестнице. Но удобства сначала были не удобными. Сам «трон» не был скрыт от посторонних, никакой приватности. Руки мыли потом в своей комнате в тазике с кувшинчиком. Затем для прислуги стали, наконец, делать нужники на черной лестнице, предусмотрев в проекте небольшие помещения.
В дорогих доходных домах ямы регулярно чистили, в дешёвых часто не спешили с этим. Услуга была платной, а домовладельцы жадными. Рассчитывали, что со временем содержимое само в землю впитается. Летом могло и впитаться, а зимой нет, происходило примерно тоже, что и с «минами», оставленными собаками на газонах. Ливень или наводнение (а в столичном Петербурге это было обычным явлением) тоже приводили к конфузам. И в прежние времена находились несознательные жильцы, которые бросали в туалет мусор и засоряли трубы. Чем дешевле дом, тем обычно хуже за ним следили. Утилизация отходов жизнедеятельности была заботой домовладельцев. Для этого они периодически вызывали золотарей, а те специальными черпаками извлекали содержимое и везли в бочках обычно за город. Работали ночью или ранним утром. В окрестностях городов были целые зловонные поля, например, печально известное Горячее поле под Петербургом, по распространённой версии получившее название из-за испарений от разлагающихся отходов. На этом полигоне любили в тёплое время года прятаться преступники, которым в дневное время не хотелось появляться в городе, да и просто лица без определенного места жительства. Ночью они выходили на промысел, и это уже совсем другая история. В Петербурге был еще один вариант — баржи, которые вывозили содержимое бочек подальше в Финский залив и выгружали там. Некоторые жадные домовладельцы в домах вдоль рек и каналов тайно сливали отходы в водоёмы. Другие, несмотря на запреты, сливали всё в ливневую канализацию, и отходы в итоге тоже оказывалось в водоёмах, из которых потом сами же местные жители брали воду. Случалось, что выгребная яма была не так уж далеко от колодца. Как не трудно догадаться, такое соседство приводило к антисанитарии и эпидемиям, губившим людей не меньше, чем войны. Холера была настоящим бичом того времени, приводившим даже к бунтам. О причине эпидемий люди имели смутное представление, и многие были уверены, холера — результат умышленного отравления.
В частном секторе обычно были туалеты с будками, напоминавшими то, что у многих стоит на даче, а иногда не было даже их. Существовал даже бородатый анекдот. Пришел аристократ к крестьянам, а у них обед. Съели на первое щи, на второе кашу. Аристократ спрашивает: «А десерт?» А в ответ: «Где прихватило, там и серт». Некоторые ходили по нужде в хлев. Современного читателя может шокировать описание деревенского быта в книге «Русская народно-бытовая медицина» доктора Г. И. Попова: «Дурно обстоит дело с деревенским водоснабжением. В лучшем случае деревня пользуется водой из ключей, ручьев и речек, но эта вода часто портится притоком дождевых вод, несущих сюда всякие нечистоты, загрязняется мытьем белья, водопоями для скота, соседством и нередко поразительной близостью кладбищ и проч. По условиям водоснабжения и содержанию источников питьевой воды не многим отличаются от деревни большинство и наших городов, даже крупных. Большая часть селений снабжается к водой из прудов и колодцев. Последние, ради удобства пользования, устраиваются в большинстве случаев возле скотных дворов, бань и весьма нередко вблизи тех мест, которые носят название “отхожих”. Случается, что в деревне, на пространстве 2-х квадратных саженей, можно встретить в трогательном симбиозе выгребную яму, отхожее место и колодец. Простой часто полусгнившей деревянный сруб, части которого кое-как прилажены друг к другу, с отверстием ниже уровня земли — вот обычный тип деревенского колодца. Грязь и фекальные массы получают лёгкий и свободный сюда доступ, особенно весною во время таяния снегов. Но едва ли не хуже вода из прудов. Часто деревенский пруд — это яма, иногда в 1/4—1/3 версты длины и ширины и арш. 2–2 1/2 глубины, в самом глубоком месте. Яма эта, расположенная нередко посредине деревни и вблизи дороги, принимает в себя все деревенские нечистоты. Летом в таких прудах вода гниёт и кишит мириадами инфузорий и насекомых. В одном и том же пруду берется вода для питья, моется грязное бельё, кадки и прочая домашняя утварь, поится скот и, наконец, купаются лошади, и взрослые; словом, пруд в деревне — это, нередко, и выгребная яма вместе».
Общественных туалетов было очень мало, чистили их редко. Выглядели они обычно как кабинки с дырками в полу. Разделений на М и Ж не было, но из-за длинных юбок женщинам было неудобно. Позже стали строить ретирадникидля «чистой» публики. Те, кого внезапно настигла нужда, чаще всего просто искали укромный уголок, поэтому вокруг крупных рынков, ярмарок и других скоплений людей всё было часто загажено во всех смыслах. Стыдливый человек мог зайти, например, во двор многоквартирного жилого дома и попросить дворника пустить в придомовой ретирадник. Иногда с аналогичными просьбами можно было обратиться в трактир или гостиницу.
Уборка мусора
Помимо выгребных ям были ещё и мусорные. Самого мусора было по современным меркам не так много. Остатки пищи часто пускали на корм скоту. Многие вещи стоили дороже, чем сейчас, и их по возможности старались продать, а не выкидывать. Безнадёжно испорченную мебель могли пустить на дрова, на растопку шла и ненужная бумага. Содержимое мусорных ям в городах вычищалось также как и выгребных. Более того, иногда была одна яма для всех видов отходов. В некоторых случаях домовладельцы просто их засыпали (некоторые засыпанные ямы спустя много лет при ремонтных работах были случайно найдены, а их содержимое могло оказаться примечательным).
Описаний дореволюционных помоек практически не встречается. В «Лете Господнем», говоря о приготовлениях к Пасхе и работах во дворе дома,И. С. Шмелев вскользь упоминает: «нет и грязного сруба помойной ямы: одели её шатерчиком, — и блестит она новыми досками, и пахнет ёлкой. Прибраны ящики и бочки в углах двора. Откатили задки и передки, на которых отвозят доски, отгребли мусорные кучи и посыпали красным песком — под елочку. Принакрыли рогожами навозню, перетаскали высокие штабеля досок, заслонявшие зазеленевший садик, и на месте их, под развесистыми березами, сколотили высокий помост с порогом». В своих «Воспоминаниях» Е. А. Андреева-Бальмонт рассказывает, как после смерти отца мать решила снести часть хозяйственных построек и на их месте сделать небольшие доходные дома. Квартиры считались элитными, и даже мусорная яма была самой современной, с герметичной крышкой, но больше никаких подробностей автор не приводит. Наиболее подробное описание утилизации мусора можно встретить в книге А. Я. Гуревича «Москва в начале XX века. Записки современника»: «Несмотря на наличие большого количества дворников (2–3 человека в доме с 10–20 квартирами), улицы Москвы не отличались чистотой. Урн для мусора на тротуарах не было — они появились только в 20-х годах. Огромное количество лошадей покрывало мостовые навозом, его мгновенно расклевывали стаи воробьёв. Дворники неоднократно в течение дня сметали навоз в большие железные совки и ссыпали его во дворах, откуда он вывозился ранним утром вместе с мусором на возах-колымажках, но отнюдь не каждый день. Мусор сваливался жильцами в определённом месте двора, часто открыто