офессиональное пособие по пошивы женской и мужской одежды. Дореволюционных модников часто называли «тонягами» (примерно в том же контексте, что и «стиляги» в советское время).
Надо отметить, что иногда даже самые титулованные заказчики грешили тем, что «забывали» оплачивать счета на сотни и даже тысячи рублей. Многие ателье предоставляли постоянным клиентам «кредит», то есть позволяли оплачивать покупки позже, например, в конце месяца или даже полугодия. Иногда на таких «забывчивых» подавали в суд, однако само наличие именитого заказчика служило дополнительной рекламой, и подобный скандальный процесс был ни к чему обоим сторонам. Богатый купец, собирая приданое дочери, мог потратить больше, чем задолжавший ателье аристократ. Например, сохранилась такая нотариально заверенная роспись приданого дочери купца первой гильдии Афанасия Трапезникова (1846): «1 салоп холодный матерьевой — 150р. 1 солоп сантандублевый — 100р. 1 пальто марселиновое — 50р. 1 мантилия — 65р. 1 пальто канчевое — 50р. 1 платье венчальное белого атласа, сверху чехол белого тюлю, обшито блондами и со всеми приборами — 350р. 1 платье шёлковое розовое матерчатое — 150р. 1 платье из материи море — 175р. 1 платье розовое — 150р. 1 блуза голубая канчевая — 100р. 1 платье полосатое шёлковое — 175р. 1 платье гарусное теневое — 60р. 1 платье гарусное полосатое — 40р. 1…тоже… — 60р. 1 платье кисейное вышитое в танбур с наподольником — 70р. 1 платье кисейное белое с наподольником — 50р. 1 платье кисейное белое полосатое — 40р. 3 платья ситцевые — 75р. 1 капот тюлевой на атласе — 150р». При этом несколько золотых серег, фигурировавших в этой же описи, стоили от 30 до 50 рублей.
Магазинов готовой одежды долгое время не существовало (если говорить именно о новых товарах, а не нарядах с чужого плеча). Были лишь отдельные лавки или продавцы, которые предлагали готовые аксессуары, например, шляпки, зонтики, перчатки. Гостиный двор в столице существовал с 1730-х. Апраксин двор, рассчитанный на публику с более скромными запросами, примерно с тех же времен. Как пишет в книге «Старый Петербург» публицист М. И. Пыляев, в столице было всего три магазина, предлагавшие заграничные товары. «Убранство магазинов отличалось полной простотой, богатые товары лежали на полках из простого выкрашенного дерева. Но годовые заборы товаров из этих магазинов некоторыми барскими домами выходили на несколько десятков тысяч. Так, известный богач, граф Б-ский, чтобы рассчитаться с английским магазином, должен был отдать свой дом в уплату долга. Самыми модными магазинами также были “Нюрнбергские лавки”, слава которых гремела по всей России. Здесь было всё, от булавки до дорогой ткани; помещались они на невском, в доме католической церкви».
Универмаги и торгово-развлекательные комплексы, напоминающие современные, в России появились в конце 19 века. В 1848 году напротив Гостиного двора открылся «Пассаж», но вид, близкий к современному, он получил только в начале 20 века. До этого модные магазины располагались на первом этаже, на втором была площадка для театральных представлений, на третьем — жилые помещения. В 1908 году построили универмаг, позже ставший известным как ДЛТ. Самым известным московским универмагом стал «Мюр и Мерелиз», открытый в 1885 году. ГУМ открылся раньше, но долгое время представлял собой набор разрозненных лавочек. Считается, что владельцы «Мюр и Мерелиз» одними из первых начали использовать многие ставшие привычными нам приёмы: продажа через каталоги, ценники на товарах без возможности торговаться, отправка товаров почтой, примерочные и многое другое. Примечательно, что долгое время и в старорежимных лавках, и магазинах все продавцы были мужчинами. Женщины работали только кондитерских, иногда в отделах с товарами для женщин. «Мюр и Мерелиз» стала также одной из первых торговых точек, где кроме продавцов было немало продавщиц. Процесс покупок в подобном магазине описал в своих воспоминаниях А. Я. Гуревич: «Подавляющее число продавцов было одето “чисто”: в пиджачные костюмы тёмных цветов, с крахмальными белыми воротничками, волосы на пробор, прилизанные, за ухом карандаш для выписки чека в кассу. В магазинах попроще — в косоворотке, иногда без пиджаков, в одних жилетах. Некоторые продавцы работали с “шиком”, особенно в мануфактурных магазинах (текстильных): лихо подбрасывали кусок материи так, что он разматывался на лету и материал ложился волнами на прилавок. О пререканиях с покупателями не могло быть и речи. Сколько бы ни требовала привередливая покупательница показать кусков, не собираясь ничего купить, все показывалось беспрекословно со словами “чего прикажете-с”, “извольте-с”, и т. п. Покупки завёртывались в бумагу и обвязывались шпагатом, иногда узкой цветной ленточкой, к которым присоединялась ручка из проволоки с надетой на неё бумажной трубкой, склеенной фирменной этикеткой, либо круглая деревянная палочка с проточкой по середине, вокруг которой завязывался шпагат. Постоянным или приглянувшимся покупателям в кассе иногда вручался “презент” в виде коробочки леденцов, маленькой шоколадки, карандашика и т. п., стоимостью несколько копеек, часто с наименованием фирмы или магазина. Если покупка оказывалась большого размера или веса, один из приказчиков, чаще мальчик-ученик, а в большом магазине швейцар, бегал за извозчиком для покупателя, получая, конечно, за это на “чай”. Нужно сказать, что никаких “авосек”, чемоданчиков, больших сумок, толстых портфелей никто не носил. Простой народ носил покупки в заплечном мешке. Кто побогаче — нанимал извозчика и укладывал покупки за спинку сиденья вверху пролётки. Богатые поручали магазину доставить покупки на дом».
Были и сезонные распродажи. Как и сейчас, иногда они оказывались не способом сэкономить для покупателей, а сбыть залежавшиеся товары для продавцов. Такие псевдораспродажи описывает И. А. Слонов в книге воспоминаний «Москва торговая». «На Фоминой неделе в Гостином дворе устраивалась дешёвка, для которой специально заготовлялся разный брак и никуда не годные вещи. Для этого с наружной стороны, около лавок, становились временные прилавки, на них лежали большими кучами разные товары и в них покупательницы копались, как куры. Продажа на дешёвке обставлялась особыми правилами, так, например: купленный на дешёвке товар не меняли, за его качество не отвечали и ни под каким предлогом денег обратно не выдавали. В башмачных лавках было ещё добавочное правило: на дешёвке обувь примерять не позволялось. Ботинки, крепко связанные парами, большею частью были разные, то есть один больше, другой меньше, или очень одинаковые — два башмака и оба на одну ногу. Такие башмаки покупательницы приносили обратно и просили переменить, но им категорически отказывали, мотивируя тем, что на дешёвке ни за что не отвечают». Крупные магазины на столь очевидный обман обычно не шли.
Всё же посещение универмагов было в прямом смысле дорогим удовольствием, и большинство россиян ещё долго продолжило отовариваться по старинке на рынках и толкучках.
Стирка и уход за одеждой
Харитон Платонов "Прачка"
К сожалению, многие вещи было невозможно постирать. Ткани портились, из-за натуральных нестойких красителей линяли, кружева могли расползтись. Поэтому многие виды одежды вместо стирки чистили щётками, и арсенал их был очень велик. Более того, набор серебряных щёток с личными инициалами — отличный и даже роскошный подарок моднице того времени, да и моднику тоже. Иногда щётка могла быть влажной, или манипуляции проводились над тазиком с кипятком, нечто вроде примитивного отпаривателя. Чтобы одежда не пачкалась, использовали разные съёмные манжеты, воротнички, на подол платьев могли пришивать кайму, которую в случае необходимости можно было отпороть. Носили специальные вкладыши для подмышек, внешне напоминавшие подплечники. Как рассказывают В. И. Пынзин и Д. А. Засосов в книге «Из жизни Петербурга 1890-1910-х годов», «Юбки были настолько длинны, что касались пола или панели, и для того, чтобы не обнашивался подол, подшивалась тесьма — бобрик. В сырую погоду, чтобы не запачкать и не замочить подол, женщины подбирали юбку одной рукой. Для этой же цели употреблялся “паж” — резиновый жгут, который застегивался на бёдрах, а юбка немного выдергивалась выше жгута». Да и вообще быть аккуратным человеком, кушать красиво и не обляпываться — важнейший навык любого «благородия», которому учили с детства.
Если всё же случилась неприятность, в арсенале хозяек было много чудо-рецептов по выведению пятен разными народными средствами. В ход шёл спирт, уксус, лимонный сок и многое другое. Если не помогло и пятно оставалось, его пытались скрыть новыми декоративными элементами, перешить или перекрасить. Не получилось — печаль для взрослых, карательные меры для детей. Но бельё под такой одеждой меняли, и достаточно регулярно. В литературе часто в качестве ещё одного штриха к малоприятному портрету антигероя упоминалось, что бельё на нем было несвежее или сюртук засаленный.
По воспоминанию И. И. Пущина, лицейского друга Пушкина, в Царскосельском лицее постельное бельё меняли раз в неделю, а свежие рубашки выдавались два раза в неделю. Это как раз укладывалось в санитарные нормы аристократов того времени. Частота «больших стирок» зависела от того, какое количество сменного белья приходилось на каждого члена семьи. Обычно старались накопить как можно больше, потому что сам процесс был сложным и мог растягиваться на 2–3 дня. Обычно данное малоприятное мероприятие совершалось раз в месяц, у людей менее обеспеченных (а значит, имеющих меньше одежды) чаще. В усадьбах и дворцах под стирку были отведены технические помещения, обеспеченные горожане сдавали бельё в прачечную, ну а остальные мучились с ним сами.
Архип Абрамов "Прачки" (1900)
С учётом того, что даже к концу 19 века в Петербурге и Москве водопровод был не везде, а в некоторых местах о нём даже не слышали, мучения начинались уже на этапе подготовки. Сначала эпопея с доставкой воды. Хорошо, если хозяюшка жила рядом с колодцем или ей водовоз привёз, а не пришлось, как многим бедным горожанам, таскать на себе вёдра на верхний этаж дешёвого доходного дома. Затем бельё замачивали в чане, обычно на сутки. Если была возможность купить мыло, строгали в чан его. Но довольно часто использовали древесную золу, особенно ценилась дубовая. Из неё получали щёлочь. Способы внесения были разные. Кто-то заранее её замачивал и потом добавлял в воду, кто-то клал золу в мешочек и кидал его в бельё. На следующий день бельё стирали вручную, а затем ещё и кипятили по несколько часов. Потом одежду доставали из этого «супа» и несли полоскать, в идеале в проточной воде. Был и ещё один щекотливый момент. Если белое бельё серело, его отбеливали в аммиаке. На практике его получали из мочи. То есть собирали её в лохань, потом в результате жизнедеятельности замачивали отбеливаемую вещь, а потом, как и всё остальное, несли полоскать.