<…> Прежде всего я поспешил извиниться перед ним, а затем спросил, где он учился говорить так хорошо по-русски? Офицер ответил, что русский им преподают в кадетских корпусах. Затем он очень любезно дал мне указания, в каком отеле остановиться и что стоит посмотреть в Вене; при выходе из вагона мы пожали друг другу руки. Случись со мной такая история в Германии, и в особенности в Пруссии, меня бы обязательно привлекли к судебной ответственности за оскорбление офицера». Рассказывали о курьёзе, который случился с Н. И. Пастуховым, владельцем и редактором популярного жлтого издания «Московский листок». Однажды во Франции он сидел в ресторане и во время ужина регулярно сплевывал на пол. Позже ему в счёт включили и цену оплеванного ковра. Он долго пререкался, но все же заплатил. Позже во всех иностранных заведениях он заранее спрашивал, можно ли там плеваться. Может, и выдумка, но вполне в духе времени.
С развитием железнодорожного сообщения некоторые европейские курорты оказались доступнее российских. В 1897 году А. П. Чехов писал, что в Ницце отдыхать дешевле, чем в Ялте. Через 20 лет многим Россиянам пришлось отправиться за рубеж, увы, совсем не в туристические поездки, но это уже совсем другая история.
К нам приехал, к нам приехал… Об иностранцах в Российской империи
В Россию приезжали с разными целями. Путешественники, коммерсанты, колонисты, приглашённые специалисты, просто ищущие лучшей доли на новом месте.
Для начала немного о законодательстве. В допетровские времена иностранцев в России было не много, потому что и сами они ехали неохотно, а если и возникало такое желание, были строгие ограничения на въезд. Пётр I, прорубая «окно в Европу», в 1702 году подписал манифест «О вызове иностранцев в Россию, с обещанием им свободы вероисповедания», гласивший: «Небезызвестно каким образом Мы давно уже в Царствование Наше отменили и уничтожили древний обычай, посредством коего совершенно воспрещался иноземцам свободный въезд в Россию; почему Мы сие не токмо что подтверждаем, но и распространяем так, чтобы всяк и каждый, имеющий намерение сюда ехать для поступления на службу в Наше войско и запасшийся наперед новыми свидетельствами от Нашего Генерал Комиссара в Германии, которого мы вследствие сего там содержать намерены, если он объявит о себе, первому пограничному Губернатору или Наместнику, с имеющеюся при нём свитою и багажом, оттуда, до Нашей столицы безденежно подводами снабден был, и вместе всякую безопасность на пути своём имел. Чего ради Мы от сего числа всем Нашим Наместникам, Губернаторам и Командующим, как на границах, так и по дорогам от Киева, Смоленска и Пскова сюда ведущим, сообщим о том Наши подтвердительные указы и инструкции, так чтобы впредь приезжающим офицерам, никаким образом препятствия или беспокойства причинено не было, но чтобы напротив того им оказана была всякая добровольная готовность к услугам, равным образом купцы и художники намеревающиеся въехать в Россию, имеют быть приняты со всякою милостию». Иностранцам гарантировалось право на свободный въезд и выезд, сохранение иностранного подданства, но касался манифест по сути только купцов, военных, художников и мастеровых. Вопросами миграции занималась Петербургская полицейская канцелярия.
Иностранцев в России стало больше, но селились они в основном в столице. В 1762 Екатерина II подписала манифест «О позволении иностранцам, кроме жидов, выходить и селиться в России и о свободном возвращении в свое отечество Русских людей, бежавших за границу», а в 1763 новый манифестом уточнила их права. «Не должны таковые прибывшие из иностранных на поселение в Россию никаких в казну Нашу податей платить, никаких обыкновенных ниже чрезвычайных служеб не служить, равно постоев содержать, и словом заключить, от всяких налогов и тягостей свободны следующим образом, а именно: поселившиеся многими фамилиями и целыми колониями на праздных местах — 30 лет, а желающие жительствовать в городах, в цехи и купечество записываться в Резиденции Нашей в Санкт-Петербурге или близ оной в лежащих местах Лифляндских и Эстляндских, Ингерманландских, Корельских и Финляндских городах, также в столичном городе Москве — пять лет; в прочих губернских, провинциальных и других городах — десять лет, но сверх того ещё каждому прибывшему на поселение в Россию — свободную квартиру на полгода». Были гарантированы свобода вероисповедания и дополнительные льготы и пособия. Эти манифесты, в отличие от петровских, были направлены на гражданское население и особенно колонистов, которые могли бы заселить пустующие земли. Охотнее всего ехали в Россию выходцы из Пруссии. Из-за того, что среди первых колонистов оказалось довольно много сомнительных личностей и любителей дармовщины, с 1804 года для переселения обязательным условием стало наличие собственного капитала минимум в 300 гульденов. Для колонистов действовали особые правила, которые периодически менялись, поэтому для управления поселениями создавались различные комиссии или комитеты на местах. Фактически там образовывались почти автономные анклавы, которые жили своей жизнью.
При Павле I и Александре I правила вновь ужесточили из-за революции во Франции и Наполеоновских войн, а льгот стало меньше. Тем не менее, после революции в Россию приехало немало французов, да и после 1812 года были те, кто по разным причинам не захотел возвращаться на историческую родину. До конца 19 века основной поток мигрантов шёл из Европы. Гостей с Ближнего или Дальнего востока приезжало немного, в основном это были жители Персии и Османской империи, оседавшие в южных регионах. Во время Первой мировой войны были приняты законы о принудительном отчуждении земель у выходцев из Германии и Австро-Венгрии в западных губерниях, подписан указ об обязательном увольнении всех немцев с московских предприятий и прекращении деятельности в городе немецких фирм, закрывались немецкие школы, начались немецкие погромы. После революции многие иностранцы предпочли покинуть страну.
Правила въезда год от года менялись, но в целом общий принцип сохранялся. При пересечении границы на национальном паспорте приехавшего делалась отметка о прохождении границы, далее человек до полугода мог находиться в стране, а затем либо покинуть её, либо запросить вид на жительство. Через 5 лет иностранец мог подать прошение для получения российского подданства. В прошении требовалось помимо прочего указать свой источник дохода, а также сословие. Во всех выдаваемых документах имена иностранцев менялись на русский манер. Например, уроженец Эдинбурга фотограф William Carrick, подаривший нам известную серию фотографий «Русские типы», в России именовался Вильямом Андреевичем Карриком.
Далее прибывший должен был уведомить полицию о месте своего проживания (но это касалось не только приехавших из других стран, но и других городов). Если человек через какое-то время решил уехать, следовало опять же уведомить компетентные органы, прежде всего, чтобы подтвердить отсутствие долгов. Персонажей, действующие по принципу «всем, кому я должен, всем прощаю», хватало во все времена. Если иностранец успел «отличиться», он мог получить предписание покинуть страну досрочно, что и следовало сделать в оговорённый срок. Нахождение в России с просроченными документами было серьёзным правонарушением, а без документов вообще могло привести в места лишения свободы. ПокидаяРоссию, иностранец платил ещё и пошлину за вывозимые вещи.
Маркиз де Кюстин в своих крайне критичных и даже русофобских воспоминаниях описывает пересечение русской границы так: «Мы бросили якорь перед безмолвной крепостью; прошло немало времени, прежде чем пробудилась и явилась на борт целая армия чиновников: полицмейстеры, таможенные смотрители со своими помощниками и, наконец, сам начальник таможни; этот важный барин счел себя обязанным посетить нас, дабы оказать честь прибывшим на борту “Николая I” славным русским путешественникам <…> Разговор велся по-русски, возможно, оттого, что касался западноевропейской политики, когда же дело дошло до сложностей с высадкой на берег, до необходимости расстаться с каретами и пересесть на другое судно, собеседники пустили в ход французский <…> Нам позволено взять с собой на борт этого нового судна самый лёгкий багаж, но лишь после досмотра, который произведут кронштадтские чиновники. Покончив с этой формальностью, мы отправимся в путь с надеждой послезавтра обрести свои экипажи, если это будет угодно Господу <…> и таможенникам, под чьей командой грузчики переправляют их с одного корабля на другой… Русские князья проходили таможенный досмотр наравне со мной, простым чужестранцем; поначалу подобное равенство пришлось мне по душе, однако в Петербурге чиновники разобрались с ними в три минуты, меня же не отпускали в течение трёх часов <…> Мне предложили спуститься в кают-компанию, где заседал ареопаг чиновников, в чьи обязанности входит допрос пассажиров. Все члены этого трибунала, внушающего скорее ужас, нежели уважение, сидели за большим столом; некоторые с мрачным вниманием листали судовой журнал и были так поглощены этим занятием, что не оставалось сомнений: на них возложена некая секретная миссия; ведь официально объявленный род их занятий никак не располагал к подобной серьёзности. Одни с пером в руке выслушивали ответы путешественников, или, точнее сказать, обвиняемых, ибо на русской границе со всяким чужестранцем обходятся как с обвиняемым; другие громко повторяли наши слова, которым мы придавали очень мало значения, писцам; переводимые с языка на язык, ответы наши звучали сначала по-французски, затем по-немецки и, наконец, по-русски, после чего последний и самый ничтожный из писцов заносил в книгу свой приговор — окончательный и, быть может, совсем незаконный. Чиновники переписывали наши имена из паспортов; они самым дотошным образом исследовали каждую дату и каждую визу, сохраняя при этом неизменную вежливость, призванную, как мне показалось, утешить подсудимых, с трудом сносящих эту нравственную пытку <…> В результате долгого допроса, которому меня подвергли вместе с другими пассажирами, у меня отобрали паспорт, а взамен выдали карточку, предъявив кото